Иисус, которого я не знал - Филипп Янси Страница 5

ученые философы с северо–запада, так и бродяги, которые пользовались возможностью поспать часок–другой в теплом помещении. Во многом благодаря этим занятиям, мое видение Иисуса претерпело значительные изменения. Уолтер Каспер сказал: «С крайних точек зрения… — Бог или видится разодетым как Санта–Клаус, или примеряет на себя человеческую сущность, словно надевая рабочую одежду, чтобы отремонтировать мир после крушения. Библейская и церковная доктрины, утверждающие, что Иисус был цельным человеком, наделенным человеческим интеллектом и человеческой свободой, кажется, не укладываются в голове рядового христианина». Я согласен с тем, что это не укладывалось и в моей голове, пока я не начал вести занятия в церкви на улице Л а Салле и не столкнулся с Иисусом как с исторической личностью.

В сущности, эти фильмы способствовали восстановлению в моем сознании человеческой сущности Иисуса. Молитвы, повторяемые в церквях, говорят о вечном предсуществовании Христа и его торжестве после смерти, но, в большинстве своем, игнорируют его земную жизнь. Сами Евангелия были написаны много лет спустя после смерти Иисуса. Из перспективы, далекой от праздника Пасхи, они сообщали о событиях, столь же отдаленных от автора, как война в Корее от нас сегодня. Фильмы помогли мне глубже заглянуть в прошлое, лучше постичь смысл жизни Иисуса такой, как ее видели его современники. Каково бы это было — находиться посреди той толпы? Что бы я ответил этому человеку? Пригласил ли бы я его в дом, как это сделал Закхей? Отвернулся бы в печали, как богатый молодой человек? Предал бы его, как Иуда и Петр?

Иисус, которого я увидел, имел мало сходства с образом Мистера Роджерса, с которым я познакомился в воскресной школе, и существенно отличался от той фигуры Иисуса, о которой я узнал в Библейском колледже. В любом случае, этот образ был гораздо менее скучен. Прежний образ, созданный мной, походил на Вулкана из фильма «Стар Трек»: он всегда был спокоен, холоден и сосредоточен, когда вышагивал среди восхищенных человеческих существ по космическому кораблю «Земля». Это не тот персонаж, которого я нашел в Евангелии и в хороших фильмах. Другие люди понимали Иисуса глубже: упрямство удручало его, фарисейство приводило его в бешенство, простодушная вера его восхищала. Он действительно казался более эмоциональным и спонтанным, чем обычный человек. Более страстным.

Чем больше я изучал жизнь Иисуса, тем сложнее было приклеить ему какой бы то ни было ярлык. Он мало говорил о римской оккупации, что было основной темой разговора среди его земляков, но брался за кнут, чтобы изгнать мелких торговцев из еврейского храма. Он призывал следовать законам Моисея, но завоевал репутацию преступника. Он был готов на все из сострадания к ближнему, но мог и прогнать лучшего друга суровым упреком: «Отойди от Меня, сатана!» У него были бескомпромиссные взгляды в отношении богатых людей и падших женщин, но и те, и другие были возле него.

Иногда чудеса, казалось, изливались из Иисуса; а иногда его сила была заблокирована неверием людей.

Иногда он в деталях рассказывал о втором пришествии; а иногда не мог назвать ни день, ни час. Он бежал от ареста в одном месте, и непреклонно отдавал себя в руки врагов в другом. Он красноречиво говорил о мире, а затем приказывал своим ученикам обнажить мечи. Его экстравагантные утверждения о самом себе всегда оставались предметом споров, но когда он совершал что–либо действительно чудесное, то предпочитал удалиться. Как сказал Уолтер Винк, если бы Иисуса не существовало на самом деле, нам следовало бы его выдумать.

Два слова, которые никому не придет в голову употребить в отношении Иисуса из Евангелия: скучный и предсказуемый. Как же вышло, что церковь умудрилась сделать пресным такой образ — умудрилась, по словам Дороти Сейерс, «очень удачно подрезать когти Иудейскому Льву, объявив Его удобным домашним животным для малохольных священников и набожных пожилых леди»?

Лауреат Пулицеровской премии историк Барбара Тачмен настаивает на одном правиле, которым следует руководствоваться в исторических исследованиях: никогда не «перескакивать в будущее». Например, когда она писала о битве при Булге, то избежала искушения вставить фразу: «Конечно, мы все знаем, чем все это кончилось». Действительно, ведь войска союзников, вступившие в бой, не знали, чем закончится это сражение. Теоретически, их могло отнести к берегам Нормандии, откуда они появились. Историк, который хочет сохранить подлинное напряжение и драматичность разворачивающихся событий, не должен переключаться на другую перспективу, на всезнающий взгляд со стороны. Сделаешь это, и все напряжение исчезнет. Напротив, хороший историк воссоздает для читателя те обстоятельства, при которых происходило описываемое событие, создавая ощущение, что «ты там был».

Это, как мне думается, и есть основной недостаток всех наших книг и размышлений об Иисусе. Мы читаем Евангелие через призму имевших место церковных соборов, таких, как Никейский и Халкидонский, через призму попыток церкви понять Его.

Иисус был человеком, евреем из Галилеи, имевшим имя и семью, с одной стороны, он был таким же, как все. Но, с другой стороны, он отличался от всех когда–либо живших на земле людей. Церкви понадобилось пять веков активных дебатов, чтобы достигнуть своего рода гносеологического баланса между определениями «такой же, как все» и «не такой, как все». Для тех из нас, кто вырос в среде церкви, или даже просто в среде христианской по своему названию культуры, чаша весов склоняется в сторону определения «не такой, как все». Как сказал Паскаль: «Церкви было так же сложно доказать то, что Иисус был человеком, перед лицом отрицавших это, как и то, что он был Богом; вероятность того и другого была одинаково велика».

Сразу оговорюсь, что я признаю Символ Веры. Но в этой книге я хочу проникнуть за завесу этих формулировок. Я хочу, насколько это возможно, взглянуть на жизнь Иисуса «изнутри», как очевидец, как один из тех, кто шел за ним. Если бы я был японским кинематографистом, которому выделили 50 миллионов долларов и у которого нет никакого сценария, кроме текста Евангелия, какой фильм я бы сделал? Надеюсь, выражаясь словами Лютера, «облачить Христа плотью, насколько возможно».

В процессе написания книги я чувствовал себя как турист, который ходит вокруг монумента, трепещущий и потрясенный. Я кружу вокруг монумента Иисуса, изучая его отдельные части — историю его рождения, проповеди, чудеса, врагов и последователей — чтобы поразмыслить о них и попытаться понять человека, который изменил историю.

Иногда я чувствовал себя как реставратор, стоящий на «лесах» в Сикстинской капелле и сметающий пыль истории влажной щеткой. Если я буду достаточно сильно нажимать на скребок, откроется ли мне оригинал за всеми этими