Ангел поневоле - Ирина Якубова Страница 6

почернели от грязи. Волосы она не мыла месяц, и голова жутко чесалась. Вчера она даже с горя и от отчаяния впервые хлебнула спирту из общей алюминиевой чашки со своими теперь уже друзьями подвальными. Сегодня, стоя в переходе и низко опустив голову в парике, прося милостыню, девушка обратила внимание на свои пальцы: они были отёчными и красными, покрытые цыпками. Ногти были все обломаны, слоились. Они стали сине-чёрными не то от въевшейся грязи, не то от грибка. Пальцы не шевелились, задеревенели от мороза. Уходя с перехода к вечеру, Алина случайно заглянула в витрину магазина и увидела в отражении своё лицо: оно было реально старушечье. Морщинистое, одутловатое, землистого цвета. И тут её повело… Голова закружилась, в глазах всё завертелось, и сознание покинуло её измученное тело. Но не навсегда.

Вернулось оно поздним вечером, когда чьи-то руки в резиновых перчатках хлопали её по щекам. Она ощутила, что лежит на кровати под одеялом. Первым делом в нос ударил ядовитый запах, исходивший от её мокрых волос. "Надо же, волосы кто-то помыл. Какой-то гадостью", – первое, что подумала Алина. Открыв глаза, она увидела склонившиеся над собой лица. Это были врач, медсестра и санитарка. Точно. Она в больнице. В коридоре лежит, на кушетке. Она раздета и, как минимум, умыта. Поодаль, метрах в трёх на стульях (это она заметила чуть позже) сидели женщины-больные и, вытаращив глаза, смотрели в её сторону.

– Эй, женщина, просыпаемся, – скомандовал врач, мужчина лет пятидесяти. – Имя и фамилию назови свои. Документы есть?

– Есть паспорт…

– Где? Кто-нибудь может привезти? Вещи твои на обработку отдали, там его не было.

– Он в подвале. Никто не может, – пролепетала Алина.

– Уф, ладно. Спи пока, завтра поговорим, – сказал врач.

Он велел сестре поставить Алине капельницу с глюкозой и поставить стакан воды на тумбочку.

– Где я?

– В больнице на Пушкинской. Первая Городская, – пояснила санитарка, девчонка лет двадцати. – В гинекологии.

– Почему в гинекологии?

– Потому что ты беременная.

– А… – проговорила Алина, не особо вникая в услышанное. Сейчас главное, что ей разрешили поспать. Здесь, в тепле и на мягкой коечке. Пусть она голая, в коридоре, и все глазеют на неё. Плевать. Она вырубилась моментально, едва ощутив укол иголкой в вену на правой руке.

Проснувшись утром, Алина первым делом, не обращая внимания на снующих мимо её лежбища врачей и пациентов, принялась жадно есть хлеб, булку и яблоко, кем-то оставленные на её тумбочке. После трапезы она облачилась в полосатый больничный халат, висевший в изголовье кушетки не вылезая, естественно, из-под одеяла. Встала и пошла в ординаторскую, провожаемая несколькими парами глаз женщин, соседок по отделению.

– Здравствуйте, – сказала она войдя внутрь, – Я вчера поступила, в коридоре лежу.

За рабочими столами сидели врачи, трое женщин и двое мужчин в белых халатах. Все уставились на неё, а один из них, тот, что будил её вчера пощёчинами, произнёс как-то с издёвкой:

– А, проснулась? Ну входи. И как же ты, милая барышня, до жизни такой докатилась? Ох уж мне эти бездомные… Спасибо, что люди добрые "скорую" вовремя вызвали, а то бы не спасли.

– Вы меня спасли, чтоб нравоучать и издеваться? – ответила Алина.

Услышав такое, все доктора уставились на неё внимательно.

– Смотри-ка, какие мы гордые! – продолжал тот врач. – Как зовут Вас, барышня? Я при поступлении Вас осмотрел – алкоголизмом не страдаете, вроде бы. Что же Вас заставило пойти бродяжничать?

Алина заметила, как доктор внезапно перешёл на "Вы", и это придало ей уверенности. Она ответила:

– Меня зовут Неверова Алина Дмитриевна. Мне двадцать пять. Я лишилась дома в деревне. Из-за пожара. Мои родственники все за границей. Мне некуда было деться. Вот и пришлось…

– А что же Вы не с ними за границей?

– Связь утеряна… Так получилась. Я долго в городе жила, потом с мужем развелась, он квартиру продал и уехал на Украину.

– Ладно, не моё это дело. Сейчас пойдём в смотровой кабинет, возьмите простынку с кровати и подходите к тридцать второму кабинету.

Алина вошла в кабинет, в течение десяти минут её осматривали два гинеколога: этот, принявший её вечером врач и женщина, зав отделением. Наконец, она услышала свой диагноз: беременность одиннадцать недель.

– Душечка, обратился к ней врач, – не знаю, будет ли радостной для тебя новость, но ты беременна, на третьем месяце.

Алина закрыла глаза руками и тихо заплакала. Врач-женщина подошла к ней и, видимо, хотела сказать что-то ободряющее, но у неё не очень-то получилась:

– Не плачьте, Алина. Аборт можно делать до двенадцати недель. Сейчас нельзя, Вы ослаблены, могут быть осложнения. Полечим Вас недельку и сделаем.

От этих слов девушке стало ещё горше и она зарыдала навзрыд:

– Я так хотела ребёнка-а-а, а муж не хоте-е-ел… Теперь мне идти некуда.

– Ничего, всё образуется. Забудешь, как страшный сон. Не ты первая, не ты последняя. Я бы не советовал рожать никому в твоём положении, – заключил врач.

Алина вышла из смотрового кабинета, шатаясь дошла до своей кушетки и легла под одеяло с головой. Боже, какая злая у неё судьба! Она вспомнила, что тогда, в августе, после первой обнадёживающей встречи с Александром Матвеевичем, когда она парила в небесах от счастья, будучи уверенной, что скоро станет обладательницей заветной трёшки, она провела бурную ночку с Володей. Они тогда ещё отметили событие бутылочкой ликёра, которую распили вместе со свекровью, которую она на радостях даже один раз назвала мамой. Потом, бродя по улицам, Алина и не замечала, что в организме что-то не так. Да, тошнило слегка, но это понятно от чего: от несвежей и нечистой еды. Любого затошнит, если есть отходы. Насчёт других физиологических явлений тоже всё было понятно Алине: нет женских "праздников", и хорошо: меньше неудобств. А не было их от сильного стресса, от потери веса, голодания… Так это расценивала Алина. Теперь всё встало на свои места. Мечта о долгожданной беременности осуществилась слишком поздно: теперь ей не нужен ребёнок, а ему не нужна такая мать. Если и родит, всё равно его заберут в дом малютки. Но как же не хочется на аборт!

Через час к девушке подошла санитарка и сказала, что её переводят в палату. Видно, врачи пожалели несчастную и решили, пусть поживёт в нормальных условиях хоть немного.

В палате было светло и тепло. Алина здесь была одна, от пола и тумбочек пахло хлоркой. Видимо, недавно выписали пациенток и обработали мебель и полы дезинфицирующим средством. Принесли её одежду, чистую, но заношенную до дыр. Надевать её не хотелось, и Алина