Открытость сердца. Встреча: «сквозь себя» к Богу и человеку - Фредерика де Грааф Страница 7

Вот цена, которую Он заплатил и готов вновь заплатить за каждого из нас. Наше призвание – идти навстречу Ему! Но Христос в Своей жертвенной любви так велик, что Он дает нам свободу выбора: быть с Ним – или нет. Каждый волен отвергнуть Его, поступить с Ним, как сам хочет.

Владыка говорил: «Вера Божия нам не может быть понятна… Но эта вера Божия нас обязывает. Если Он в нас верит… то мы должны вырасти в меру Его веры в нас… Если Бог так в нас мог поверить, то мы должны верить в себя, но не в свои человеческие силы, не в свои способности. Мы не должны быть ослеплены теми кажущимися нам драгоценными качествами, которые у нас есть, качествами ума, воли, творчества; мы должны быть внимательны к тому сокровенному сердца человеку, который является тайной нашей» [22]. Найди ключ от собственного сердца – и увидишь, что это ключ от врат в Царствие Божие.

О внутреннем пребывании

Владыка советовал: «Сиди под своей кожей. Ничего другого от тебя не требуется». Но достичь такого состояния крайне трудно, потому что мы привыкли постоянно реагировать на все, что происходит вне нас. Митрополит Антоний приводит в пример осьминога, чьи щупальца простираются во все стороны. В метро тебе наступили на ногу, и ты сразу хочешь на это отреагировать. Но ведь можешь этого и не делать! Человек смотрит на тебя злобно – конечно, трудно ему улыбаться. Другой ест что-то вкусное: ох, а мне-то как хочется! Небольшие примеры, но они показывают: мы все время вне себя и, едва возникает какой-то стимул, сразу на него откликаемся, реагируем.

А владыка был мастер пребывать «под своей кожей» и прекрасно собой владел. Мне казалось, что он мог быть внутри себя почти все время. Когда владыка был уже очень старым и больным, он все-таки продолжал дважды в месяц проводить с нами беседы в храме. Он жил в маленькой квартирке при храме и к нам, сидящим в ожидании беседы, обычно выходил из боковых дверей. До его появления мы разговаривали, общались, были не очень собранны… Но как только он появлялся, на нас, словно одеяло, ложилась тишина: он передавал нам свою внутреннюю тишину и предстояние перед Богом. Чем больше владыка физически уставал, тем сильнее сиял сквозь него свет Христа. Возможно, сам он этого не осознавал, хотя говорил иногда: «Я такой дряхлый!» Но когда у него почти не осталось физических сил, Сам Господь, Его тишина и мир вливались во владыку беспрепятственно, и тогда почти вещественно ощущался Божий свет. Я думаю, что владыка призывает нас к тому же: чтобы мы стали прозрачными, чтобы свет Христов мог переливаться через нас беспрепятственно. Он часто говорил мне: «Когда находишься рядом с человеком, важнее всего (важнее даже, чем любовь) твоя тишина и вера».

«Мы должны искать той чистоты разума, той чистоты сердца, той всецелой чистоты, которую Отцы называют целомудрием, которая позволила бы свету и теплу Божию проливаться через нас так, чтобы мы сами оставались как бы незамеченными – как окно, через которое льется свет. Мы должны научиться творить Божию волю наперекор своей, несмотря на наше непонимание, недоумение – для того чтобы сломилось в нас своеволие, для того чтобы гибкой стала наша воля, для того чтобы Божественный замысел мог осуществиться и через нас» [23].

Мы не сможем дать другому тишину и веру, если их в нас нет. Мы не сумеем никому существенно помочь, если мы не в себе, то есть если не владеем собой: ведь человек в состоянии дать только то, чем владеет. Иначе никак. Поэтому начнем с самих себя! Конечно, можно сделать вид, что что-то даешь, но это всегда будет фальшиво, неубедительно. Когда человек в кризисе, когда очень болен и страдает, он непременно чувствует обман и замыкается в себе. Об этом мы поговорим в третьей главе.

Владыка часто говорил: если у нас есть вера в себя, а именно вера в свою личность, во внутренний свет – в Божий Свет и Жизнь в нас, тогда мы можем жить без страха, без защит. Тогда можем научиться жить и жертвовать собой, рискуя всем. Чаще всего мы живем в страхе, то и дело трусим: а вдруг что-то пойдет не так, а вдруг мне будет трудно, или больно, или опасно! Мы защищаемся, говорил владыка, защищаемся от боли, от страданий – от страданий своих и страданий других людей. В результате мы «сужаемся» и в своей защищенности умираем…

Может быть, психологам кажется, что это не так… Но когда психологи приходят в хоспис, я отношусь к этому с некоторой опаской: бывает, им кажется, что они все знают: как себя вести, что сказать, какой совет дать. Однако владыка был убежден: никто не будет благодарен за советы, данные человеком, у которого нет опыта. Мы не можем подготовить человека к смерти, так как опыта смерти у нас нет! Хорошо бы осознать: на самом деле мы ничего не знаем! Не знаем, что значит тяжело болеть. Да, мы тоже болеем. Возможно, опыт болезни есть и у нас. И это очень хорошо… Но мы совсем не знаем, что значит стоять перед смертью, перед огромным кризисом – кризисом страдания… Если кто-то пришел с уверенностью, что может помочь, – это для меня «красная лампочка», потому что чем дольше я работаю с тяжелобольными людьми, тем глубже осознаю: я ничего не знаю. Но именно в тот самый момент, когда мы осознаём, что ничего не знаем, появляется возможность раскрыться Богу. И уже с распахнутым сердцем, безо всяких защит молча ждать, не зная, что сказать, каким быть, – но просто быть!

Суть не в психологических приемах, а в растущей открытости, беззащитности и гибкости перед лицом Божиим. Владыка говорит об уязвимости, незащищенности, хрупкости, которые позволяют человеку быть прозрачным. Говорит о податливости, которая позволяет Богу действовать через человека. Мы, помогающие, в каком-то смысле стоим ниже страдающего человека, потому что мы многого не знаем. По словам Федора Ефимовича Василю-ка, больной – он профессор, а мы – всего-навсего его ученики. Обучить нас, дать нам что-то может именно больной, а не наоборот.

Выгорание

Порой я смотрю на наших врачей в хосписе. Большинство из