Очарование тайны. Эзотеризм и массовая культура - Павел Георгиевич Носачёв Страница 70

Но еще большую монотеистическую направленность придает сериалу появление языческих богов. Впервые один из них, скандинавский бог плодородия, встречается в десятой серии первого сезона, и братья легко справляются с ним, как и с другими сверхъестественными существами. В 16‐й серии того же сезона Дин называет зороастрийских богов зверями, поскольку они звероподобны, – в этом утверждении политеистические боги помещаются на ступень ниже человеческой. Еще позднее, в восьмой серии третьего сезона, братья сражаются с парой языческих богов, которым раньше приносились жертвы в канун Нового года. В диалоге с братьями боги объясняют свое положение во вселенной следующим образом: «Все помешались на Иисусе, а наши алтари давай свергать, а нас гонять, как заурядную нечисть… [поэтому] мы ассимилировались». Здесь очевидно противопоставление язычества и христианства с признанием доминирующей роли последнего. Но самым интересным примером такого рода является 19‐я серия пятого сезона «Молот богов», в которой в преддверии Апокалипсиса языческие боги Ганеша, Меркурий, Бальдур, Вотан, Кали и другие устраивают пир, куда в качестве гостей завлекают Винчестеров. Боги обсуждают, что они будут делать при наступлении «христианского Апокалипсиса», причем некоторые из них предлагают сражаться, а другие – вступить в переговоры. Выступая за сражение, Ганеша жестко отзывается о христианстве, замечая, что это «…не единственная религия, нас миллиарды, и мы были здесь первыми». Серия заканчивается появлением на пиру Люцифера, который без всякого труда уничтожает всех богов. Перед этим он роняет любопытную фразу: «Никогда не понимал язычников, вы хуже людей, хуже демонов, объявляете себя богами». Посыл серии недвусмыслен – даже падший архангел христианства стоит несопоставимо выше всех языческих богов, вместе взятых, а главная проблема этих богов в том, что они узурпируют место единого истинного Бога.

Как уже отмечалось выше, нарратив первых одиннадцати сезонов можно описать как монотеистический. Конечно, он использует богатую палитру гетеродоксальных учений: история падения Люцифера и его взаимоотношения с Богом и ангелами совмещают богомильскую и исламскую мифологии450; желание демонов заменить людей на земле отсылает к известному мифу о падении ангелов, зафиксированному в апокрифе «Первая книга Еноха»; Метатрон как один из высших ангелов и Азазель с Лилит как архидемоны заимствуются из каббалы; структура духовного мира во многом опирается на Данте, но в то же время чистилище населяют чудовища и т. п. Вместе с тем вся гетеродоксальная палитра встраивается в строгую монотеистическую рамку. Временами авторы разнообразят картину, вводя элементы из пантеистической мифологии в монотеистический контекст. Например, левиафаны, изначально понимаемые как особые чудовища или демоны, созданные Богом, превращаются в неких прасуществ, сотворенных раньше ангелов и помещенных в чистилище. Здесь угадывается классический греческий сюжет о сброшенных в Тартар гекатонхейрах. Идея поколений богов проявляется в переосмыслении образа Люцифера, который становится творцом демонов, при этом сущностно являясь ангелом. Таких ходов в общем повествовании немало, но общую монотеистическую канву они не меняют.

Этот настрой с доминантой христианской средневековой мифологии демонстрирует, что, как ни странно, именно монотеистический миф явился одним из самых жизнеспособных для построения долгосрочного нарратива закрытого произведения. «Сверхъестественное» доказывает, что монотеистическая вселенная способна удерживать интерес современного зрителя очень долго. Но специфика закрытого произведения заключается в неизбежной исчерпаемости любого сюжета. В течение одиннадцати сезонов сериал использует все возможные приемы для растягивания фабулы: флешбэки, флешфорварды, вымышленные миры, а в 15‐й серии шестого сезона даже впервые возникает идея мультиверса. К концу десятого сезона становится очевидным, что строго монотеистическая вселенная исчерпала себя. Тогда создатели сериала идут на изменение мифологии. Неоднозначные намеки на возможную ограниченность монотеизма были и раньше. Первый из них – речь персонифицированной Смерти (последнего всадника Апокалипсиса) в конце 21‐й серии пятого сезона, где Смерть, в частности, говорит, что она стара, как Бог, и в конце пожнет Бога. Хотя по сюжету это утверждение не оправдывается, но сама заявка подтачивает общий монотеистический настрой. Отказ от монотеизма происходит в 11‐м сезоне, посвященном борьбе братьев с Тьмой – сестрой Бога, которая была заточена им в бездну в момент создания мира. Тьма предстает равной Богу по всем параметрам и даже почти убивает его, угрожая уничтожением всему творению. Именно здесь монотеистические границы стираются, и их место занимает классический сюжет политеистических мифологий о первых диадах богов. Правда, в конце сезона проблематика дуализма, лежащего в основе творения, уходит на второй план, когда Бог и Тьма вместе удаляются из мира, оставляя Винчестерам старых врагов, вроде Люцифера, демонов и ангелов. Казалось бы, сюжет вновь возвращается к монотеистической вселенной, но очевидно, что ее креативный потенциал для нарратива исчерпан, именно поэтому следующие сезоны вторично играют с классическими фабульными ходами закрытого произведения – множеством параллельных вселенных, в которых уже прошедшие события могут переигрываться вновь и вновь. Если раньше флешбэки и путешествия в параллельные вселенные ограничивались одним эпизодом, то после 11‐го сезона вокруг них начинает строиться общий сюжет. Нарратив такого типа неизбежно должен исчерпать себя, и не очень удивительно, что авторы решают закрыть сериал через четыре сезона после разрушения монотеистического космоса. Любопытно, что такую динамику отношения к нарративу показывают и рейтинги сезонов сериала. Если первые пять, полностью построенные вокруг темы Апокалипсиса, собирали максимальную аудиторию – от 3,81 до 2,64 миллиона зрителей, то затем начался плавный спад зрительского интереса, лишь 9‐й и 11‐й сезоны смогли переломить эту тенденцию, собрав каждый по 2,81 миллиона. После 11‐го сезона рейтинги падали с каждым годом451.

Таким образом, 11‐й сезон представляет собой рубеж, отделяющий монотеистический универсум от политеистического. Братья сначала не верили, что Бог вообще существует, после встречи с ангелами у них зародилась мысль, что, может быть, есть и Бог. Классической нравственной проблемой многих эпизодов была теодицея: как Бог-вседержитель может допустить столько зла в мире. Если долгое время монотеистическая мифология эксплицитно не проявляла себя, то мир, созданный по ее канонам, существовал в сериале изначально, и любой его зритель воспринимал отсылки к Богу в строго монотеистическом ключе. Это как достраивать пазл из воображаемых частей, примерно представляя общую картину. В 11‐м сезоне классическое представление о Боге разрушается, когда оказывается, что в книге Бытия «кое-что утаили», и это «заставит фанатов Библии расстроиться». После утверждения пары Бог – Тьма зритель понимает, что имеет дело с вымышленной космологией и теологией, переставая ассоциировать ее