Некоторые подробности из жизни драконов - Сергей Юрьевич Катканов Страница 8

— Как мне к тебе обращаться?

— Зови меня Эол. Полное моё имя очень длинное, и для человека оно фактически непроизносимо, а «Эол» — один из слогов моего имени. Любимый слог.

— Ветер… Хорошо. А как в моём сознании оказалось это видение?

— Точнее было бы сказать, что твоё сознание оказалось внутри моего. Я впустил тебя в своё сознание и показал то моё воспоминание, которое особенно для меня дорого — как я впервые увидел папу и маму.

— Почему же твои родители первым делом ввергли тебя в огонь и почему ты в нём не сгорел? Мы у себя насмотрелись, как действует драконье пламя.

— Ты знаешь, что такое благодатный огонь?

— Конечно. Он сходит на Пасху в Гробе Господнем. Он совершенно не жжёт, во всяком случае в начале.

— Так вот древние, то есть настоящие драконы испускали благодатный огонь. Это энергии Бога, которые драконы аккумулировали в себе, а потом могли делиться ими с теми, кто ещё далек от способности самостоятельно вбирать в себя энергию Бога. Для маленького дракона, каким я был тогда, это своего рода причастие. Так я впервые стал причастен Богу. Связавшись с бесами, драконы стали изрыгать обычное пламя, поэтому вечно ходят с опалёнными мордами. Приспособились, конечно, на мордах у них стал выделяться кремний, но всё-таки драконобесы каждый раз испытывают боль, изрыгая огонь. Они уже и к боли этой привыкли. Ничего не поделаешь, к адскому огню приходиться привыкать уже на земле.

— А, говорят, ты под Бибриком спалил трёх серых драконов. Если это на самом деле было, то, как это могло быть? Ведь ты не изрыгаешь обычный огонь.

— Это было, — грустно сказал Эол, опустив голову. — Своих последних заблудших братьев я спалил именно благодатным огнём. За несколько столетий симбиоза с бесами их драконья природа уже настолько исказилась, что это были скорее демоны во плоти, чем драконы. Они уже не могли переносить малейшего соприкосновения с энергиями Бога. Благодатный огонь испепелил их быстрее, чем могло бы это сделать обычное пламя.

— Эол… Может быть моя просьба прозвучит очень по-детски… Но не мог бы ты дохнуть на меня благодатным огнём?

— Действительно, очень детская просьба, — с удивительной нежностью сказал Эол. — Когда я был малышом, часто просил об этом папу и маму. И они с радостью купали меня в благодатном огне. Как счастливы мы были тогда втроём. Но иногда они отказывали мне, говорили, что я сейчас не готов, что причастие — не детская игрушка, к нему надо относиться очень серьёзно. Я сразу это понял и принял. А ты, дорогой Эврар, никогда не будешь готов к драконьему причастию просто потому, что твоя природа другая, человеческая. Поэтому ты получишь причастие без подготовки. К тому же это необходимо. Ты здесь проведёшь дней десять, а человеческой еды у меня нет, так что подкрепить тебя всё равно придётся. Хотя я уже настолько слаб, что энергии во мне осталось всего чуть-чуть, но тебе, полагаю, хватит. Помолись коротенько, скажешь, когда будешь готов.

Эврар закрыл глаза и постарался помолиться как можно более прочувствованно. Потом открыл глаза и просто кивнул. И тут же оказался внутри золотого пламени. Его душа наполнилась удивительной радостной тишиной. Раньше он не мог бы сказать, что такое счастье, не смог бы, наверное, и теперь, но теперь у него был реальный опыт счастья. Это было похоже на человеческое причастие, только ощущения были неизмеримо сильнее. Потом Эврар не раз думал о том, насколько незаслуженно он получилэтот великий драконий дар, то есть Божий дар, полученный через великого Божьего слугу. Но ведь и всё хорошее мы всегда получаем от Бога незаслуженно. Не по грехам нашим Господь милостив.

Он купался в золотом пламени, наверное, всего несколько секунд, но ему показалось, что целую вечность. Пламя исчезло. Дракон смотрел на него, как любящий отец. Или дед. Разница в возрасте между ними была такова, что дракон годился ему в дедушки не с одним десятком приставок «пра». Эврар чувствовал, как Эол любит его. Это существо высшего порядка дарило любовь вполне заурядному человеку. И это тоже было счастьем. И это тоже был дар Божий.

Эврар только сейчас заметил, какие прекрасные у дракона глаза, какие они бездонные, как там много всего происходит, в этих драконьих глазах. У драконов нет мимики, они не могут выражать своё настроение, работая мускулами лица. Дракон выражает своё отношение к происходящему только глазами, но так он может передать тончайшие оттенки чувств. В глазах дракона то плясали золотые искорки, то проливался фиолетовый дождь, то переливались нежнейшие оттенки зелёного и красного, то словно вспыхивало северное сияние. И всегда было интуитивно понятно, что хочет этим сказать дракон. Эврар теперь знал, какого цвета любовь, хотя и не смог бы передать это словами. Какого цвета опал? Опалового. Точнее ещё никто не смог сказать.

— С чего начнём? — спросил дракон.

— Даже не знаю. Столько вопросов накопилось, что не могу решить, в каком порядке спрашивать.

— Вечная человеческая проблема. С чего бы не начал, а всё равно потом кажется, что начал не с начала.

— У драконов нет такой проблемы?

— Нет. Ты сколько языков знаешь?

— Кроме лингва франка, ещё латынь и верхнегерманский.

— Ты достаточно хорошо знаешь эти языки?

Услышав этот вопрос Эврар долго не мог оправиться от шока. Сам по себе вопрос был риторическим и не требовал ответа, но дело в том, что он был задан одновременно на лингва-франка, латыни и верхнегерманском. Фраза содержала смысловые оттенки сразу трёх языков. Эврар не сразу даже понял, что вопрос был задан телепатически, но потом это до него дошло. Всё-таки произнести фразу сразу на трёх языках невозможно, но думать, формулировать мысль оказалось возможным.

— Непостижимо, — еле выдохнул Эврар.

— А для дракона это просто, — улыбнулся Эол. — Я могу думать и передавать мысли одновременно на десяти языках. Мог бы и больше, но этого не требуется. Десяток хорошо развитых человеческих языков передают достаточно оттенков мысли. Ты, конечно, уже понял, о чем это. Человек может знать в совершенстве три языка, но думает он на одном из них, потом может думать на другом, а потом на третьем. И каждый раз у него остаётся ощущение неполноты смысла. Ведь каждый язык обладает выразительнымисредствами, которых нет в других языках. Если же сконструировать из трёх языков один, смысловые потери будут ещё больше. Казалось бы, не трудно выбрать из трёх слов самое точное, но и не самые точные слова что-то в себе несут, это может быть, например, уникальная