Мудрое сердце. Путеводитель по универсальным учениям буддийской психологии - Джек Корнфилд Страница 8

человеке. Вам скажут: „Мы хорошо“ или „Мы не очень“. Возможно, сам человек чувствует себя хорошо, но его бабушка не здорова, и поэтому он тоже не очень… По сути, отдельное, изолированное человеческое существо — это оксюморон». К счастью, мы всё больше и больше осознаём свою глобальную взаимосвязанность. Каждый наш приём пищи неразрывно связан с потом фермеров, рабочих-мигрантов и водителей-дальнобойщиков. Он зависит от глобального климата и земляных червей в почве, столетий экспериментов с севооборотом, а также научными прорывами Грегора Менделя в селекции семян. Он уходит корнями в раннее сельское хозяйство Месопотамии и Китая, а также в утренние цены на чикагской товарно-сырьевой бирже.

Мы не только взаимозависимы с землёй и друг с другом, но и связаны в сознании. Западная психология пока не признаёт этого, но это так. Много лет назад, когда мы с женой проходили обучении в ашраме в горах Индии, у неё возникло очень ясное, но тяжёлое видение смерти одного из родственников. Я попытался убедить её, что видения смерти — лишь часть медитативного процесса. К несчастью, я был неправ. Через десять дней мы получили телеграмму, начинавшуюся со слов: «Умер твой брат Пол». Читая дальше, мы обнаружили, что телеграмма была отправлена в день видения и что Пол умер в тот день именно так, как она видела. Все мы слышали подобные истории. Они объясняются тем, что все мы связаны в сознании. Этот факт — основа сострадания.

Сострадание также имеет нейрофизиологическое основание. В 1980-е годы итальянский учёный Джакомо Риццолатти совместно со своими коллегами открыл класс клеток мозга, названный зеркальными нейронами. Обширные исследования, проведённые после этого, показали, что благодаря своим зеркальным нейронам мы действительно чувствуем эмоции, движения и намерения других. Учёные говорят об этой естественной эмпатии как о части социального мозга — нейронной сети, устанавливающей тесную связь между нами и всеми людьми, которых мы встречаем.

С точки зрения буддийской психологии сострадание — это не тяжёлый труд и не жертва. Сострадание естественно и интуитивно понятно для нашего тела. Мы не думаем: «Ох, мой бедный палец на руке или ноге болит — возможно, я должен ему помочь». Получая травму, мы мгновенно реагируем на неё, поскольку она является частью нас. Благодаря медитации мы постепенно расширяем границы сознания до сострадания ко всем существам, словно они являются частью нашей собственной семьи. Мы узнаём, что даже тогда, когда наше сострадание пропадает в результате страха или травмы, мы можем вновь пробудить его. При виде плачущего ребёнка в горящем доме закоренелый преступник, точно так же, как и любой другой человек, скорее всего, рискнёт своей жизнью, чтобы спасти малыша. У всех нас бывают моменты сияния открытости и красоты нашей природы будды.

Статья Д. С. Барнетт в журнале The Sun показывает, как сострадание может расцвести, несмотря на очень тяжёлое детство.

Моя мать всегда заверяла меня, что такому непослушному ребёнку, как я, уготованы чудовищные наказания. «На твоём месте, — говорила она, — я бы боялась ложиться ночью спать, потому что Бог может убить тебя во сне». Она произносила эти слова мягко, с сожалением, словно её печалила судьба непутёвой дочери.

Барнетт описывает годы жестокого обращения и насилия, а потом продолжает:

Сильнее всего меня опустошили те слова, которые моя мать произнесла в ответ на мой вопрос, любит ли она меня. (Полиция только что вернула меня домой после одной из моих многочисленных попыток сбежать, так что момент я выбрала неподходящий.)

Она ответила: «Как тебя вообще можно любить?».

Мне потребовалось почти пятьдесят лет, чтобы залечить раны, нанесённые всеми её ужасными словами.

Затем она описывает детский ритуал, который помогал ей выжить.

С пяти-шести лет почти до самого конца подросткового возраста, если я не могла уснуть, я вылезала из-под одеяла и пробиралась на кухню, чтобы взять немного хлеба или сыра и отнести его с собой обратно в постель. Там я притворялась, что мои руки принадлежат кому-то ещё: утешающему, успокаивающему безымянному существу — возможно, ангелу. Правая рука клала в мой рот небольшие кусочки сыра или хлеба, а левая — гладила по щекам и волосам. Мои глаза закрывались, и я нежно шептала себе: «Всё хорошо. Засыпай. Теперь ты в безопасности. Всё будет хорошо. Я тебя люблю».

Описывая умерщвляющий ландшафт своего детства, Барнетт показывает, что забота наполняет нас, подобно внутреннему ангелу милосердия, подобно зелёным росткам, пробивающимся через трещины в тротуаре. Мы видим естественную руку сострадания во всех способах, которыми оберегаем себя от вреда, в тысяче повседневных жестов самозащиты.

Проблема ненависти к самим себе

В 1989 году во время одного из первых международных собраний буддистов мы, западные учителя, подняли огромную проблему чувства собственной никчёмности, самокритики, стыда и ненависти к самим себе, а также того, как часто она возникала в практике западных учеников. Далай-лама и другие азиатские учителя были поражены. Они не могли до конца понять слов «ненависть к самому себе». Для того чтобы понять, о чём вообще идёт речь, Далай-ламе потребовалось десятиминутное обсуждение с переводчиком Геше Тхубтеном Джинпой. Затем он повернулся и спросил, сколькие из нас столкнулись с этой проблемой сами или в работе с учениками. Он увидел, что все мы утвердительно киваем. Он выглядел искренне удивлённым. «Но это ошибка, — сказал он. — Каждое существо драгоценно!»

Тем не менее во многих из тех, кто приходит к буддийской практике, живут самоосуждение и стыд. Я хорошо знал это по собственному опыту.

Чтобы выжить в периоды самых сильных конфликтов в моей семье, я скрывал свою боль. Я стал миротворцем и хорошим мальчиком. Когда мои родители ссорились, я старался успокоить их, хотя и без особого успеха. Когда я пошёл в школу, я старался оставаться в безопасности, угождая учителям. Я тайно завидовал «плохим мальчикам» — тем, кто прогуливал уроки, курил за школой и дрался. Казалось, что им было намного веселее, чем мне. Сегодня я, разумеется, понимаю, что у многих из них были свои сложности и они притворялись крутыми, чтобы справиться с собственными страхами.

Под маской хорошего мальчика я по-прежнему ощущал себя нелюбимым и вечно старался быть принятым. В ходе медитации и телесно-ориентированной терапии я узнал эти чувства более полно — они возникали очень часто. Я научился класть руки на живот и сердце и удерживать боль и пустоту. Время от времени это напоминало ненасытный голод, а иногда заставляло меня почувствовать себя очень маленьким. Я был крошечным младенцем, родители которого уже страшно ссорились (я знаю об этом от матери), в то