Сергей Ольденбург - Конфуций. Будда Шакьямуни Страница 19

Конечно, при таких благоприятных условиях число отшельников быстро увеличилось во всей Индии. Они разделились на несколько групп: одни, произвольные труженики, налагавшие на себя всевозможные более или менее тяжелые истязания, — например, они сидели продолжительное время между четырьмя пылающими кострами или с постоянно воздетыми к небу руками, спали на горячем пепле или на утыканной гвоздями доске, выдерживали долгий и строгий пост и т. д.; другие — созерцатели, искавшие покоя в бездействии духа и тела; третьи — соединявшие и мученические истязания и созерцание; четвертые — скитальцы, бродившие по деревням и эксплуатировавшие суеверие народа разного рода гаданиями и фокусами.

Главный приют отшельников был в Магадхе. Отшельники жили в ущельях и пещерах горы Гридракута, находившейся в окрестностях города Радушагрихи, в лесах, простиравшихся на юг и юго-восток от Радушагрихи до города Гаи, развалины которого известны под именем Будда-Гаи, и по берегам реки Ниранотжиры; в лесах обитали преимущественно пустынники-созерцатели. Образ жизни отшельников был различен — некоторые из них придерживались полного уединения и тщательно избегали всякого сближения с остальным миром, иные старались держаться вблизи друг друга и время от времени собирались для бесед; третьи жили общинами по строго установленным правилам.

Как было сказано, отшельничество явилось результатом мрачных воззрений на жизнь человека, проповедуемых браминами, и в свою очередь послужило началом действий, направленных против основных догматов учения браминов. Среди отшельников некоторые, обладавшие выдающимся и критическим умом, не удовлетворялись началами браминской теологии, философии и морали; постепенно они выработали свои новые философско-религиозные доктрины. Конечная цель этих новых школ была той же, что и у браминов, то есть стремление к счастью в этой и загробной жизни, приучение души относиться бесстрастно к явлениям жизни и таким образом освободить душу от переселений. Но они расходились с браминами в средствах достижения этой цели.

Из этих новых философских школ, сбросивших с себя схоластические путы брахманизма и отвергнувших его мертвящую ум и сердце обрядность, мы укажем только на философию Санкхьи, основателями которой были Капила и Патанджали, потому что их философия имеет некоторые сходные черты с учением Шакьямуни. Философия Санкхьи являлась рационалистической реакцией на чрезмерные требования браминов, она нападала на учение браминов о Тримурти, не признавала значения жертвоприношений и внешней обрядности, критически относилась к теологии и авторитету Вед, доходила даже до отрицания существования богов, которым адресовались жертвы, и сильно подорвала значение браминской касты учением, что каждый человек, к какой бы касте он ни принадлежал, может освободить свою душу от переселений.

По учению Капилы и Патанджали, душа существовала сама по себе, она была отлична от природы, явления мира не производились ею и не касались ее, они были делом верховного существа, душа же являлась только орудием его. Чтобы освободиться от переселения, душа должна постигнуть эту истину, и тогда она может относиться к явлениям жизни совершенно равнодушно, и хотя волнения мира не могут не восприниматься чувством, сознанием, разумом, но в душе, постигшей истинное познание, все эти волнения отражаются как образ в кристальной воде, нисколько не волнуя ее. По смерти тела душа, сознавшая свое отличие от природы, освободится от всех вещественных уз как чуждого ей начала и не возвратится в циклический круг переселений, но перейдет в первобытное состояние чистого духа.

В своем развитии эта философия впадает в крайне экзальтированный мистицизм, и в этом отношении ее можно сравнить с философией мистиков всех времен и сект. Как видим, она учила, что душа может достичь освобождения только познанием, но не внешним, приобретаемым путем наблюдения, а внутренним познанием самого себя, самосозерцанием.

Мы знаем, что созерцание входило и в учение браминов как путь к духовному соединению с Брахмой, но к созерцанию они присоединили еще умерщвление плоти: чтобы достичь полного бесстрастия ко всему внешнему, видимому, они учили: «Кто, подобно слепому, видя, не видит, подобно глухому, слыша, не слышит, подобно дереву бесчувствен и неподвижен, о том знай, что он достиг покоя». Но философия Санкхьи не признавала умерщвления плоти и стремилась достичь бесстрастия путем созерцания. Средствами для этого служило продолжительное задерживание дыхания, известное положение тела, сосредоточенное на самом себе созерцание, исключительное обращение мысли на один какой-нибудь предмет. При таком сосредоточенном положении наступает глубокий покой чувств, и созерцатель испытывает целый ряд мистических ощущений.

На первой ступени этого мистического созерцания аскет освобождался от всех земных желаний и весь отдавался одной мысли о слиянии с верховным существом — им постепенно овладевало сладкое чувство блаженства, разливавшееся по всему его существу. Затем, вследствие сосредоточенности на одной мысли и совершенного покоя, аскет начинал терять способность различать и рассуждать, он ни о чем уже не мог мыслить, кроме верховного существа. Далее он переходил в состояние полного безразличия даже по отношению к испытываемому им блаженству — в нем оставалось только неопределенное чувство физического блаженства. Наконец исчезает и это чувство физического удовольствия, исчезает вместе с тем всякое чувство скорби и радости и наступает глубокое самосозерцание — аскет теряет память и делается свободным от всякого страдания, от всякого чувства удовольствия и неудовольствия, — он впадает в состояние бесстрастия. При этом глубоком покое чувств душа наполняется светом, и в ней возбуждается чудодейственная сила вибути (ясновидения) и вместе с тем способность к единению с всемирным духом (йоги). От слова «единение» (йога) последователи доктрины Санкхьи называются «йогами».

Как читатель может видеть, психическое состояние индусских аскетов связано с гипнозом или сомнамбулизмом. Как известно, на сеансах гипноза экспериментатор повергает испытуемую личность в глубокий сон, заставляя ее устремлять все внимание на какой-либо предмет. Вследствие этого испытуемым субъектом овладевает психическое состояние, характеризующееся отсутствием личной воли: гипнотизер может подчинить своей воле испытуемое лицо и делать ему какие угодно внушения, и оно против желания исполняет их тотчас же или же спустя некоторое время после сеанса уже в бодрствующем состоянии. Подобным же образом поступали и поступают и индусские аскеты, только с тем различием, что они соединяют в одном лице и гипнотизера и объект опыта, — сосредоточением мысли на одном предмете они усыпляют себя и, совершенно отдавшись созерцанию своих идей, приходят в состояние экстаза. В этом психическом состоянии аскетов значительную роль играют роль чисто патологические явления: следствия физического утомления от строгой отшельнической жизни, чрезвычайное душевное возбуждение, отзывавшееся на их нервной системе и вызывавшее в них галлюцинации слуха и зрения, неистощимую пищу которым доставляла их богатая фантазия. Такова сущность учения философской школы Санкхьи. К этой школе принадлежала при Шакьямуни философия Ниргранта.

Кроме этих школ, были школы философии Ньяйя Гаутамы и продолжателя его Канады, эпикурейская школа локаята[19] и другие.

В начале пятого века до Р.Х. в Индии появилась новая философско-теологическая доктрина, выделившаяся из браминизма: это доктрина Сиддхартхи Гаутамы, известного более под именем Шакьямуни (что значит «мудрец из рода Шакьев») или Будды — наименование, данное ему впоследствии восторженными последователями и означающее человека, превосходящего всех остальных людей своими умственными, нравственными и даже физическими качествами. Таких будд до будды Гаутамы насчитывается у буддистов до 94, и все они являются не чем иным, как заимствованным из верований браминов воплощением Брахмы под видом Кришны.

Глава I

Жизнь Шакьямуни до открытия им основ учения

На северо-западе от царства Кошала, между непальскими предгорьями Гималаев и средним течением реки Рапти, на восточном берегу незначительной речки Рохини, притока Рапти, находилось небольшое царство Капилавасту с главным городом того же имени. Оно лежало на плодородной равнине, орошаемой бесчисленными речками и потоками, стекавшими с вершин Гималаев.