Алексей Маслов - Лучшие притчи дзэн: обычные истории о людях необы­чайных Страница 4

Сам смысл гунъаней вытекает из основной идеи Чань: учение подвижно, лабильно и не имеет постоянной формы. Оно не имеет ни постулатов, ни стабильных форм богослужения. Чань не выразим словами, не излагаем в трактатах.

Единственным способом уловить суть Чань является обучение у наставника или наблюдение захарактером поведения мастеров, что, собственно, и изложено в гунъанях. Читатель или наблюдатель не обязан понимать суть происходящего, всех этих шлепков, выкриков или неожиданных ответов, но он должен верить, что за этим скрывается какая-то «пружина Чань» (чань цзи).

Собрания чаньских речений: эхо шагов мастеров

Большая часть юйлу записывалась, как нередко считается, учениками известных чаньских мастеров и появлялась в течение одного поколения после смерти самого мастера, что лишь отчасти верно. Обратим внимание: подавляющее количество юйлу и гунъаней относится к наставникам, которые жили в VII–IX вв., собрания юйлу стали появляться к XI–XII вв., то есть иногда через столетия после жизни самих мастеров. Естественно, за этот период они дополнялись, перерабатывались и конечно же в данном случае аутентичность высказываний таких великих чаньских наставников, как Хуэйнэн, Мацзу, Чжаочжоу, Линьцзи может бьггь поставлена под некоторое сомнение.

Всего, как считается, существует около 1700 различных юйлу, оформленных в виде гунъаней, из них активно в чаньской практике используется около 500–600. Многие гунъани являются повторением друг друга с несколько измененными именами героев. Большинство же классических школ Чань, например Линьцзи-цзун, использовали не более десятка основных историй для медитации и считали слишком большое количество гунъаней просто излишним для раскрытия сознания.

Такие истории из жизни известных наставников обобщались в виде сборников, которые включали не только сами диалоги, но и короткие биографии чаньских наставников.

Чаще всего классическая структура гунъаня предусматривает беседу между наставником и учеником или учениками. Но бывают и другие формы, например, рассказ о поступке наставника или, как «антипример», рассказ о поступке нерадивого монаха. Нередко гунъани, где основным героем является Будда и его прямые ученики, например Ананда. Эти истории вычленялись из изустных сутр индийского происхождения и обретали уже самостоятельную жизнь в виде «тем для медитаций в чаньских школах».

Расцвет этого жанра приходится на эпоху Сун: именно тогда юйлу превращаются из средства обучения монахов в особый литературный жанр. В тот период их именуют по-разному, например, «нянь гу» (дословно «ухватывать древность», «использовать прошлое в качестве примера»), «сун гy» («восхваление древности»). Это и были первые упорядоченные списки гунъаней, и, как видно даже из названия данного жанра, они следовали китайской традиции «поиска прецедентов в древности». Высказывания чаньских мастеров были превращены именно в собрание «прецедентных случаев», по которым следовало учиться чаньским последователям, и это перекликалось и с самим названием «гунъань» как собранием «судебных случаев», о чем мы уже говорили выше.

Но сами «прецедентные случаи из древности» могли «заиграть» только в обрамлении традиционных комментариев, которые также составлялись известными чаньскими мастерами.

В ряде случаев собрание юйлу отличались друг от друга именно комментариями, в то время как сами изначальные высказывания — нянь гу были одними и теми же. Такие комментарии на гунъани обычно именовались «пин чан» — «обсуждение высказываний» или дословно «обсуждение выкриков», или «изи цзе» — «собрание ударов».

Существует и категория неких «фундаментальных» гунъаней — вопросов, которые повторялись из поколения в поколение многими наставниками и имели сотни «правильных ответов», например: «В чем смысл прихода Бодхидхармы с Запада?», «Что такое хлопок одной рукой?», «Где ты был до своего рождения?» или «Где ты был, когда тебя еще не было?» Гунъани такого типа выступают как метаформы или деноминаторы всего смысла Чань.

Количество собраний чаньских юйлу росло от эпохи к эпохе, увеличиваясь в основном за счет новых комментариев. Всего с эпохи Тан (V–VII вв.) до середины Цин (XV III в.) возникло более 300 таких собраний, некоторые из них насчитывали сотни томов, другие же вполне обходились одним «свитком»-цзюанем в десяток страниц. Ряд собраний ценился только в отдельных школах или вообще представлял собой «закрытую традицию», особенно в плане их мистической трактовки, другие же стали широко известными и шагнули за пределы Китая, прежде всего в Японию и Корею.

Собрания юйлу можно разделить на «персональные», которые описывали высказывания и проповеди конкретного чаньского учителя и его ближайших учеников, и «собрания», или «компендиумы», которые сводили воедино несколько «персональных» юйлу, а также добавляли к ним комментарии нескольких поколений мастеров.

Большинство компендиумов именовалось «Записями о передаче светильника» — «Чуань-дэн лу». Нередко ошибочно считается, что речь идет об одном трактате или одном собрании, в действительности же это — собирательное название для целого типа компендиумов, ставших популярными в XI–XIII вв. Именно в этот период выстраивалась каноническая истории развития Чань, в «Записях о передаче светильника» составители пытались свести воедино и обнаружить связь между различными школами буддийского созерцания, которые изначально не были связаны между собой ни исторически, ни по методам практики. Именно здесь впервые обретает стройный вид концепция линии «Патриархов Чань», Первым из которых стал считаться Бодхидхарма, последним, Шестым патриархом, Хуэйнэн.

И хотя «Записи о передаче светильника» упоминали и других наставников созерцания, живших еще до Бодхидхармы, некоторые из которых приходили из Индии (например, Двадцать седьмой патриарх буддизма Гунабхадра), многие ранние чаньские наставники были как бы отброшены в сторону, дабы «спрямить» линию прямой «передачи светильника» истинной традиции.

Суть подобных собраний была не только в том, чтобы сохранить для последующих поколений яркость сознания древних мастеров, но показать, что Чань несет в себе древнейшую истину просветленного сознания, при этом не имея ни единых методов практики, ни форм поклонения, ни единой теории — все зависит от чистоты сердца мастера. Именно поэтому подобные собрания назывались также «Записи о светильнике» («Дэн лу») или «История светильника» («Дэн ши»).

Исторически первым подобным компендиумом стали «Собрания из зала патриархов» («Цзу тан цзи», 952 г.), которые потом вошли в классическое собрание «Записей о передаче светильника».

Самым большим собранием чаньских юйлу стал компендиум «Цзиньдэ чуаньдэн лу» — «Записи о передаче светильника, составленные в годы правления под девизом Цзиньдэ». Они увидели свет в 1004 г., и их составителем выступил буддийский монах Даоюань. Это был колоссальный труд, который давал краткие биографии и описывал диалоги и высказывания 1701 чаньского наставника, охватив 52 поколения учителей.

В 1029 г. появляется собрание «Записи о широчайшем светильнике Небесных мудрецов» («Тяньшэн гуан дэн лу») в 30 цзюаней, составленные Ли Даоцином, которые по своему содержанию не сильно отличались от «Записей о передаче светильника, составленных в годы правления Цзиньдэ». В 1101 г. в свет выходит «Продолжение записей о передаче светильника, составленное в годы Цзяньчжун Цзинго». Его составителем стал монах Вэйбай, который во многом копировал стиль известного буддийского автора Даоюаня, написавшего «Продолжение жизнеописаний достойных монахов», а поэтому Вэйбай решил использовать аналогичное название.

Четвертое «собрание светильника» в 30 цзюаней увидело свет в 1183 г. под названием «Важнейшее собрание связанных речений о светильнике» («Лянь дэн хуэйяо»), составителем которого стал монах Юймин. Наконец, последнее крупное собрание «Записи о всеобщей передаче светильника годов Ситай» («Ситай пу дэн лу») в 1201–1204 гг. составляет монах Чжэншоу.

Всего эти пять собраний насчитывали более 150 цзюаней, или «свитков», и представляли собой компендиум практически всего, что донесла до этого времени письменная и устная традиция о чаньских мастерах. В 1252 г. все пять собраний были сведены под единым названием «Изначальное собрание пяти светильников» («Удэн хуэйюань»).

В основе этих «Собраний светильника» лежали более ранние истории, которые описывали деяния и высказывания отдельных мастеров.

Популярность гунъаней становилась тем больше, чем шире они проникали в народный фольклор и литературу. По сути, они полностью соответствовали традиции «исторических анекдотов», которые рассказывали о «мудрых правителях», «отважных генералах» и где действовали, строго говоря, не столько исторические герои, сколько идеальные типажи традиции, тем самым напоминая китайский театр с фиксированными характерами персонажей. Не случайно, несмотря на большое количество чаньских учителей, действовавших в период китайского средневековья, излюбленными героями гунъаней стали не более двух десятков наставников: Мацзу и его ученики Наньцюань и Байчжан, ученики Наньцюаня — Чжаочжоу, Даоу, Дуншань и некоторые другие.