Олеся Николаева - Православие и свобода Страница 31

Как писал преподобный Исаак Сирин, «введение противно вере. Вера во всём, что к ней относится, есть нарушение законов ведения, впрочем, ведения не духовного»[242].

Тот факт, что ведение не может быть познано «без разыскания и своих способов действования», то есть осуществляется по путям познания падшего мира, догрызающего запретные плоды, оценивается этим святым отцом как «колебание в истине». Меж тем «вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далёкого от всякого ухищрения и изыскания»[243]: если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Вера требует живого духа, объятого пламенем любви и свободы.

Благодать Святого Духа есть сила личная, свободная, живая, реально преображающая душу и действующая в ней, затрагивающая при этом все уровни человеческого существа, в том числе и рассудок, и оформляющаяся в нём в форме самой возвышенной христианской идеи. Однако тёмный языческий навык служения «стихиям мира», а также похоти плоти, похоти очей и гордости житейской (ср.: 1 Ин. 2, 16) волен исказить её до неузнаваемости, превращая из жизненного исповедания в отвлечённую мысль, в пустую абстракцию, и таким образом совратить её на путь познания, свойственный падшему естеству, преклонить её под действие «непреложных» законов внутреннего и внешнего мира, то есть законов причинности, необходимости и т. д.

Преподобный Исаак называет ведение «пределом естества»[244], но именно над ним, этим падшим естеством, и действуют вышеуказанные непреложные законы. Оно есть роковой узел несвободы, которого человеческому познанию не дано развязать, − в лучшем случае, ему можно лишь приспособиться к законам этой несвободы. Но «вера, − утверждает преподобный Исаак, − совершает шествие своё выше естества»[245]. Вера изымает человека из земного порядка вещей, возносит выше царства необходимости, укореняя его в царстве свободы.

В самом деле, властвующий в человеке закон самосохранения предостерегает его от того, что действует разрушительно на человеческую природу. А вера дерзновенно позволяет ему идти навстречу любым опасностям и испытаниям, убеждая его в том, что и волосы на голове все сочтены (Лк. 12, 7). Вера говорит: Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, − через реки ли, они не потопят тебя; пойдёшь ли через огонь, не обожжёшься, и пламя не опалит тебя (Ис. 43, 2) и на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона (Пс. 90, 13). Именем Моим будут изгонять бесов; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им (Мк. 16, 17, 18).

Действительно, Священное Предание свидетельствует о множестве таких чудес веры: Моисей, проведший свой народ по дну моря, воды которого расступились и сомкнулись, как только туда вошли слуги фараона (см.: Исх. 14, 21–31), отроки Анания, Азария, Мисаил, не сгоревшие в печи (см.: Дан. 3, 12–95), Даниил, проведший шесть дней во рву со львами (см.: Дан. 14, 31), пророк Иона, просидевший три дня во чреве кита (см.: Иона 2, 1), − всё это противоречит всяким законам естества и необходимости. Ученики Христовы вот уже две тысячи лет воочию, на себе самих, испытывают Божественную силу Духа и ощущают её в своём собственном духе как Божественную энергию, как личного Бога. Жизнь настоящего христианина есть выражение и осуществление непреклонной веры в торжество Духа на земле, по словам Господа: дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18). Жизнь настоящего христианина есть путь свободного избрания этой власти: да будет воля Твоя и на земле, как на небе (Мф. 6, 10). Верующие во Христа и видят и свидетельствуют о том, что вся природа подчинена Его силе и не имеет больше власти над человеком.

Далее преподобный Исаак утверждает: «ведение сопровождается страхом, вера − надеждою»[246]. И в той мере, в какой человек следует по путям мирского познания и ведения, в такой же мере делается он пленником страха. Страх заявляет о себе в человеке с силой, обратно пропорциональной его вере.

И действительно, коль скоро в нём ослабевает вера в благое промышление Божие, в онтологический смысл существования, ему остаётся рассчитывать пред лицом враждебных стихий лишь на самого себя (или на различные модификации своего «я»). Так человек попадает в зависимость от своих собственных сил и немощей, стремлений и сомнений, в особенности же − беспокойства и тревожности. Если переложить это на язык современной психиатрии, можно сказать, что поскольку нечто непреложно высшее и существенное обесценилось в сознательной жизни человека, то в бессознательном появляется компенсация утраченного в виде его суррогата. «Если не могу отвести богам вершины, то приведу в движение воды подземного царства» − такой эпиграф выбрал Фрейд для своего «Толкования сновидений».

По этому же принципу утраченный в человеке «страх Божий» вытесняется в подсознание и вырождается в невроз беспокойства и фобии. Эмоция остаётся, но её объект деформируется, изменив и название, и смысл. Такого человека повсюду сопровождает тревожность, которую он сам делает объектом своего ведения и рационализирует примерно следующим образом: весь мир реально исполнен враждебности, опасностей и страданий, перед которыми не только человеческое благоденствие, но и само существование хрупко и беззащитно. Повсюду − даже в себе самом − сталкивается он с враждебными стихиями мира сего (ср.: Кол. 2, 8), духами злобы поднебесными (Еф. 6, 12). Поэтому и его сознательные разумные силы, и в особенности его бессознательные усилия устремляются на то, чтобы создать целую систему «защит». Однако чем больше человек пытается застраховать себя от других людей или от «сил судьбы», которые кажутся ему безличными и безжалостными, коль скоро в нём утрачена или ослаблена вера в Личного Живого Бога − Спасителя, Защитителя и Утешителя, − тем с большей очевидностью он ощущает тщетность своих действий, ибо − «нет защиты от судьбы».

Если бы не Господь был с нами, когда восстали на нас люди, то живых они поглотили бы нас (Пс. 123, 2–3). Эту не-возможность и не-свободу человек пытается объять разумом и объяснить существующими в мире «закономерностями» бытия, отождествляемыми им с истиной и с законами «долженствования», составляющими его «мораль», которая призвана защитить его от хаоса иррациональных сил, угрожающих ему извне и изнутри. Так он сам выстраивает вокруг себя «каменные стены», которые оказываются ловушкой для его свободы, и связывает себя узами «долженствования», которые сковывают его волю. Страх, стоящий за всеми мотивациями падшего человека, есть, по Кьеркегору, «обморок свободы»[247], духовный паралич. Но тот, кто следует вере, утверждает преподобный Исаак, «делается свободен и самовластен, и как сын Божий всем пользуется со властию свободно»[248].

Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, − свидетельствует Господь (Ин. 14, 12), Сам воскрешавший мёртвых, исцелявший бесноватых, прокажённых, расслабленных, слепых, хромых, сухоруких, ходивший по водам, повелевавший буре и умножавший хлеба[249]. Тот, Кто Сам победил смертью смерть и воскрес из мёртвых, даёт обетование Своим ученикам: верующий в Меня имеет жизнь вечную (Ин. 6, 47)[250], веруйте в свет, да будете сынами света (Ин. 12, 36), чадами Божиими (Ин. 1, 12), которых Я воскрешу в последний день (ср.: Ин. 6, 44). Свобода и жизнь вечная − вот обетование Бога человеку, ходящему путями веры: заповедь Его есть жизнь вечная (Ин. 12, 50).

Вера расценивается Самим Христом как залог чуда: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: поднимись и ввергнись в море, − будет (ср.: Мф. 17, 20; 21, 21), потому что всё возможно верующему (Мк. 9, 23).

Воистину для него возможно остановить солнце на небосклоне, как это сделал Иисус Навин над Гаваоном, усмирить морской ураган, как это сделал святитель Николай, остановивший бурю и спасший моряков, подчинить себе «силу вражию», подобно святому Никите Новгородскому, оседлавшему беса и проехавшемуся на нём во святой град Иерусалим, и сотворить дела святых чудотворцев, чья вера свидетельствовала о победе над законами падшего мира, об истинной свободе, которую даровал человеку Господь.

«Возлюбивший веру, − пишет преподобный Исаак Сирин, − как Бог распоряжается всяким тварным естеством, потому что вере дана возможность созидать новую тварь, по подобию Божию»[251], и это о нём сказано: Он делает, чего хочет душа Его (Иов. 23, 13). И напротив, никакого чуда не может быть там, где нет веры: И Господь не совершил там многих чудес по неверию их (Мф. 13, 58).