Михаил Строганов - Видение рыцаря Тундала Страница 4

«Господин, — робко спросил рыцарь, — отчего черти так страшатся имени Господнего?»

«Оттого, — отвечал Ангел, — что произнесенное святыми устами имя Господа Иисуса Христа превращает их в графитовую пыль».

Находящаяся за Вратами смерти площадь была сплошь уставлена разделочными столами, на которых черти кромсали и разделывали грешников, подобно свиным тушам. Затем кривыми иглами они с усердием сшивали несчастных, как шьют тряпичные куклы, комбинируя куски тел по своей прихоти.

Они мастерили уродцев, состоящих из одних рук и глаз, или пришивали головы к ногам. Черти вытворяли что угодно, лишь бы изувеченная душа больше не смогла вернуться к своей изначальной форме. И этому изобретательному ужасу не было конца…

«Господин мой, — рыдая, молвил Тундал, — скорее уйдем отсюда! Наверняка худшего места не может быть и в аду!»

«Мужайся, — спокойно отвечал Ангел, — Это место развоплощения уготовано тем, кто при жизни проклял себя самоубийством или продал свою душу злу. Мужайся, Тундал, и знай, что впереди нас ожидают места куда более зловещие».

ГЛАВА 14

Пустошь отчаяния и стенаний… Укрепить сердце молитвой… Чаша смерти… Последний рубеж…

Дорога под ногами была из золы, стенающей от нестерпимого зла. Кромешная тьма укрывала зловещие холмы.

Когда Ангел осветил юдоль отчаяния, рыцарь увидел, что выжженная пустошь была усеяна человеческими останками, которые продолжали биться в конвульсиях и стенать.

Сжалившись над трепещущим рыцарем, Ангел раскинул крылья, накрывая Тундала световым куполом.

«Это Пустошь отчаяния и стенаний. Ее обитатели не только лишены прежней формы, у них отобран последний божественный дар — речь. Здесь не знают покоя все, чьи уста были наполнены гнилью. Это пристанище богохульников».

Сгущавшаяся тьма стала густой и вязкой. Рыцарь ужаснулся, что они идут как бы в толще черных вод. Только ангельский свет не позволял поглотить его душу.

«Господин мой! Остановись! — воскликнул Тундал. — Прежде чем сделаю шаг, я помолюсь Господу!»

Рыцарь встал на колени и прославил Иисуса Христа.

«Ты поступил верно, Тундал, укрепив свое сердце молитвою! — сказал Ангел. — Тебе предстоит узреть Чашу смерти, приготовленную тем, кто не раскаялся при жизни».

ГЛАВА 15

Видение падших ангелов… Цитадель ада… Адский князь Вельзевул… Порождение бесов…

В глубинах Преисподней обитали ужасные твари. Они были свирепы видом и не уступали в размерах Ангелу. За их плечами свисали черные крылья, вместо рук и ног торчали лапы стервятников. Вместо когтей зловеще сверкали раскаленные клинки.

Шея у них была как шея грифа, голова — как у рогатого дракона. Пасти изрыгали огонь, а от крыльев отлетали сочащиеся ядом иглы.

Также у них были хвосты, подобные скорпионьим, но на конце вместо жала свисала драконья пасть.

Лицо их, как уродливое лицо человеческое, находилось на месте чрева и постоянно изрыгало хулу и проклятья.

«Кто эти ужасные твари, подобных которым я раньше не видел? — спросил рыцарь. — Может ли быть что ужаснее?»

«Это падшие ангелы, обращенные сатаной в дьяволов. — отвечал Ангел, обнажая свой меч. — Здесь Цитадель ада, обитель мрака и безмерного зла. Крепись, рыцарь, тебе предстоит узреть больший ужас!»

Вот видит Тундал иного зверя. Голова его была драконьей, насаженной на туловище огромного паука. Зверь беспрестанно загребал лапами грешные души, пожирал их, а после испражнялся из зада, находящегося в голове.

Затем вновь пожирал свои экскременты другой пастью, располагавшейся в паучьем брюхе. Потом он откладывал смрадные яйца, из которых вылуплялись бесы. Иные из них бывали тут же растерзаны и съедены, а иные гибли из–за жестокости дьяволов. Тогда мерзкий зверь снова пожирал их трупы, раз за разом повторяя свой мерзкий круговорот. При этом зрелище Тундал не раз падал замертво, не раз каялся в своей нечестивой жизни!

Тогда говорит ему Ангел: «Зверь, которого ты видишь, есть князь бесовской, имя которому Вельзевул. А проклятые души, которых он перерождает в бесов, при жизни были колдунами и ведьмами, идолослужителями, волхователями и чернокнижниками.

Молись и мужайся, Тундал, потому как нам предстоит идти дальше. Там увидишь мерзость мерзости, породителя греха, источник зла, неправды и погибели!»

ГЛАВА 16

Жерло бездны…. Глубины сатанинские… Иди и смотри… Великая тьма… Зыблемый туман…

И сделалось вокруг безмолвие, такое, что камни с крутых склонов падали беззвучно. Все стало мраком, и ничего нельзя было видеть, кроме очертаний тьмы. И ангельский свет освещал только вокруг путников.

Спросил рыцарь: «Господин, что это за место, если и святой свет не рассеивает мрака?»

«Прежнее было преддверием тьмы. И виденные тобой места мучений, скорби и отчаяния были ужасами Преисподней. — отвечал Ангел. — Здесь открывается жерло бездны. Мы входим в глубины сатанинские».

«Святой Ангеле! — взмолился рыцарь. — Если суждено сойти в адскую бездну, дозволь мне хотя бы закрыть глаза!»

Тогда говорит ему Ангел: «Не моя и не твоя воля в этом, но да будет во всем воля Господа Бога нашего! Посему, Тундал, говорю тебе: иди и смотри!»

И увидел Тундал Великую тьму, ледяное дыхание которой дышало лютым холодом, пред которым все прежние муки показались ничтожными.

Зло пронзало рыцаря даже сквозь ангельский свет, как если бы молнии беспрестанно проходили через его тело. Грозы гремели в его голове, шторма бушевали в его венах, бури трепали легкие, землетрясения разверзали кости, и каждая часть его тела взрывалась, подобно извергавшемуся вулкану.

И стал рыцарь зыблемым туманом, и его существо утратило в самом себе всяческую связь.

Вот Ангел простирает руки, восклицая громким голосом: «Кровью Господа Иисуса Христа разрушаю твою власть, сатана!»

И отступила от рыцаря Великая тьма. И возвратился Тундал к своему прежнему виду.

ГЛАВА 17

Темница сатаны… Враг всяческой жизни… Участь обольстителей народов… Вера проведет через ад…

Тогда берет Ангел Тундала и приводит к темнице, в которую был заточен сатана.

И узрел рыцарь скованного цепями исполина, вросшего в лед до пояса, а выше пребывающего в синем пламене, происходившем от него и его пожирающем.

Князь тьмы имел сто голов со множеством лиц, но лиц не человеческих. В каждом рте его — по сто языков, и всякий язык владел особенным злом и способностью умертвлять все живое и разрушать неживое.

Рук у него было около тысячи, и на каждой руке по двадцать пальцев с когтями, сходными саблям и алебардам. Зубы в его ртах были подобны наковальням и молотам, иные — пилам и крючьям, другие — варочным котлам и скалам.

И дивился рыцарь тому, что исполин безжалостно раздирал на части и пожирал не только грешные души, но и прислуживавших ему дьяволов и бесов.

«Почему ты дивишься? — спросил Ангел Тундала. — Сатана есть враг всяческой жизни и любого существа. Всякое движение его — смерть, любое помышление его — горе, и звук языка его устремлен к погибели всего сущего. Свечение, исходящее от него, жаждет пожрать Вселенную».

Тогда спрашивает рыцарь о грешниках, которых сатана вначале терзал, а ошметки затем гроздьями отправлял в пасти, остервенело набивая свою утробу:

«Это души лжепророков и лжеучителей, обольщавших народы, тех, кто отвращал род человеческий от веры в Господа. Есть среди них вожди земные, и цари, и князья, и вельможи, и гордецы, положившие свою жизнь ради борьбы против Господа. До Страшного Суда обречены разделить участь Князя тьмы, а после их ждет геенна огненная».

«Иисус Христос да будет милостив ко мне! — воскликнул рыцарь, преклоняя колени. — Справедливы суды Твои, Господи! И мера воздаяния Твоего праведна!»

«Истинно говорю тебе, не только милосердие Божие, но и вера твоя провела тебя через ад! — Ангел простер руки и воскликнул громким голосом. — Много нечестивых судеб прошло пред очами твоими. Ныне, по воле Господа, достоин ты, Тундал, узреть иные обители, познать радость прощенных, торжество блаженных и славу избранных!»

ГЛАВА 18

Стена Разделения… Вечные сумерки… Земля очищения… Участь жестокосердных…

Ангел переносит Тундала к Великой стене, именуемой Разделение. Она была так высока и длинна, что рыцарь не смог обозреть ее границ.

Вострепетало сердце Тундала, устрашилась душа непреступной твердыни. Но Ангел берет его за руку, проводит сквозь неколебимую твердь, как раскаленный нож проходит сквозь масло.