Ислам - Бартольд Василий Владимирович Страница 6

В Медине первоначально даже весть о войне с корейшитами вызвала неудовольствие; земледельческому населению длительная война казалась большим бедствием; об этом свидетельствуют слова Корана (II, 212): «Вам писанием назначена война, и она для вас отвратительна; но, может быть, вы чувствуете отвращение к тому, в чем для вас благо, и любовь к тому, в чем для вас зло; бог знает, а вы не знаете». Мухаммед думал, что так же действовал Иисус; когда учение Иисуса было отвергнуто евреями, он спросил: «Кто поможет мне?». Апостолы откликнулись на этот зов, вступили в битву с врагами Иисуса и победили их (LXI, 14). Враги Иисуса продолжали хитрить, но бог перехитрил их (III, 47); они думали, что распяли Иисуса, но это им только показалось1 (IV, 156); па самом деле бог взял его к себе. Мединцы были для Мухаммеда такими же помощниками (ансар), какими были, по его представлению, апостолы для Иисуса. Понятие «апостол» обозначается в Коране абиссинским словом (хаварий); возможно, что Мухаммед передает здесь взгляд абиссинских христиан.

Община Мухаммеда быстро примирилась с учением о войне за веру, доставлявшей ей богатую добычу. По предписанию Корана (VIII, 42), пятая часть добычи шла в пользу бога, посланника божьего и его родственников, сирот, бедных и путешественников. Если какое-нибудь селение сдавалось добровольно, без военных действий, то доходы с него вообще не подвергались разделу и всецело должны были служить для указанных целей (LIX, 6 и сл.). По преданию, это постановление было вызвано сдачей в 628 г. еврейского селения Фадак; впоследствии возникло мнение, что земли этого селения составляли личную собственность пророка и его потомков, но выражения Корана показывают, что речь идет о такой же общественной собственности, как пятая часть военной добычи; пророк только обеспечил за собой право покрывать из общественных средств расходы по содержанию себя и своих родственников.

Жизнь пророка в Медине не походила на его жизнь в Мекке. Тотчас после смерти своей старой жены он взял себе двух других; одной из них была малолетняя дочь Абу Бекра, Аиша, с которой пророк вступил в брачные сношения через год после бегства в Медину, когда девочке было всего десять лет.

Пророк, по преданию, любил Аишу, которой было суждено принять его последний вздох, но брал себе и других жен, вследствие ли поздно проснувшейся чувственности, долго сдерживавшейся браком со старой Хадиджей, или потому, что такая обстановка по арабским понятиям была более подходяща для знатного человека, главы города. Для своих последователей Мухаммед ограничил многоженство (было запрещено иметь зараз более четырех жен) и вообще не поощрял его, но себя лично освободил от всяких подобных ограничений, о чем и заявил устами бога в Коране (XXXIII, 49). У пророка в год его смерти было девять жен. От обычных гаремных историй не могла быть свободна и жизнь пророка; след их также сохранился в Коране (XXIV, 11 и сл.; LXVI,

1      и сл.). С женами не всегда ладили другие родственники, особенно дочь Мухаммеда Фатима, вышедшая в Медине за Али; от этого брака родились внуки пророка Хасан и Хусейн, которых он горячо любил. Родственники сами по себе внушали так мало симпатии, что Мухаммед был вынужден просить, чтобы их полюбили ради него, как показывает стих Корана. «Скажи: я не прошу у вас за это (за свою деятельность) другой награды, кроме любви к родственникам» (XLI1, 22).

Этой обстановкой жизни, вероятно, следует объяснить, что Мухаммед, в Мекке только благодаривший бога за дарованное ему богатство, теперь постоянно нуждался в средствах. Закат шел к пользу бедных, из военной добычи и общественного имущества пророк брал для себя и родственников только часть (Коран не говорит, какую); оставались добровольные приношения (садака), делавшиеся непосредственно пророку; чаще всего новообращенными. Эти приношения не только охотно принимались, но Коран особо предупреждает недогадливых или нерешительных почитателей, что приношения вполне уместны, наставляет и самого Мухаммеда, что он может спокойно их принимать, так как его молитва всегда полезна тому, за кого он молится (IX, 104 и сл.; LVIII, 13 и сл.).

О делах города Мухаммеду предписывалось совещаться с верующими (III, 153), но решение принадлежало ему одному; когда «бог и его посланник» решали какое-нибудь дело, верующие не смели возражать (XXXIII, 36); их обязанностью было повиноваться богу, посланнику и поставленным над ними властям (IV, 62). Коран теперь уже не говорит, что власть везде в руках грешников; напротив, без власти не может быть и религии: «если бы бог не сдерживал одних людей другими, то были бы разрушены и монастыри, и церкви, и синагоги, и мечети» (XXII, 41).

Пророк обратился в подозрительного правителя, собиравшего слухи о «тайных беседах» мединцев, боявшегося, не говорят ли там о «непослушании посланнику» (LVIII, 10). Мухаммед теперь принимал меры, чтобы ему оказывали внешний почет, хотя эти меры свидетельствуют об очень патриархальной обстановке, в которой жил правитель города. Верующим предписывалось, обращаясь к Мухаммеду, не называть его просто по имени, как они называли друг друга (XXIV, 63); когда они приходили к нему, они должны были ждать, когда он выйдет к ним, а не вызывать его громким криком из внутренних комнат (XLIX, 4 и сл.).

К прежним обязанностям верующих, салату и закату, в Медине присоединились еще пост саум в месяц рамазан и паломничество к Ка'бе (хадж); вместе с исповеданием (шахада), что нет бога, кроме Бога, и Мухаммед — посланник божий, эти четыре обязанности составили пять столпов (рукн), на которых до сих пор считается основанным ислам. Джихад (война за веру) не вошел в это число, хотя, несомненно, в первый век жизни ислама играл главную роль. Пост исполняется и теперь, как предписано Кораном (II, 181 и сл.): от зари до наступления темноты в течение целого месяца ничего нельзя есть и нельзя иметь общение с женами, зато по ночам можно предаваться всяким наслаждениям. Соблюдаются также обряды паломничества, частью предписанные Кораном (напр., II, 192 и сл.), частью сохранившиеся со времени язычества, например поклонение черному камню; ислам только придал этим обрядам иное объяснение и связал их с легендой об Аврааме. Со времени прибытия Мухаммеда в Медину Ка'ба была объявлена киблой всех мусульман, т. е. той стороной, куда они должны обращаться во время молитвы. По мусульманскому преданию, такой киблой раньше был Иерусалим, но это предание опровергается словами Корана (II, 139), что Мухаммед прежде только обращал свое лицо в разные стороны неба. Были определены правила омовения перед молитвой (V, 8 и сл.) и правила призыва к общей молитве (LXII, 9). Была ли «днем собрания» уже тогда пятница, как уверяет предание, из Корана не видно. Во всяком случае у историков еще долгое время спустя говорится о «призыве к общей молитве», когда получено важное известие или вообще нужно сделать сообщение народу. Место собраний называлось мечетью (месджид), т. е. 'местом поклонения’, но предназначалось не только для богослужебных целей; в собрании выполнялся молитвенный обряд, каждая речь начиналась со славословия богу, но вместе с тем решались общественные дела. По своей первоначальной архитектуре мечеть более походила на двор христианского храма с бассейном для омовения посредине и крытыми галереями по сторонам, чем на самый храм. Председательство в этих собраниях, конечно, принадлежало Мухаммеду; о внешних атрибутах его власти Коран не говорит; древнейшим из них, по преданию, был жезл (аса или кадиб); за несколько лет до смерти пророка появился еще минбар — небольшое деревянное седалище, на которое поднимались по двум ступеням и которое легко переносилось с места на место. Самое слово, вероятно, было заимствовано от арабских или абиссинских христиан (минбары были и в знаменитом йеменском Калисе, см. выше, стр. 88); в христианских базиликах седалище епископа помещалось в том же месте, где в языческих сидел судья. Обращение минбара в кафедру имама произошло много лет после смерти пророка, как и в христианском мире амвон проповедника только впоследствии отделился от седалища епископа.