История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Бухараев Равиль Раисович Страница 8

Очевидно, что такой диалог вряд ли убедил бы мусульманина, да и сведущего христианина, так как из него проистекает, что Бог-Отец и Бог-Дух Святой – это ничто иное, как типографские копии Иисуса Христа. Однако принцип этих диалогов остался в неизменности еще много веков, тем более что в действительности они писались не для мусульман, а для тех христиан Халифата, которые уже в те времена массово переходили в ислам. Для самих же мусульман Халифата, отведавших вкус античной логики и к IX веку имевших в своем распоряжении всю сокровищницу мировой философии в переводе на арабский, в религиозных спорах существовало (да и сейчас существует) только два вида аргументации.

Первый – это отсылка к подлиннику Писания, а не к философским построениям более поздних авторитетов. Надо сказать, что христианство начиналось именно с таких ссылок на Ветхий Завет, которыми совершенно естественным образом полны Евангелия. Для мусульман было важно, что написано в Ветхом и Новом Заветах и что говорил сам Иисус, а не отцы церкви, слово которых христиане принимали на веру так же, как само слово Писания. Мусульмане, со своей стороны, понимали, что мусульманские богословские авторитеты не могут явиться авторитетами для другой религии, и безо всяких ссылок на них утверждали, что сами Евангелия не дают никакой аргументации в пользу Божественности Иисуса и, следовательно, в пользу идеи Троицы. Более того, мусульмане верили Корану, где говорится, что отдельные христиане и иудеи нарочно исказили собственное Священное писание по неким причинам политического свойства:

«Горе тем, которые пишут Книгу своими собственными руками и говорят потом: «Это исходит от Аллаха», дабы получить за это ничтожную плату. Итак, горе им за написанное их руками, и горе им за заработанную ими плату». (Сура Ал-Бакара, 2:80)

Это относится, в частности, к той христианской критике ислама, что пришествие Святого пророка как будто бы не было предсказано Евангелиями, в то время как пришествие всякого истинного пророка предрекалось предыдущими Писаниями. Однако, помимо обвинений в позднейших приписках и другом искажении евангельских текстов, мусульмане, понимая важность божественных предсказаний о явлении Святого Пророка, всегда ссылались на то, что это явление предсказано и в Ветхом Завете[15], и в Евангелии от Иоанна:

«И я умолю Отца, и Он даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит его и не знает его, а вы знаете его, ибо с вами пребывает и в вас будет». (От Иоанна, 14:16–17)

Христианско-мусульманский спор здесь идет о слове «Утешитель», которое в греческом подлиннике христиане читают как «Параклет», а мусульмане – как «Периклет», то есть «достойный всяческой хвалы», или, на арабском, Мухаммад. В ответ на христианское утверждение, что дух-Утешитель уже являлся апостолам в Кесарии, когда они вдруг заговорили на двунадесяти языках, мусульмане пытались доказать им, что нижеследующие стихи Евангелия от Иоанна говорят о гораздо большем, чем кесарийское сошествие Святого духа, а именно, о том более глубоком Откровении, которое через шестьсот лет принесет с собою Святой пророк, названный в Коране «милостью», то есть «утешением» для всего человечества:

«Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, то Утешитель не приидет к вам, а если пойду, то пошлю его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе, и о правде, и о суде: о грехе, что не веруют в Меня, о правде, что иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня, о суде же, что князь мира сего осужден. Еще многое имею сказать вам: но вы теперь не можете вместить. Когда же придет Он, Дух Истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя будет говорить, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам». (От Иоанна, 16: 7-14)

Очевидно, говорили мусульмане, здесь речь может идти только о пришествии Святого пророка ислама, который говорил «не от себя», но передавал «всякую истину», услышанную им от Бога и вновь прославил Иисуса. Если же Утешитель – это, согласно христианам, Бог Дух Святой, то, будучи Богом, он говорил бы именно «от себя». Заметим, что в этом пророчестве говорится и об отличии ислама от христианства, ибо сказано: «от Моего возьмет», а не «все Мое возьмет». И как после этого ясного пророчества можно «уличать» ислам в «заимствовании» у христианства?

Второй вид аргументации в пользу Троицы, которой, как думали христианские богословы, могли бы внять мусульмане – это логические построения с использованием мусульманских представлений о Божественных Атрибутах. И действительно, одно время христианские богословы пытались воспользоваться этим разработанным исламом теоретическим оружием, чтобы доказать истинность Троицы.

Пользуясь тем, что исламские философы очень усердно занимались вопросами о Божественных Свойствах, а также тем, что Коран также называет Иисуса «Словом Божьим» (Калимуллах), они стали утверждать, что, когда христиане говорят об Отце, Сыне и Святом духе, они просто-напросто имеют в виду, что Бог обладает Речью и Жизнью.

В точном изложении их теологического противника, арабского филсофа Абу Али Мухаммада бин Джуббаи (ум. в 915 г.) это философское построение выглядит следующим образом:

«Учение большинства христиан, за исключением малого меньшинства, состоит в том, Бог является верховным Создателем всех вещей, и этот Создатель является Живущим и Говорящим. Его жизнь есть Дух, который они называют Святым Духом, и его речь есть знание. Некоторые из них говорят, что эта жизнь есть сила Бога. Они утверждают, что Бог, его Слово и его Сила являются вечными. Они утверждают, что Слово есть Сын, и тот, кто обладает Духом и Словом – это Отец. Они утверждают, что эта троица является единой божественной сутью и одним Создателем, и все они вместе составляют единую субстанцию[16]».

Спорить с такими мусульманскими философами, как ал-Джуббаи, на их собственном философском языке было, однако, нелегко. Позднее, когда Троица объяснялась на примере воды, то есть, когда указывалось, что одна и та же вода может быть в твердом, жидком и газообразном виде, мусульманским ответом являлось то, что в каждом из этих видов вода теряет определенные свойства, и поэтому нельзя говорить о полном равенстве ипостасей.

Христианский пример с Жизнью и Речью Бога также не выдержал доводов мусульманских современников. Ал-Джуббаи начинает с рассмотрения ипостаси «Живущий» и утверждает, что с точки зрения логики, в Троице живет либо один Бог-Отец, либо живут все три ипостаси. Если живет только Бог-Отец, тогда Он один является Богом и Создателем, и о Троице говорить не приходится. Но если живут все три ипостаси, тогда ипостась Жизнь тоже должна быть живущей и в то же самое время дающей жизнь Отцу и Сыну. Но это невозможно, так как внутри системы причина не может обуславливать сама себя.

Далее Ал-Джуббаи показывает, что попытка объяснять таинство Троицы с помощью исламского понятия о Божественных свойствах обречена на провал. Дело в том, что свойство является носителем некоторой характеристики внутри бытия, которое оно характеризует, а не внутри себя самое. Если Жизнь и Слово выступают как Божественные свойства, они не могут одновременно быть ипостасями Бога и Его свойствами.

Конечно, эти ученые споры и обмен богословскими аргументами мало отражались на повседневном общении мусульман и христиан Халифата, не говоря уже об отношениях Византии с мусульманской империей, хотя халифы ислама и византийские императоры вели между собой переписку, неукоснительным правилом которой было возвещение собственных символов веры. Вот, например, как излагали друг другу свои верования в 938 году Аббасидский халиф Ар-Ради и византийские правители Роман, Констанин и Стефан: