Гершом Шолем - Целем: представление астрального тела Страница 5

Тем не менее, в Зогаре содержится отрывок, указывающий на знание о представлении высшего я человека (его Целем) в качестве его ангела-хранителя, что вошло в еврейскую терминологию под названием Целем. В связи с часто появляющейся в Зогаре интерпретацией стиха 9:2 из Книги Бытия: "Да трепещут и страшатся вас все звери земные", спасение Даниила из львиного логова объясняется следующим образом: человеческий архетип (т. е. Целем в чистом виде), который обращает зверей в бегство, содержался в Данииле, и считается, что именно проявление этого архетипа спасло его. В противоположность Книге Даниила (3:28), в которой ясно утверждается, что Господь послал ангела, дабы тот заградил пасть львам, Зогар представляет новую искусную интерпретацию (I, A), гласящую о том, что именно его чистый архетип, Diyoqna — Целем, является тем самым ангелом-спасителем. Господь послал Даниилу Целем, который в данном случае описан как "ангел, в котором отпечатаны все формы мира". Однако в Зогаре также прослеживается постоянное определение человеческого образа, в котором отпечатаны все образы мира! Следовательно, ангел представляет собой ангельский архетип самого человека, божественное подобие которого вселяет страх и ужас в диких зверей при своём появлении. Праведный человек, таким образом, обладает первозданной природой, Целем или ангелом-хранителем, что практически неотличимо от представления "совершенной природы", упомянутого ранее. Тем не менее, мы можем проследить тождество Целем понятию "совершенной природы" из герметических текстов, если сосредоточим внимание на одной совершенно безошибочной детали. Как можно прочесть в процитированных выше отрывках, Целем, также как и "совершенная природа", развиваются вместе с психо-физиологическим организмом. Это очевидно, исходя из персидских традиций, повествующих о Даене, а также гностического гимна об "облачении славы" души из Деяний Фомы. У данного развития есть морально-метафизическая сторона, согласно которой высшее я человека растёт с его добрыми деяниями. Как было отмечено ранее, обе эти концепции сохранились в Зогаре. Насколько я могу судить, в Зогаре впервые было проведено равенство между понятием Целем и астральным телом, и данная интерпретация была заимствована другими кабалистами.

Писавший в 1400 году Шемтоб Бен Шемтоб, заявляет, что Целем "сосредоточен в каплях семени, и из этих капель образуется человек. Душа привязывается к нему и окружает его со всех сторон при посредничестве Целем, и сквозь этот Целем тело растёт и увеличивается в размерах. Целем это также тонкая субстанция, не поддающаяся восприятию; это тонкое тело, в котором все энергии (души) имеют телесные, но, тем не менее, мистические очертания. Только при посредничестве Целем формируется тело и его энергии, ибо как сказано в стихе: "Господь сотворил человека по образу его (буквально в его Целем — прим. пер.)" — то есть, по образу, созданному специально для него, который призван осуществлять связь между телом и душой".[36]

Как упоминалось ранее, представление Целем в качестве астрального тела, появившееся в первый раз в кабалистической литературе, в частности в Зогаре, состоит из одежд, в которые душа облачается перед рождением и попадая на небеса после смерти. Тонкий эфир, из которого состоит райское пространство, соответствует тонкому облачению, которое в то же время является святым эфирным или духовным телом, что покрывает благословенных духов. До появления Зогара, Кабала, следуя за предшествующей ей традицией литературы Меркабы, была знакома лишь с эфирным телом, которое приходит к человеку после смерти. Согласно этой традиции, Нахманид и его ученики также трактовали спиритические видения в качестве духов мёртвых, являющихся живым людям в неком подобии эфирного тела. Как бы то ни было, в древнейших кабалистических писаниях это всегда одеяние, в которое душа облачается после смерти или в которое облачались Енох или Элиас перед своим вознесением на небеса. Лишь после снятия грязной земной оболочки они были способны "облачить себя в лучезарное тело великолепия (Зива)".[37] Нахманид точно таким же образом интерпретирует парадоксальное замечание Талмуда в Таанит (5b). В том отрывке рассказывается о смерти Иакова, но, несмотря на это, говорится, что он не умер окончательно. Душа праведного человека облачается в одеяние славы в святом царстве, не оставаясь, таким образом, непокрытой, и является на землю в этом облачении, как об этом повествует Талмуд в многочисленных местах. Вместо одеяния славы в Lebhushath ha-Shani говорится о "втором одеянии" — более верный термин, употребляемый некоторыми учениками Нахманида в их толкованиях кабалистических отрывков. Земное тело замещается вторым одеянием, приходящим к ним при достижении состояния блаженства.[38] Когда праведники покидают этот мир, "Господь посылает им совершенное, очень тонкое эфирное одеяние, в которое они облачаются".[39]

Атмосфера этих эсхатологических дискуссий в школе Нахманида похожа на дискуссии в Зогаре, который был написан в Кастилии незадолго после смерти Нахманида. Тем не менее, лишь один интерпретатор этого отрывка пришёл к заключению, что "второе одеяние" уже содержится в земном теле человека, определяя его, таким образом, как астральное тело. Этим интерпретатором был Юзеф Ангелино из Саргоссы, который писал в 1325 году и несомненно был знаком с Зогаром, который он цитирует в многочисленных отрывках своей работы. Здесь он вводит неоплатоническую версию астрального тела, являющегося посредником между телом и душой.

"Из-за своей тонкости, происходящей от мира высшего, душа не может соединиться с грубой материей тела, пока она не облачится в одеяние, сотканное из очень тонкого материала высших сфер, которое, несмотря на свою тонкую природу, непохоже на то, что остаётся скрытым. И это второе одеяние, делающее возможным соединение с телом. Когда душа покидает тело, второе одеяние следует за ней так, что она не остаётся непокрытой, и с помощью силы соединения с этим одеянием, она защищена от влечения к телу после своего воскресения из мёртвых. такова тайна, скрытая в видениях".[40]

Содержат ли эти заключительные строки намёк на личный оккультный опыт автора, что вполне возможно, или же в них подразумевается определение учения об астральном теле в качестве мистерии, которая может быть открыта лишь духовному зрению провидца — я не могу сказать с полной уверенностью.

Тем не менее, очевидно, что для Юзефа Ангелино астральное тело, не находящееся под влиянием физического тела человека, совпадает с понятием Целем из Зогара. Это станет доминирующим учением среди кабалистов и их учеников из Сафеда от конца XIV века и на протяжении XVI-XVII веков. Написанные ими толкования параллельны тем, что создавали их европейские современники из христианского мира, находившиеся под влиянием неоплатонизма Ренессанса, хотя и не были связаны с ними напрямую. Тем не менее, доктрина, касающаяся различных манифестаций Целем, становится теперь более сложной по мере усложнения их психологии. Каждый аспект души, который считается способным вести отдельное существование, теперь соответствует своему собственному облачению или Целем, в свою очередь, давая возможность этой части души оказывать влияние на тело[41]. Данные облачения души, как и сама душа, имеют своё происхождение в высших сферах божественных эманаций и в соответствующих им сокрытых мирах, и они сами создают проекции высших существ света внутри земного существования души. Однако эти сложности, особенно в писаниях Хаима Витала и Менахема Азарии Фано[42] (который писал на итальянском языке, хотя находился под основательным влиянием кабалистов из Сафеда) всегда удерживали базовую концепцию Целем как астрального тела, которое может быть воспринято посредством оккультного опыта. Даже среди поздних кабалистов встреча с собственным я рассматривалась в качестве достижения высшей степени посвящения, и объяснение этому содержится в книге Шушан Содот, упомянутой в начале данного эссе.[43]

Для саббатианских еретиков, превративших эту традицию в мессианскую, данная идея всё ещё является привлекательной. Яков Франк, лидер радикального крыла этой секты в XVIII веке, также отдавал себе отчёт об этой идее. Ведя своих последователей к преодолению всех внешних форм, он тем самым предлагал им перспективу мистического Иакова и его брата Исавы. Он обещал, что если они откроют своё предназначение, то распознают в этом самих себя, "ибо узрят свой собственный образ". Тем не менее, о себе он заявлял: "Самого себя я не могу ещё узреть, ибо тело моё всё ещё слишком грубое и материальное".[44] В данном случае видение собственного я было трансформировано из пророческого опыта в мессианский, при котором все другие формы и образы покидают человека, будучи поглощёнными Ничто религиозного нигилизма. В этом случае встреча с собственным я осуществляется в момент освобождения.