О Русских Немцах (СИ) - Ebermann Katharina Страница 11

посадку они собирали в тайне от тех, кто бунтовал против них. А мать всегда

добавляла, нельзя так дети у них, да и мы ж сами люди. Вот-вот и мои родители тоже

так говорили, поддержал Игнат. Отец с фронта раненым пришёл, а когда заходила

очередная ругачка из-за них. Он говорил, давайте будем людьми, мы сейчас не на них

нападаем, мы себя и наших детей ломаем. Зачем зло в сердцах разжигаем и сами

стаём как фашисты. Дети не должны это видеть. К нам наслали и других не только

немцев, а скандалим только из-за них. Наступила тишина, было такое ощущение, что

они вошли не в бывший его дом, а в прошлое их деревни. Старики, точно, потерялись

во времени. Я с Германом и твоей матерью учились в одном классе. Одно — это

предложение Кузьмы вывело Афанасия из оцепенения. Он подскочил, держа в руках

фото и письмо, подошёл к Кузьме и сказал, расскажи мне о нём. Да что особого я знаю,

не думал, что придётся рассказывать и не запоминал. Он был такой же как мы все, но,

если что было в классе не так, виноват был он. А Мария, твоя мать, всегда бросалась в

защиту. А кому это нравилось, вот и с учителями конфликты получались и бабку твою в

школу вызывали, а она потом Марию ругала, что из-за немчуры проблемы. Бабка твоя

была в деревенском лагере, кто не долюбливал чужих. Ну а у Марии и Германа дальше

больше, чем старше становились, тем больше мы замечали, что они везде вместе. Мы

уже было к этому привыкли, да только не твоя бабка. После школы как-то было не до

того, кто с кем и что. А только потом пошли слухи, что Мария ребёнка ждёт, я сразу

догадался от кого. Но Бабка твоя встала в позу и ни в какую не разрешила им быть

вместе. Помню разговоры, что ребёнка сиротой делаешь убеждали её люди, а она на

отрез-нет, сама выращу, но немца в моём доме не будет и Марию не отпустила. Не

обижайся, Афанасий, может я не прав, но не знаю, как поступить, осудить твою бабку,

что не смогла своим принципам уступить, или просто понять, но жизнь Марии она

загубила. Николай как будто ждал своей очереди стал продолжать, я младше сестры

Марии был, сначала не вникал в ссору, а потом Герман меня позвал, ушли мы с ним в

лес. И он слова с меня взял, что никому не скажет, что через меня Герман будет

узнавать о ребёнке. Даже если Мария выйдет замуж, но ребёнок его, и он пообещал её

матери, он это сделал по просьбе Марии, что он навсегда уедет от сюда. Комендатура

уже была снята, и он мог уехать, как же он уговаривал Марию, но она сказала, что уже

раз ослушалась мать, второго раза не будет. Если б он подождал, когда ты родишься,

может Мария по-другому рассуждала. Долго сидеть с тобой мать ей не разрешила и

стала Мария главной опорой семьи, все работы переложили на неё. Я видел, как ей это

доставалась. Вот потому ты раньше говорил, что бабка с тобой больше чем мать бывает

и что ты мать мало видишь и знаешь. Отрабатывала она за тебя. Герман присылал мне

и письма, и деньги, а я не всегда знал, как их передать вот и дарил подарки. Потом,

когда женился рассказал своей Ольги всё и она не возникала насчёт подарков и даже

на наших детей покрикивала, чтоб не ныли что не им отец дарит, а племяннику. Назад

вернёмся я отдам тебе его письма, я сохранил их. У него потом семья появилась. И

дети есть, так что у тебя есть и братья, и сёстры. Варвара всплеснула руками, да ты что,

вот это новость, так ты всё время с ним общался, нет я этого не знала. Афанасий

подошёл к сундуку, что-то ещё закинул в рюкзак, потом ещё прошёлся по дому,

постоял у того места где стояла кровать и вышел. Все уже были на улице. Хоть погода

была далеко осенней, но всё же здесь было свежо и после затхлости в доме, казался не

обычным свежий воздух. Игнат усмехнулся и как будто сам с собой заговорил, вот это

была пуля, когда по деревне пошёл слух, что тебя в армию забирают, да куда, в

Германию. Не один я тогда сказал, что есть Бог на свете. Это нам в низу живущим

посланием было, не то мы делали, а бабки твоей доказательства, не права она была. И

22

ты без отца вырос и Мария в свинарнике так и промучилась. Николай добавил, да

Марии досталось, на твоей свадьбе он была как гость, а всем ведала сестра Валентина,

она городская. Вспомни как приехала Мария, на ней была фуфайка, правда новая,

валенки и шалью обмотано, как будто после войны. Афанасий тихо добавил, а руки,

какие были у матери руки, это были не женские руки, грубые, шершавые, и пальцы все

скрученные. Бедная моя мама, что ты перенесла. А потом Афанасий повернулся ко

всем и стал говорить уже другим голосом, наверно, чтоб отвлечься. А знаете, что я им

ещё преподнёс. Помню, когда с Томска приезжал домой, бабушка всё ткала половики,

я смеялся, что бабушка, куда ты столько наготавливаешь, и она всегда говорила, что это

мне приданое. Я смеялся, а она нет, всё всерьёз. И вот я женился, а половики так и не

получил. Сам не спрашивал, теперь понимаю почему. Варвара не дала время на

подумать, сразу вскричала прям, ну не тяни, говори почему. Да всё очень просто, жена

моя немка. Ответ Афанасия лишил дара речи его собеседников. Так вот оно,

провиденье, и такая вот получилась расплата. Ну первый раз можно подумать совпала

тебя в армию в Германию взяли. Что спортсмен, здоровый сибирский парень, а потом

вторе—жена немка, а теперь и сам в Германию уехал. Афанасий добавил, есть и

четвёртое. Фамилия у меня теперь не ихнее, немецкое, наша семья теперь носит

фамилии моей жены. Да, сказал Игнат, вот это перекаты. Все замечали и пошли за

калитку. Афанасий остановился, закрыл калитку на вертушку, что-то сказал и пошёл за

всеми.

По остаткам деревни шли молча, как по кладбищу. Иногда останавливались и

старожилы рассказывали о бывших доможителей. Да, эта экскурсия напоминала

траурную процессию. Кузьма вдруг сказал. Ну хватит, пойдёмте ко мне, мы там ещё не

всё съели. Афанасий посмотрел на небо и сказал, вы идите, а я подойду, к своим на

кладбище схожу пока погода не с портилась. На встречу к матери и бабушки он шёл

молча, столько он сейчас услышал, что бы ответили на всё это его самые родные люди,

которых он считал святыми. Мусору на могилке собралось много, у него не было с

собой ничего, чем можно всё это убрать. А может и не надо к зиме оголять могилу,

холодно будет. Он зашёл в оградку, они и здесь вместе лежат, Афанасий сам их так

похоронил, рядом и в одной оградке и столик сделал. Он не знал с чего начать и

вспомнил, что перед уходом положил в карман две конфетки и спохватившись,

быстренько достал их, и сказал с улыбкой, вот я вам сладенького принёс, по конфетке.

Он не знал, что ещё сказать, а что говорить, разве можно это чем-то изменить.

Афанасий обнял по очереди крест матери и бабушки, потом встал к крестам лицом и

сказал, простите меня если я вас обижал, да, конечно, обижал. И я постараюсь вас

простить, хотя вопрос за чем вы так сделали останется со мной. Я вас считал святыми, а

теперь я столько узнал про отца, про прошлое и мне не стало от этого легче. Прощайте.

Я от вас теперь очень далеко. Наверно это судьба!

Звук мотора удалялся, неподвижно и тихо стояли Кузьма, Игнат и Варвара, так же тихо

сидели в кабине трактора Николай и Афанасий. Оказалось, что уезжать получилось

тяжелее чем приезжать.

«Тунгуссово» причаливало к берегу точно в назначенное время. С корабля Афанасия

заметили и стали махать ему рукой. И пока корабль швартовался ему сыпалась сотни

вопросов, а главное спрашивали, ты всё успел сделать. Первым сошёл на берег гид

Максим, он подал руку и сказал, о, а ты на легко, что без гостинцев. Афанасий

посмотрел на свою сумку, в которой лежал его рюкзак с тетрадками, письма и фотка