Протоиерей Александр Мень - Из современных проблем Церкви Страница 10

4. О душепопечении. Вопрос очень сложный. По–видимому, пришло время разграничить роль исповедника и духовника. Первый — лишь совершитель таинства. Он нужен всем и всегда. Второй имеет локальное и более трудное призвание. Он действительно берет на себя водительство душой и в какой–то мере снимает с нее бремя самости. Наверно, этих духовников нужно было бы готовить в особых центрах или монастырях, чтобы они оказались способными стать своего рода христианскими «гуру» (простите за индийский термин). У нас пока это все в зачатке. Старчество как институт практически исчезло. Все отдано импровизации, от которой многие (в том числе и я) очень страдают. Но утешительно уже то, что проясняется задача и разделение призваний.

5. В дополнение. Прочел наконец первый том «Итогов богословия ХХ века»; писал Вам об этой книге раньше. Там в довольно поверхностном изложении православного богословия есть очень важное замечание. Автор утверждает, что православные не различают размышление о божественном (теологию) от углубления духовной жизни. Это, однако, идея вовсе не только наша, она восходит к Отцам Церкви. Автор говорит, что она чужда западному христианству. Не могу поверить! Ведь богослов без духовной жизни и молитвы был бы похож на искусствоведа, не чувствующего произведений искусства, их красоты. С прискорбием должен признать, что авторы книги зачастую кажутся похожими на таких искусствоведов, настолько «бездуховны» их статьи и «секуляризированы». Вы знаете, что я очень далек от конфессионального шовинизма и верю в единство Церкви. Но большая часть написанного произвела на меня жалкое впечатление (простите и извинитесь, если среди авторов есть Ваши знакомые). Во всем чувствуется «антропоцентризм», подменяющий «теоцентризм» как якобы устаревший. Эта мысль есть измена духу Библии. Авторы говорят о секулярном мире как самодовлеющем, благополучном, триумфальном. Для них оказались закрыты и трагедии, и болезни цивилизации. Рассуждая о ХХ веке, они психологически живут еще в XIX–м. Им кажется, что христианству осталось только потесниться, что мир столь доволен собой и совершенен, что не нуждается в вере. Опыт мой невелик в сравнении с их опытом, но и я не в пустыне живу. Странен мне этот их комплекс неполноценности! В книге много говорится о том, что нужно признать правоту секулярности, чтобы вести с ней диалог. Это бессмыслица. Звучит примерно так, как если бы первым христианам предложили принять всерьез нравы времен Нерона. К тому же о вещах священных в книге говорится в таком же тоне, как о каком–нибудь плане или занятном таракане — поистине «объективистски». Не сказывается ли здесь разрыв духовной жизни и теологии? Конечно, и св. Фома излагал теологию «объективно». Но разве не сказал он сам, что все это «куча соломы» в сравнении с подлинным богопознанием? Так вот весь этот том мне показался похожим на «кучу соломы». Еще раз прошу прощения. И не делайте, пожалуйста, вывода, будто я все западное — ругаю. Мне очень многое дорого и ценно и в богословии, и в духовной жизни католиков. Я искренне люблю Честертона, Льюиса, Гвардини, Тейара и многих других. Мы иногда переписываемся с каноником Каффарелем (Париж). Его дело, посвященное возрождению духа молитвы, кажется мне огромным. Очень радуют меня и многие комментаторы Библии. Так что говорил без всякого предубеждения. Просто мне кажется, что верность выше человеческой мудрости.

До свидания, дорогой отче. Жду ваших писем. Надеюсь, что когда–нибудь Вы приедете и мы сможем увидеть друг друга. Шуре скажите, что апокрифы с ликованием получил и безмерно всем благодарен.

Братски во Христе прот. А. Мень

19 марта [ 1975 г. ]

Дорогой отец Александр!

С радостью получил Ваше письмо от 21 февраля. Но сперва кое о чем.

«Филон» Даниелу [48] и «Иов» Стеймана [49] больше не находятся в продаже. Непонятно, что получили: «Кумран», я понимаю, — кумранский горшочек, а «журнал» — не понимаю. Не брошюрка ли о Достоевском? Мои парижские знакомые должны Вам послать журнал «Консилиум» [50] вместе с богословскими книгами: Тиллих [51], Жеремияс [52], Додд [53].

Валя попала в неудачный квартал, населенный грузинами–фанатиками. Виновата Шура, которая не соизволила их встретить в аэропорту. Материально им нелегко, но справляются. Так как Валя работает больше в Хайфе, обещали переменить место жительства, но дело не двигается. Постараюсь посодействовать. Вы когда–то спросили, как относятся в Израиле к христианству. Теперь имею больше опыта: решительно плохо. Общее мнение оказывает сильное давление. Можно дать объяснения и извинения, но факт остается. В больших городах легче. Впрочем, Валя и семья бодры.

Я купил новую автомашину. Налоги были огромны: 200%. Поэтому я должен отложить путешествие в Россию на год. После Троицы о. Николай из Московской Миссии поедет в отпуск и там обсудит, на каких условиях мне лучше поехать.

Я вообще сочувствую тому, что Вы пишете. Ко всем этим вопросам я подхожу только косо, а не по существу, как Вы.

Действительно, нечего закрывать глаза на ужас смерти. Но не только праведники умирают достойно. Будучи слабыми телесно и душевно, дети не ведут эту ужасную борьбу против судьбы. Вспоминаю последние слова одного мальчика: «Мама, приготовь мой чемодан: я отправляюсь в далекий путь». По той же причине умирают достойно «от старости». Мы не знаем, какая смерть нам будет дана. Но пока дух не оскудел в нас, да скажем со св. Франциском:

Laudato si, mi Signore,

Per sora nostra morte corporale… [54]

Будем ли мы страдать много в процессе посмертного очищения от греха? Вопрос не в интенсивности, а в качестве страдания. Мы тогда уже сознательно будем в Божьих руках: не будет той кажущейся абсурдности, которая нас так мучит в теперешних страданиях. Хорошо говорит о чистилище св. Екатерина де Генова [55]. Есть такая, кот. не надо путать с Екат. де Сиена [56].

У христианина платоническое созерцание все во Христе. Ведь и творение мира было дело Слова Божья. Однако такое созерцание мало кому доступно, и сам Фома дает впечатление, что его не достиг. А у рядовых доминиканцев любопытно и жалко наблюдать, как они забывают о Христе или забывают о великой Фоминой схеме. А главное, богословский исследователь не должен забывать, что он и простой верующий. Ни в одной умственной схеме нету места для нашей (личной) непосредственной связи со Христом. В моем письме от 13/II я Вам рассказываю, как я сам поискал более прямой путь.

Различие духовных путей в одной Церкви мало осуществимо. Униатство есть только самообман. Одна шведская знакомая, питая с детства отвращение к протестантству, стала католичкой; несколько лет тому назад стала эфиопской монахиней — и блаженствует наконец. Но обратного пути я примеров не знаю. Когда я упрекаю Софию Алексеевну, что она «католичка», она отвечает: «А вы не знаете, сколько мне стоило отречься от всего русского». Практически я не знаю, какой будет путь наших друзей, но факт, что они себя чувствуют у себя только в православной Церкви.

О душепопечении — тут я Вас не понимаю. Быть старцем есть дар. К тому же старец обязательно и подвижник. Не может быть другая школа, как только монастырь и скит. Не мешает ему знать и психологию. Но пока духовный дар не определился, это опасная наука. Тут я не говорю об опасности современной психологии. Это само собой. Уже давно, под влиянием иезуитов, на Западе преподается психология. Сама по себе она не плоха, хоть и не глубока. Выходит, что когда юноша обращается к священнику как к духовнику, тот отвечает ему на психологической почве, о которой слыхал, а не на духовной, которую мало понимает. В сущности, отвечает как безбожник — лучше вовсе не ответил бы. И я, в своей семейной жизни, рано научился молчать о своих духовных переживаниях.

Я — человек очень ограниченный, и «Итоги Богословия ХХ столетия» мне не по зубам, потому что слишком далекое от моего склада ума. Я разыскал этот труд, но ничего не понял, потому что попал на немецкое издание, а немецкого языка не знаю. О. Конгара [57] я хорошо знаю, и недавно его возил по городу. Моим профессором он, к сожалению, не был, так как в том году он был в плену у немцев. Он там немало страдал и совершенно забыл русский язык, которому, говорит, он только что научился. Его идеи меня иногда удивляют или смущают, но по его жизни я знаю, что он созерцает что–то Божественное. Действительно, считают на Западе, что теология не имеет отношения к углублению духовной жизни, но ведь нет богословия без созерцания, и нет созерцания без углубления духовной жизни. Когда–нибудь напишу об этом более подробно, если хотите. Это действительно вопрос.

Читая мое письмо, один батюшка спросил, не путем ли подчинения своей воле западный духовник освобождает духовного сына от самого себя. Конечно, я не об этом говорил.