Александр Мень - История религии (Том 3) Страница 11

Чем же обязан Конфуций своему двадцатидвухвековому господству над умами? Он не был такой яркой личностью, как Будда, в его учении не было религиозной глубины Ветхого Завета или Упанишад, философская сторона конфуцианства всегда оставалась неразработанной. И тем не менее авторитет его в Китае всегда был непоколебимым.

Главной причиной триумфа конфуцианства было то, что оно оказалось наиболее созвучным тем идеалам, которые китайцы уже издавна впитывали с молоком матери. Их привлекала его рациональная этика, лишенная мистицизма, оно покоряло своим духом гуманности, умеренности и середины. Его обетования были конкретными, земными, понятными каждому. Порядок и благоденствие всегда имели особое обаяние в глазах китайцев. Конфуций был целиком обращен к земле, он не интересовался тем, что такое жизнь человека, а учил лишь тому, как жить, чтобы достичь мира и изобилия. Он не был ни святым, ни пророком, но именно таким, практичным, рассудительным, прозаическим, он был дорог китайцам; он привлекал симпатии всех: простой народ видел в нем защитника своих интересов, имущие классы - поборника их прав, вся нация - великого вождя, который призван дать ей процветание.

Но дух конфуцианства нельзя ограничивать исключительно китайскими рамками. Об этом свидетельствует его популярность на Западе в эпоху господства рационализма и просветительства.

Сведения о Конфуции были принесены в Европу миссионерами в XVII в. /40/. Его учение сразу же вызвало много споров. Рационалисты и вольнодумцы с радостью ухватились за него как за образец секулярной безрелигиозной морали. Юм считал конфуцианство лучшим осуществлением идей деизма, Монтескье и Вольтер восхищались конфуцианской нравственностью, а для роялистов Конфуций был защитником "просвещенного абсолютизма". Полемика против конфуцианства, которую вели Лейбниц и Мальбранш, свидетельствует о его широком распространении. Деисты и агностики, революционеры и консерваторы нередко ссылались на Конфуция как на своего предшественника.

Мы уже видели, что в учении Конфуция о государстве действительно заключались элементы либерализма. Но в его собственной стране это не привело к народовластию. "Конфуций, - говорит Крил, - положил начало созданию демократического правления, но созданные им принципы были слишком мало расширены. И самих этих принципов недостаточно. Для эффективности демократии народ в целом должен иметь активный голос при избрании своих правителей. Для этой цели необходимо создать особые методы. В Китае это никогда не получило развития; это завершилось в другой части света" /41/.

Итак, конфуцианский идеал - не просто экзотическая философия. Он явился первой попыткой сформулировать учение о том, что конечная цель человека-чисто земная, что нравственность может быть укреплена независимо от религии, что все высшие запросы духа могут быть устранены из сознания, а трагичность жизни преодолена созданием гармоничного общества. Совершенно очевидно, что эта доктрина являлась общечеловеческим соблазном, а не просто китайским изобретением.

Несмотря на свое тяготение к "середине", Китай, таким образом, выдвинул два крайне противоположных решения проблемы жизни. С одной стороны, в лице Лао-цзы он возвестил миру о тайне Высшего Бытия и призывал к мистическому созерцанию. А с другой стороны, в лице Конфуция он объявил высшей ценностью земное существование и увидел спасение в устойчивом общественном режиме.

И поныне эти два направления - пассивная отрешенность и утилитарный реализм - продолжают бороться в Китае. Большой победой первого было массовое обращение китайцев в буддизм, учение, сходное с даосизмом /42/. Конфуцианская же тендеция восторжествовала в китайском коммунизме, несмотря на то что философия Мао существенно отличается от доктрины Конфуция.

Между тем ни тот. ни другой ответ на вопрос о смысле жизни не может удовлетворить человечество. Первый вступает в глубокий и непреодолимый конфликт с фактом жизни, творения, реального мира, человеческого творчества, а второй - тщетно пытается заставить человека забыть о его высшем духовном призвании.

Теперь нам пора покинуть Срединную империю и обратиться к другому народу, чтобы услышать слово его великих учителей жизни.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава третья

ПО ЗАВЕТАМ ПРЕДКОВ

1.По словам одного из знатоков конфуцианства, "Лунь юй" - "лучший источник по учению Конфуция" (Н. G. Creel. Confucius, the Man and the Myth. London 1951, р. 313). В частности, он обосновывает это тем, что в "Лунь юе" содержится немало такого, что позднейшие конфуцианцы вряд ли могли поместить в книге а именно: ссоры между учениками Конфуция и его сомнительные в этическом отношении поступки. Радуль-Затуловский считает "Лунь юй" даже "единственным источником, на основе которого приходится изучать Конфуция" (Я. Радуль-Затуловский. Конфуцианство и его распространение в Японии, 1947, с. 64).

2. Лунь юй, IX. 7. Пер. П. Попова.

3. Лунь юй, VII, 19.

4. "Я старше вас на один день",- говорит ученикам Конфуций (Лунь юй, XI, 25).

5. Лунь юй. VII, 1.

6. Чжун юн (Учение о Середине), XIII.

7. Лунь юи. V. 12.

8. Лунь юй, XVII. 9.

9. Лунь юй, XI. 11-12.

10. Лунь юй. 111. 11.

11. Лунь юй, 1, 9.

12. Лунь юй. 111, 17.

13. H. G. Creel. Confucius, the Man and the Myth, p. 124. См. также: Л. С. Васильев. Культы, религии, традиции в Китае, с. 107.

14. Цит. по: Шан Юэ. Очерки по истории Китая, с. 52.

15. Лунь юй. VII. 18.

16. Лунь юй, VII. 2.

17. Лунь юй, VII, 23.

18. Лунь юй. XVI. 13.

19. См.: Ян Юн-го. История древнекитайской идеологии, с. 400; В. Рубин. Идеология и культура Китая, с. 74.

20. Лунь юй, II, 3.

21. Да сюэ (Великая Наука), IV.

22. Лунь юй. XV, 2.

23. Лунь юй, VII, 29.

24. Лунь юй, XII, 2; XV, 23.

25. Чжун юн, II, 2.

26. Лунь юй. Ill, 3.

27. Лунь юй. XIV. 36.

28. Вл. Соловьев. Китай и Европа, с. 129.

29. Лунь юй, XII, 11.

30. Да сюэ, II.

31. Лунь юй, XII, 17-18.

32. Лунь юй. I, 5; XII, 19.

33. H. G. Creel. Confucius, the Man and the Myth, p. 310.

34. Лунь юй, III, 24.

35. Лунь юй. II, 21.

36. Лунь юй, IX, 16.

37. Лунь юй, XI, 9.

38. Лунь юй, VII, 34.

39. Мен-цзы, I, 4.

40. P. Do-Dinh, Confucius et l' humanisme chinois. Bourges, 1967: p. 176-181.

41. H.G. Creel. Confucius, the Man and the Myth, p. 275.

42. В Китае получила начало особая ветвь буддизма - дзэн, доктрина и практика которого особенно близки к даосизму. Это учение впоследствии распространилось в Японии и оказало большое влияние на западный мир (см. Е. Завадская. Восток и Запад. М. 1970: Г. Померанц. Традиция и неподвижность в буддизме чань (дзэн). - Сб. "Роль традиции в истории и культуре Китая". М., l972).

Глава четвертая

"ТАЙНОЕ УЧЕНИЕ"

Индия около 800-600 гг. до н. э.

Веди меня от нереального к реальному,

Веди меня из тьмы к свету,

Веди меня от смерти к бессмертию.

Брихадараньяка-упанишада

В ту эпоху, когда в Израиле пророк Илья боролся с Ваалом, а в Ионии Гомер воспевал Троянскую войну, жизнь индийских государств стала уже во многом походить на жизнь ближневосточных стран - Ассирии, Египта, Хетты. Это явствует из великого эпоса Индии Махабхараты и жреческих писаний: гимнов, брахман, араньяк /1/. Они говорят об усилении раджей, междоусобицах, борьбе сословий и странных обычаях, возникших под влиянием туземных верований. Перед нами проходят картины праздничных пиров, грабительских налетов и угона стад. Чудесная образность эпоса делает читателя как бы очевидцем воинских состязаний витязей, азартных игр, когда раджи, случалось, закладывали и свои владения, и свою семью.

Но несмотря на сходство Индии с другими странами, в ней уже намечаются и первые черты своеобразия, которые сделают ее землей богоискателей. В лесах, окружающих города и селения, появляются толпы странных обитателей; почти обнаженные, прикрьггые лишь длинными космами спутанных волос, с исхудалыми лицами, новые насельники джунглей могут показаться лесными духами, порождениями диковинных тропических чащ.

Индийцы называют этих пустынников муни.

Кто они? Уставшие от жизни старцы, ищущие покоя и уединия? Ведь в Индии считают, что человеку, если он создал семью, воспитал детей, принес посильную пользу окружающим - лучше всего, удалившись от мира, предаться молитве и размышлениям /2/.

Но напрасно мы стали бы прибегать к этому объяснению. Здесь, в лесных хижинах, престарелые люди не только не преобладают, но их меньшинство. Люди среднего возраста и молодежь вот кто скрывается в пещерах и дебрях Индии. Мало того, с каждым днем все новые и новые юноши приходят в тихие монашеские колонии.

Для чего эти полные энергии и сил существа избрали такую жизнь? Ведь их место на конских ристалищах и на полях сражений: ведь многие из них -мастера всадить несколько стрел в одну цель, многим из них улыбались девушки на турнирах, многие из них обладатели земель, дворцов и стад; и все-таки они здесь. Они стали муни, отказавшись от всех тех благ, ради которых человек живет, трудится, возносит молитвы богам. Это нечто неслыханное oт века! Повернуться спиной к тому, чем красна жизнь даже самою незаметного земледельца, бросить города и, подобно орангутангам, скрываться в зарослях!.. Объяснить столь необычное явление можно лишь одним. Прежняя жизнь перестала удовлетворять этих людей: в них пробудилось стремление к чему-то иному, высшему, пока еще не до конца осознанному. Они искатели правды, которые не нашли ответа на свои вопросы в обычаях и религии окружающего их общества.