Дитрих Бонхеффер - Следуя Христу Страница 11

Это возможно потому, что в основе такой подвижной аргументации лежит что-то совершенно правильное. Повеление Иисуса богатому юноше или призыв к созданию ситуации, в которой можно уверовать, фактически имеет только одну цель — призвать человека к вере в Него, т. е. к единению с Ним. В конце концов человека ничто не связывает с тем или иным делом; но все привязывается к вере в Иисуса как Сына Божия и Спасителя. Ничто, в конце концов, не связывает с бедностью или богатством, браком или безбрачием, ремеслом или отсутствием такового, но все связывается в вере. И, таким образом, мы правы, это возможно — верить во Христа в богатстве и в окружении мирских благ, — если владеть ими так, будто их у нас нет. Но эта возможность есть вообще последняя возможность христианского бытия, возможность перед лицом серьезного ожидания предстоящего второго пришествия Христа, и поистине это возможность не первая и не простая. Парадоксальное толкование заповедей имеет свое христианское право, но никогда не дозволено вести дело к тому, чтобы упразднить простое понимание заповедей. Напротив, свое право и свою возможность в этом имеет только тот, кто в любой момент своей жизни способен всерьез прийти к простоте понимания, кто приобщился к Иисусу, к следованию Ему, пребывая в ожидании конца. Это бесконечно более тяжелая, по-человечески говоря, невозможная возможность — понять призыв Иисуса парадоксально, и, как таковая, она подвержена внешней опасности слиться со своей противоположностью, стать удобным выходом, бегством от конкретного послушания. Кто не уверен, что ему было бы много легче простодушно понять заповедь Иисуса и повиноваться буквально, ну, например, действительно бросить земные блага вместо того, чтобы их получить, — у того нет и права на парадоксальные толкования слов Иисуса. Необходимо, таким образом, включать парадоксальные толкования заповедей Иисуса в буквальные.

Конкретный призыв Иисуса и простое послушание имеют неопровержимый смысл. Иисус зовет к конкретному положению, в котором в Него можно уверовать; поэтому Он так конкретно и призывает и хочет непременно быть понятым, потому что Он знает, что только в конкретном послушании человек становится свободен — для веры.

Где принципиально исключено простое послушание, там, повторим, из драгоценной благодати призыва Иисуса произойдет даровая благодать самооправдания. Там, однако, тем самым исполняется ложный закон, препятствующий слышать конкретный призыв Христа. Этот ложный закон есть закон мира, к которому устремляется, которому соответствует закон благодати. Мир здесь простирается, не побежденный во Христе и не побеждаемый в ежедневном единении с Ним, будучи приведен к неподвижному, непробиваемому принципиальному закону. И благодать тогда, уже более не дар Бога Живого, с которым мы, вырываемся из мира, ставя себя в послушание Христу, но она всеобщий божественный закон, божественный принцип, о распространении которого на частные случаи только-то и идет речь. Принципиальная борьба против «законности» простого послушания сама устанавливает всеопаснейший закон, закон мира, и закон благодати. Принципиальная борьба против законности сама в высшей степени законна. Законность побеждается единственно через послушание благодатному призыву Иисуса следовать Ему, в котором закон сам исполняется и сохраняется через Иисуса.

Где принципиально устраняется простое послушание, там проводится неевангельский писаный закон. Предпосылка для хорошего знания Св. Писания становится затем ключом к такому его пониманию. Но этот ключ тут — не живой Христос, творящий суд и посылающий благодать, и орудование этим ключом уже более не лежит исключительно в воле Духа Святого; ключ к Св. Писанию и есть всеобщее учение о благодати, и нам дано владеть им. Проблема следования обнаруживает себя здесь как герменевтическая проблема. Евангельской герменевтике надлежит быть ясной, чтобы можно было, не затрагивая дальнейшего, идентифицировать нас с теми, кто призван Иисусом; и более того, призванные принадлежат самому Писанию вместе со Словом Божьим и Благой Вестью. В проповеди мы слышим не только ответ Иисуса на вопрос ученика, который как бы и наш вопрос, — но вопрос и ответ вместе, как и слово Писания, являются предметом Благой вести. Простое послушание герменевтически было бы истолковано неправильно, если бы мы действовали одновременно с призванным и хотели бы следовать. Но Христос, о котором благовествуется нам в Св. Писании, в целокупности Своего Слова дарит веру только повинующемуся и только ему. Мы можем и должны идти не назад, за слово Писания и реальные события, — напротив, мы призваны всеми словами Писания, именно потому, что мы хотим принять Писание не как принцип, будь это учение о благодати, а как законную власть.

Итак, парадоксальное толкование заповедей Иисуса включает и простое понимание — именно потому, что мы стремимся благовествовать о Христе, а не закон исполнить. Поэтому теперь почти излишне спорить, исходя из этого простого послушания, составляющего определенную заслугу человека, о facere quod in se est, об исполненных предпосылках веры. Послушание призыву Иисуса никогда не бывает самоуправством человека. Это также отнюдь не что-то вроде раздачи имения во имя уже истребованного послушания; так непременно выходит не послушание Иисусу, а свободное принятие собственного стиля жизни, христианского идеала, францисканского идеала бедности. А то прямо в раздаче имения человек мог бы утвердить самого себя и свой идеал — не заповедь Иисуса, не свободу от себя — и ещё больше пленился бы собой. Шаг к ситуации как раз не есть предложение человека Иисусу, но всегда милостивое предложение Иисуса человеку. Только там шаг легитимен, где он делается, таким образом, но там он, впрочем, уже не является свободной волей человека.

«Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно».

(Матф.19:23–26)

Изумление учеников в ответ на слова Иисуса и их вопрос, кто же может спастись, показывает, что случай с богатым юношей они сочли не за единичный случай, но совершенно за общее правило. Они ведь не спросили: Какому богатому? — но только вообще: «Кто» же может спастись? — ведь именно потому, что все, все ученики принадлежали к этим богатым, которым трудно войти в Царство Небесное. Ответ Иисуса подтверждает такое толкование Его слов учениками. Спастись, следуя Христу это не человеческая возможность; однако Богу все возможно.

Следование Христу и крест

«И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами».

Призыв следовать находится здесь в связи с возвещением о страдании Иисуса. Иисусу Христу должно пострадать и быть отвержену. Это долженствование Божьего обетования, которым исполнено Писание. Страдание и отвержение — не то же самое. Ведь в страдании Иисус мог быть прославлен как Христос. В страданиях Он мог бы снискать полное сострадание и преклонение мира. Страдание могло нести в себе свою самоценность, свою славу и свою заслугу. Иисус же в страдании — это отверженный Христос. Отверженность лишает страдание заслуги и славы. Страдание должно быть позорным. Страдание и отвержение — это обобщающее выражение Креста Господня. Умереть на кресте значит страдать и умереть отверженным и брошенным. Иисус должен страдать и быть отверженным в силу божественной необходимости. Всякая попытка устранить эту необходимость — сатанинская. И прямо там из круга выходит ученик; ибо он не хочет такого Христа — Христа оставленного. То, что Петр, столп Церкви, становится здесь виновным непосредственно в силу своего исповедания Иисуса Христа, и своей участливости к Нему, — показывает, что Церковь с самого начала была уязвлена Христом Страдающим. Она не хочет такого Бога, и она, Церковь Христова, не закон страдания хочет навязывать через своего Господа. Прекословие Петра выражает его недовольство тем, что нужно себя посылать на страдания. В этом угроза Церкви, исходящая от сатаны. Он хочет оторвать ее от креста ее Господа.