Аверкий Таушев - Книга Деяний Святых Апостолов Страница 12

Стефан приводит далее пророчество Моисея, в котором он указывает на имеющего придти Мессию, прообразом Которого он является (Втор 18:15) [39]. Вспоминая Синайское законодательство, Стефан говорит, что Моисей получил заповеди Божии через Ангела, говорившего с ним. В кн. Исход изречение закона Моисею приписывается Самому Господу, но Флавий приписывает это Ангелу, что согласно и со словами святого Апостола Павла в Гал 3:19 [40] и в Евр. 2:2 [41]. Может быть, здесь имеется в виду опять «Ангел Господень», то есть Второе лицо Пресвятой Троицы. Ложные свидетели утверждали, что Стефан не перестает говорить хульные слова на закон, — Стефан же здесь восхваляет закон, называя его «живыми словами» — такими, в которых заключается действующая живая сила.

Далее Стефан укоряет евреев за непослушание их Моисею, напоминает о том, как они жалели об оставлении Египта, как сделали себе золотого тельца, в чем видно влияние египетского язычества, обоготворявшего быка Аписа. Стефан ссылаясь на пророка Амоса (5:25-26) [42], укоряет затем евреев, что во время сорокалетнего странствования по пустыне они служили «воинству небесному», то есть поклонялись солнцу, луне и звездам. Он прямо называет имена языческих Божеств, которым поклонялись в пустыне евреи, отступая от служения истинному Богу. Это — Молох — сирский и ханаанский идол, под именем которого обоготворялось солнце, как плодотворное начало жизни на земле, и Ремфан, или Рефан — коптское название обоготворявшейся арабами, финикиянами и египтянами планеты Сатурн, как символа времени. Далее Стефан оправдывает себя от обвинения в том, что он не переставал говорить хульные слова на «святое место сие», то есть на храм. Он говорит о святости скинии, а затем о построении Соломоном храма. «Но Всевышний не в рукотворенных храмах живет», говорит далее Стефан и приводит слова пророка Исаии (66:1 [43] и далее) о том, что Бог вездесущ и не ограничивается храмом. Этим пророческим изречением Стефан разбивает заблуждение отживающего иудейства, будто Иерусалимский храм есть единственно-возможное место истинного Богопочитания. Это то же, что сказал Христос самарянке: «Поверь Мне, что наступит время, когда и не на горе сей и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу» (Ин 4:21-23).

Вслед за тем с 51 стиха Стефан изменяет тон защищающегося на тон обвиняющего своих неправедных судей: с одушевлением пророка он указывает этим представителям еврейского народа на их нечестие, выразившееся в том, что они сделались предателями и убийцами пришедшего к ним Праведного, предвозвещенного пророками, то есть Мессии. Он называет их, как это делали и древние пророки, «жестоковыйными», то есть непокорными, упорными и своевольными, а также людьми с необрезанным сердцем и ушами. Это было особенно обидно, ибо иудеи тщеславились своим обрезанием, а в понятии необрезания заключалось понятие нечистоты и язычества. Стефан напоминает им о том, как они всегда противились Духу Святому, что выражалось в постоянном избиении евреями посланных к ним Богом пророков, и укоряет их в неисполнении закона.

«Рвались сердцами своими» от гнева и «скрежетали на него зубами» они, слушая столь сильные обличения. Стефан же, объятый Духом Святым, возводит очи свои к небу и видит «славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога», о чем сейчас же и говорит вслух, как смелый исповедник, называя Иисуса тем именем, которое Он Сам любил употреблять, — «Сыном Человеческим», в согласии с общеизвестным пророчеством Даниила 7:13-14 [44].

Это довело ярость присутствующих до последней степени. Они увидели в этом Богохульство, и, затыкая уши свои, чтобы не слушать его, устремились на исповедника и, выведя за город, стали побивать его камнями.

Убийство архидиакона Стефана было своеволием возмущенных фанатиков, так как мы не видим, чтобы синедрионом формально был произнесен смертный приговор, на который требовалось к тому же утверждение римских властей. Синедрион, однако, несомненно сочувствовал этому и наверное даже подстрекал фанатиков. Римский гарнизон, обычно небольшой в Иерусалиме, вероятно не мог справиться с внезапно вспыхнувшим сильным возмущением, прокураторы же, как правило, жили в Кесарии, и нужно было время, чтобы известить их и получить подкрепление для усмирения возмущения.

«Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла» — свидетели, по закону, должны были первыми бросить камни в обвиненного ими в преступлении, а чтобы широкие восточные одежды не мешали, их снимали. Савл впоследствии стал великим Апостолом языков — Павлом.

«И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего». — Побиваемый Стефан вознес Богу двоякую молитву — о себе и о своих убийцах. Это — те же молитвы, которые принес Своему Небесному Отцу и Распятый Христос на кресте.

«И, сказав сие, почил» — кончину первомученика Дееписатель сравнивает с отходом ко сну.

Глава восьмая

Великое гонение на Церковь после убиения Стефана (ст. 1-4). Насаждение Церкви в Самарии диаконом Филиппом и крещение Симона Волхва (5-13). Апостолы Петр и Иоанн в Самарии и Симон Волхв (14-25). Благовестие Филиппа евнуху эфиопской царицы (26-40).

Гонение на Церковь

(8:1-4)

Убийство Стефана не осталось единичным фактом: оно было началом великого гонения на Церковь во Иерусалиме, продолжавшегося и потом некоторое время, — как долго, в точности неизвестно. Церковное предание сохранило воспоминание, что в тот же день был убит другой диакон Никанор и с ним 2000 христиан (см. Четьи минеи 28 июля). Все, кроме Апостолов, рассеялись, то есть, следуя разрешению Господа (Мф. 10:23) [45], бежали в другие города Иудеи и Самарии. Апостолы же смотрели на святой город, как на место, которое должно было стать средоточием нового Царства Божьего на земле, а потому не считали себя вправе оставить Иерусалим. Погребли Стефана, по-видимому, не христиане, которые не смели бы этого сделать, а «мужи благоговейные» из иудеев, тайно расположенных к христианству, имевшие мужество, подобно Иосифу Аримафейскому и Никодиму в свое время, придти и похоронить тело мученика. Этим мужам благоговейным Дееписатель противополагает фанатичных гонителей христианства, каковым был Савл, входивший в дома и влачивший мужей и жен в темницы. Видимо Савл был орудием синедриона и был уполномочен им на такой образ действий. В этом он сам признается в послании к Галатам 1:13 [46].

Насаждение Церкви в Самарии, Симон Волхв

(8:5-13)

Но злоба врагов Христа имела своим последствием еще большее распространение веры Христовой. Рассеявшиеся христиане всюду сеяли семена Христова учения. Из 11:19 видно, что они прошли до Финикии, Кипра и Антиохии [47]. С самого начала таким образом стало оправдываться замечательное изречение Тертуллиана: «кровь мучеников — семя христиан».

Дееписатель передает прежде всего об обращении самарян в результате проповеди диакона Филиппа. Что это был диакон, а не Апостол Филипп из 12-ти, видно по тому, что после обращения самарян к ним были посланы Апостолы Петр и Иоанн для возложения на них рук и низведения Духа Святого. Кажется Филипп имел дом и семейство в Кесарии и шел туда, а по дороге остановился в городе Самарии, переименованном Иродом Великим в Севастию. Видя чудеса, совершавшиеся Филиппом, народ с радостью внимал его проповеди.

В числе уверовавших и принявших крещение был некий Симон Волхв, до того времени славившийся в городе своими волхованиями. О нем упоминает святой Иустин-мученик, как о самарянине из села Гитты. Но это был волхв не в том добром смысле, как волхвы персидские, которые были просто звездочеты, приходившие на поклонение новорожденному Господу. Это был чародей, колдун. В то время, по римским и греческим свидетельствам, много появлялось таких магов, халдеев, которые обладая некоторыми знаниями таинственных сил тогда еще мало исследованной природы, выдавали себя за людей необыкновенных. Исцелением некоторых болезней, заговорами, гаданием, шарлатанской таинственностью они так действовали на невежественные массы народные, что народ верил им, будто они находятся в сношении с «высшими силами». Так и о Симоне-волхве говорили, что он «есть великая сила Божия». Это выражение напоминает нам о развившемся впоследствии так называемом «гностицизме», еретическом учении, смешивавшем христианские понятия с языческими и учившем о так называемых «эонах», силах, истекавших из полноты (плиромы) божества. По-видимому, Симон и выдавал себя за такого «эона», а народ поддался увлечению им, верил ему. Но сила проповеди Филиппа была так велика и чудеса, совершаемые им, так поразительны, что народ уверовал во Христа, оставив свое увлечение Симоном, и крестился. Крестился и сам Симон, но, судя по всей его дальнейшей истории, он едва ли сделал это искренно. Пораженный чудесами Филиппа, он, вероятно, надеялся только приобрести силу творить такие же чудеса, как Филипп, и тем приобрести еще большую славу и влияние в народе.