Георгий Чистяков - Над строками Нового Завета Страница 12

Ещё страшнее последнее, третье искушение. Сатана говорит Спасителю, показывая на весь мир: «Всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф 4:9).

Речь идёт здесь о мирской власти и о «дружбе» Церкви и власти. Конечно, Церкви очень удобно находиться под опекой мирской власти, когда та частично её финансирует, опекает, оберегает. В России Православная Церковь до 1917 г. находилась именно в таком, привилегированном по сравнению с другими религиями, положении. Но к чему это привело? К тому, что «инородцы» часто крестились только из карьерных соображений, так как в государственных учреждениях человека не спрашивали, верит он в Бога или нет, а требовали справку о крещении, и если тот её представлял, все ограничения с него снимались, его брали на любую работу, он мог поселиться в любом городе Российской империи. Иудеям, например, не разрешалось жить во многих областях и больших городах России. Справка о крещении (всего лишь справка) снимала все ограничения… Это страшно, потому что приводило к появлению формальных, или, как говорил в IV в. Августин, номинальных христиан, а честных людей, даже верующих, отталкивало от Церкви.

Когда в IV в. при византийском императоре Феодосии Церковь была объявлена государственной, то все вчерашние язычники, чтобы не потерять жизненные блага, тут же крестились Так мученическая Церковь, состоявшая прежде из истинно верующих людей, превратилась в аморфную структуру, вобравшую в себя верующих, полуверующих и вовсе не верующих во Христа, но крестившихся, чтобы иметь определённые льготы или просто не попасть в число диссидентов.

Страшен союз Церкви с мирской властью. Он быстро заполняет храмы людьми, приходящими не по зову сердца, а из корыстных побуждений, и просто конформистами, которые верят (не задумываясь) в то, что рекомендовано властями.

До революции у тех, кто состоял на государственной службе, требовали справку о говении. А сегодня в православных гимназиях у детей спрашивают, в какую церковь ходят их родители, часто ли причащаются, кто их духовный отец и т. д Всё это к духовной жизни христианина не имеет никакого отношения. Вопрос о том, часто ли ты причащаешься, кто твой духовный отец и из какого ты прихода, может быть задан в очень деликатной форме и только очень близким человеком либо у аналоя, когда на нем лежат Евангелие и крест, то есть на исповеди – и нигде больше! Страшно, когда в документах фигурирует запись о принадлежности к тому или иному вероисповеданию и когда об этом спрашивают в официальном учреждении.

Когда Церковь попадает под опеку государства, её путь начинает деформироваться. Вот что писала в 1936 г. о феномене обласканности Церкви государством мать Мария (Скобцова) [прославлена во святых 2004]: «Церковная жизнь постепенно перерождается по типу любого человеческого установления, Церковь становится ведомством, компрометируется государственными, подчас языческими идеалами. Эта отравленность церковного организма подчас заходит так далеко, что даже церковные иерархи утверждают, например, оправдываемость смертной казни с точки зрения христианства… Принадлежность к Церкви становится обязательной с государственной точки зрения, Церковь широко распространяется, механически включая в свой состав всех служащих, принадлежащих данному государству… Христова истина подменяется бесчисленными правилами, канонами, традициями, внешними обрядами…» (Мать Мария. Воспоминания. Статьи. Очерки. – Paris, YMCA-PRESS, 1992. С. 240-241).

В большинстве стран, освободившихся от тоталитаризма (в Польше, Венгрии, Эстонии, Латвии и Литве), Церковь, будь то Католическая, Лютеранская или Православная, начинает претендовать на роль государственной. И люди от нее тут же отшатываются.

В прошлом веке российская интеллигенция именно в силу своего неприятия государственной идеологии храмы почти не посещала и в сущности вообще была вне Церкви. В церковь ходили в основном простые люди, не читавшие газет, Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского. Они жили в деревнях, молились Богу, и всё, что делалось за пределами деревни, их не волновало. Эти люди не потеряли веру, ибо Господь спас их, если так можно выразиться, от культуры, от образованности и просто от информированности о том, что происходит вокруг. Они ходили в церковь, любили Бога и чувствовали себя в храме, как дома. Хуже было людям образованным. Они видели, что Церковь стала частью государственного аппарата, своего рода полицейским ведомством в духовной сфере, и, разумеется, не могли принадлежать к такой Церкви. И лишь очень немногие из россиян понимали, что огосударствленность Церкви свидетельствует не против Церкви, а против государства, её поработившего. То же было в XIX в. и в Европе: ничтожно мало французов, итальянцев, немцев и т. д. посещали католические храмы и лютеранские кирхи. В церковь и там ходили либо простые люди, либо те очень немногие интеллигенты, которые смогли увидеть в религии не рутину, а присутствие Божие.

Религиозность образованного человека в прошлом веке реализовывалась вне Церкви, в форме нецерковного мистицизма и романтического порыва к Богу.

В Европе отношение к Церкви стало меняться давно, там появились истинно верующие – прежде всего среди людей искусства. У нас же этот процесс только начинается. В начале века интеллигенция пошла было в Церковь; Н. А. Бердяев, B. С. Соловьёв и другие увидели и сумели сказать своим читателям, что та земная Церковь, которая устами священников доносит на прихожан, выдаёт справки о говении и делит людей на «белых» и «чёрных», православных и иноверцев, – это не Церковь Христова, которую врата адовы не одолеют, что в истинной Церкви нас ждут не те или иные установления, а Сам Христос, что вся эта государственная мертвенность не касается таинства Евхаристии. Люди начали тогда понимать это. Но грянула революция…

Сегодня интеллигенция возвращается в Церковь. Поэтому особенно страшно, что красно-коричневые силы всё время пытаются «приватизировать» православие, превратить его в своё оружие. Нестерпимо больно порой читать в «православной» прессе, что Россия должна быть государством для русских, а православие – государственной религией; что в каждом полку вместо политрука должен быть батюшка, и лучше, если батюшками станут бывшие политруки, т. к. у них есть опыт работы с солдатами… Всё это, разумеется, отталкивает неверующих от Церкви (хотя на самом деле нет людей неверующих – есть пока не верующие, или ещё не верующие). Об этом нужно серьёзно задуматься. Нужно помнить ответ Иисуса на третье искушение: «отойди от Меня, сатана; ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи».

Не случайно рассказ об искушениях Иисуса приведён в самом начале Евангелия. Даже те, кто не дойдёт до Нагорной проповеди, успеют в течение первого часа знакомства с евангельским текстом прочитать эту удивительную повесть, в которой значимо каждое слово.

И не случайно все три ответа взяты Иисусом из Ветхого Завета, из 4-й главы Второзакония, книги, где в Библии впервые говорится о любви Бога к нам.

Нам кажется, что любовь Божия – это что-то само собой разумеющееся. Вроде бы каждый ребёнок из христианской семьи с раннего детства знает, что это такое. Но не случайно в Библии речь о любви Божией заходит не на первых страницах, а только в конце Пятикнижия. Сразу, без опыта молитвы и духовной жизни понять, что такое Его любовь, невозможно.

Возвращаясь к ответам Спасителя сатане, остановимся на двух понятиях – «сердце» и «любовь». Без сердца нет веры, нет христианства. И без любви нет христианства, нет православия. Эти два понятия – поиски Бога сердцем и Божия любовь к нам – появляются лишь в пятой, последней книге Закона. Именно из этой книги Иисус берёт ответы на вопросы искусителя. В сущности, во всех трёх случаях Он даёт один ответ – сердце горящее, наполненное любовью.

Несколько иначе, чем в Евангелии от Матфея, рассказано об искушении Иисуса диаволом в Евангелии от Луки. В нём изменён порядок искушений. Вначале речь идёт о камне, который сатана предлагает превратить в хлеб, затем он искушает Иисуса властью и, наконец, предлагает Ему спрыгнуть с крыши Храма в Иерусалиме. Дело в том, что вообще в Евангелии от Луки действие происходит не просто в Иерусалиме, а в Храме, который играет в повествовании огромную роль. Здесь второе искушение Иисуса перенесено на третье место именно для того, чтобы закончить рассказ в Храме.

В Евангелии от Марка, несмотря на предельную краткость этого даже не рассказа, а упоминания об искушениях в пустыне, есть один штрих – об Иисусе говорится: «и был со зверями» (Мк 1:13). Как истолковать это замечание? Для этого надо открыть Ветхий Завет, пророчество Исайи, там, где пророк говорит о Мессии, о том времени, когда придёт Он в мир:

«Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детёныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи» (Ис 11: 6-8).