Преподобный Феодор Студит - Творения. Том 1: Нравственно-аскетические творения Страница 13

При первых же попытках императора и патриарха возвратить эконому Иосифу священный сан и тем самым вновь вызвать в Византии михианские споры преп. Феодор вместе с иноками Студийского монастыря и многими другими сторонниками заявил протест против беззакония. Этот протест он мотивировал не только своими прежними доводами, касающимися вопроса о михии, но и тем соображением, что восстановление Иосифа в сане предпринято по почину некомпетентной в этом деле гражданской власти и за услуги вовсе не церковного характера. И вот в Византийской Церкви «снова происходит разногласие и смешение мнений и разделение лиц между епископами и монахами»[139]. Это смешение и разделение особенно усилилось после собора, утвердившего почин василевса. Для преп. Феодора опять стал крайне важным вопрос о значении заповедей и канонов, об опасности для Церкви со стороны государственной власти. Свои сомнения и опасения он хорошо разъяснил в двух письмах к патриарху Никифору, которыми пытался склонить святейшего отменить соборное постановление. «Святая глава! Мы не отщепенцы от Церкви Божией, – писал св. Феодор по поводу слухов о схизме студитов, – никогда да не случится с нами этого! Хотя вообще мы и пребываем во многих грехах, но за всем тем мы православны и питомцы Кафолической Церкви, отвергаем всякую ересь и принимаем каждый признанный [Церковью] Собор – Вселенский и Поместный, а равным образом изреченные ими канонические постановления. Ибо не вполне, а наполовину православный тот, кто полагает, что содержит правую веру, но не руководится Божественными правилами. И твое блаженство мы приняли после возведения, как и исповедали это открыто пред тобою. И с того времени доныне мы, как и следует, возносим [твое имя] при священнодействии, и – Бог свидетель! – если бы ты пожелал войти в общение с нами, то мы в тот же самый день и без всякого колебания вошли в общение с тобою, так как издавна ты любезен нам. А все волнение происходит из-за эконома, которого низложила сама истина, как виновного в нарушении многих правил. Ведь он еще раньше открытого прелюбодеяния [Константина VI] не только совершал богослужение для этого царя, прелюбодействовавшего с различными лицами, причащал и имел угощение от него, но и пользовался частью вместе с ним (Ин. 13:8), вследствие чего сделался готовым и на открытое бесчинство, презрев Бога и Божественный суд… Обрати внимание, если угодно, на священное Таинство брачного венчания и посмотри, сколь великое оскорбление Духа Святого следует предполагать в таких противоречиях.[140] Поэтому мы просим твое совершенство лишить священства того, кто низвержен и канонами, и предшественником твоей святости, был отрешен в течение целых девяти лет и противозаконно вторгся… просим и умоляем, чтобы святая душа твоя склонилась обуздать этого человека, – дабы безукоризненная твоя праведность не подверглась порицанию, Божественный алтарь не осквернился служением низверженного и не было основательных причин для расколов. Блаженство твое пусть истинно и ясно знает, что если это не произойдет по желанию и твоей боголюбивой души, и благочестивейших и победоносных императоров наших (ибо сии ревнители о благе Церкви), то одному Богу известно, что будет с нами, выступающими на защиту заповеди, а в Церкви нашей – свидетель Бог и избранные Его Ангелы! – произойдет великий раскол. Помилуй же, пастырь добрый, помоги, врач сведущий, пастве твоей, овцам твоим, Церкви твоей мерами твоей мудрости, словами твоего благоразумия, лечебными средствами твоего врачевства; отлучи одну овцу от одного только священнодействия, и ты достигнешь всего»[141]. «Мы ни в чем не разногласим с твоей святостью, – писал св. Феодор патриарху Никифору во втором письме, – как только касательно эконома [Иосифа], низложенного священными канонами по многим причинам, и преимущественно из-за того, что он после девятилетнего отлучения опять стал священнодействовать, и притом – в самом источнике нашей святыни[142], иначе сказать, он находится в общении с твоей чистою жизнью и постоянно служит вместе с тобою. Посему справедливо, праведно и необходимо для устранения соблазна от людей Божиих и особенно для нашего [монашеского] чина, чтобы недостойно вторгшийся был отлучен от священнослужения» – в противном же случае великий раскол произойдет в Церкви. «И хотя мы, как люди, подчиняемся власти, но и управляемся, и руководимся властью священных и Божественных канонов»[143]. Итак, вопрос опять сводился к нарушению церковных канонов, к посягательству государственной власти на свободу Церкви при молчаливом снисхождении со стороны патриарха Никифора, которого, однако, студиты продолжали признавать своим законным архипастырем в надежде на то, что он станет точно соблюдать церковные правила. Вопрос осложнялся и тем, что принцип икономии разделяли во главе с патриархом епископы – члены собора, снявшего отлучение с пресвитера Иосифа, а акривии держалась партия монашеская во главе со св. Феодором. Вот почему столкновение носило и иерархический характер, в котором строго церковный и подлинно канонический характер административной деятельности в Церкви стал усвояться почти исключительно инокам, а не епископату. Но центральным пунктом разногласия было дело эконома Иосифа, которого, по суждению «строгой» партии, надлежало лишить священства, как это и сделал блаженно почивший патриарх Тарасий. Суд этого патриарха необходимо уважать, так как он был направлен против прелюбодеяния, в защиту Евангелия, церковных канонов, свободы и независимости Церкви, оправдан и Божественным судом над императором Константином, доказал неосновательность икономии, которая легкомысленных и нравственно неустойчивых людей толкает к гибели, и вообще принес большую пользу Церкви и обществу. Поэтому отменять приговор патриарха Тарасия, преступать пределы, положенные святыми отцами, и допускать излишние и чуждые Церкви послабления – значит предпочитать человеческое Божественному и опять вызывать гнев Божий. Словом, преп. Феодор опять выступил в защиту истины и Божественных канонов[144].

Время шло, а между тем патриарх Никифор, следуя спасительной икономии, уклонялся от переговоров с преп. Феодором по делу о пресвитере Иосифе. И император Никифор, занятый войной сперва с арабами (806 г.), потом с болгарами (807 г.), не имел времени войти в сношения с Феодором Студитом по этому делу. Но не молчал и не бездействовал сам св. Феодор. Ввиду того что патриарх Никифор, вопреки его просьбе, не умиротворил Церковь извержением из сана пресвитера Иосифа, Феодор, авва Платон и студиты отложились от него. Вместе с ними отделилось от патриарха и немало народа, преимущественно лучшие люди. В Византийской Церкви произошел тот великий раскол, который предсказывал св. Феодор в письмах патриарху. Одновременно св. Феодор своими письмами заинтересовал не только Византию, но и Рим. В этих письмах преп. Феодор доказывал, что его уклонение от общения с царем и патриархом вызвано исключительно религиозно-нравственными мотивами и не объясняется никакими политическими причинами (в чем обвиняли его враги), он стремится лишь к церковному миру и, лично ничего не имея ни против царя, ни против патриарха, всегда готов возобновить с ними церковное общение, но при одном условии – если эконом Иосиф будет лишен священства в силу состоявшегося над ним законного суда патриарха Тарасия[145]. Значит вопрос был исключительно церковно-каноническим и при нормальных условиях, при свободной de jure Византийской Церкви, он мог быть решен вполне благоприятно (как впоследствии и случилось). Но в данный момент из-за вмешательства царя Никифора это чисто церковное дело стало отчасти гражданско-политическим. По вине василевса простое и ясное церковное дело получило несвойственное ему течение. Начались допросы студитов и розыски, даже с пристрастием, производившиеся гражданскими чиновниками, которые не понимали канонических оправданий и аргументов преп. Феодора[146]. Возникли даже опасения относительно дальнейших его притязаний на авторитет церковной власти, хотя было ясно, что один отказ патриарха и его сторонников от пресловутой икономии, совершенно неуместной в отношении пресвитера Иосифа, обеспечит всеобщий церковный мир[147]. Наконец к допросу студитов приступил (в январе 809 года) сам василевс Никифор. Дело окончилось тем, что преп. Феодор, авва Платон, архиепископ Фессалоникийский Иосиф и другие студиты были арестованы и заключены в монастыре святых Сергия и Вакха, а в Студийском монастыре была выставлена военная охрана. Преп. Феодор впоследствии горько жаловался на несправедливость и бедствия этого заключения и на стеснение его учеников суровой охраной[148]. Однако правительственные меры против св. Феодора, имевшего по всей Византии громадный нравственный авторитет и славу знаменитого подвижника, не только не вызвали умиротворения в Церкви, а, напротив, еще больше смутили общественную совесть и подали повод к усиленным волнениям и нареканиям против правительства. Необходимо было найти более надежное средство для выхода из неблагоприятного положения церковно-общественных дел. И вот в 809 году император Никифор созвал в Византии собор для обсуждения дела пресвитера Иосифа в связи с протестом преп. Феодора против допущенной в отношении него икономии[149]. Деяния этого собора не сохранились, и восстановить ход совещаний можно лишь предположительно[150]. Но на основании писем преп. Феодора Студита[151] с несомненностью можно заключить, что Константинопольский собор 809 года выразил одобрение церковной политике патриарха Никифора, вытекавшей из принципа икономии, и осудил оппозиционную деятельность преп. Феодора и его сподвижников. На соборе святой отец защищал себя и нимало не изменил своих убеждений[152]. После соборного приговора преп. Феодор, его брат архиепископ Иосиф и авва Платон были заключены в монастырях Доброго и св. Маманта, а потом сосланы (809 г.) на Принцевы острова: преп. Феодор – на остров Халки, архиепископ Иосиф – на Проту, авва Платон – на Оксию[153]. Студийский монастырь по-прежнему охранялся военным отрядом, а потом император приказал заключить выдающихся монахов в тюрьму, рассчитывая этой мерою сломить их преданность своему игумену и противодействие собору 809 года[154]. Не склонил царь студитов на свою сторону и допросом, произведенным им лично в императорском Елевфериевом дворце[155].