Софроний Сахаров - Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру) Страница 13

Письмо 7. О науке послушания

Преткновения в вере. Как найти старца и как относиться к его слову (о слове по благодати, по опыту и в утешение). Об исполнении слова. Об утверждении в Православии. Слово о трех крестах. «Держи ум во аде». О большой благодати

Афон, 15 (28) октября 1932 г.[152]

Христос посреде нас!

Глубокочтимый батюшка отец Давид, возлюбленный о Христе брат мой!

Благословите меня и помолитесь обо мне, грешном[153].

Сколько уже раз доходил я до изнеможения, молясь непрестанно о Вас. Боже мой, какая изменчивая, нерешительная, недоверчивая у Вас душа. Когда Вы противитесь врагу, помыслам, тогда хоть и трудно, с подвигом, но все же хорошо молиться за Вас, но иногда Вы почти добровольно склоняетесь на сторону врага и даете себя тащить в какую-то темную бездну, тогда скорбит душа моя и болит сердце. Правда, бывают у Вас хорошие состояния, и я тогда радуюсь за Вас и чувствую душою, что Вы молитесь с любовью за меня, как близкого Вам брата. За это время (с апреля месяца) бывали у Вас и весьма добрые устроения — и даже подъема духовного, но, к сожалению, Вы опять падали, тонули, как апостол Петр, когда усомнился, видя вокруг себя бушующие волны; усомнился апостол Петр, несмотря на то что Сам Господь, повелев ему идти по водам, тем самым дал ему власть, или силу, идти по воде, за горячность веры в первый момент, и вот сомнение лишило его сей благодати[154]. Так вот и Вы: то восходите на высоту за веру, то снова, за сомнение, падаете.

Отправив Вам прошлое письмо, я после, в воскресенье, ночь проплакал, думая, зачем я его обижаю, и оскорбляю, и обличаю. Если я это делаю, то кто будет утешать его в тех скорбях, которые он претерпевает; но вот, начиная это письмо, я снова хочу если не обличать Вас, то пожаловаться Вам же на Вас, за Вашу нерешительность и двоедушие[155].

О, дорогой, если бы Вы знали, как трудна мне, сверх моих сил борьба эта. За эти полгода, что мы с Вами знакомы, чего Вы только не пережили (и я с Вами постоянно в молитве, днем и ночью, разделял скорби Ваши и радости). Сколько колебаний и сомнений, сколько подъемов и опять падений, радостных и еще больше скорбных, а иногда и мучительных часов. Душою я рад сподвизаться с Вами, но скажу — это выше моих сил. Много раз я молился, чтобы Господь и Владычица сложили с меня, немощного, это бремя, и это потому, что у Вас непостоянная душа, маловерная. Враг силен потому, что мы немощствуем верою, а если бы не так, то подвиг был бы не только не труден, но даже и радостен.

В письмах только малое нечто можно сказать, и поэтому когда я начинаю письмо Вам, то не знаю, с какого конца начать, о чем прежде писать, ибо повсюду разваливается наша душевная храмина. Я вот теперь знаю, на чем Вы преткнулись, и, несмотря на это, боюсь говорить с Вами о причинах Вашего преткновения, чтобы не быть понятым превратно, ибо, говоря об этом, я становлюсь в крайне неловкое положение.

Я Вам не старец, не отец, а только брат; думаю, что в своей неложной заботе о Вас если я и скажу что неприятное, то Вы, как муж премудрый, зная, что искренние укоризны, обличения любящего лучше лживых поцелуев льстеца[156], извлечете пользу для себя из моего смиренного слова.

В прошлом письме я Вам говорил и теперь повторяю, что если Вы не поймете и не исправите в своей душе нечто, то не только истинного старца — отца, но и просто руководителя не найдете себе; хотя бы их и находили Вы, но они все от Вас отрекутся. Простой, безответственный собеседник — пользы не принесет; беседа с ним будет празднословием. Многие, прожив в монастыре по сорок и более лет, не находили себе даже друга — духовного. Теперь старчество — редкость великая. Если я хочу Вам сказать нечто о старчестве, в чем его сила, смысл, то это с целью сократить Вам горький опыт на нашем труднейшем пути. Но это после. Сейчас хочу сказать, что та некоторая восторженность, с которою Вы сначала принимаете слово, имеет в себе зачатки нервного, кровяного возбуждения, за которым непременно последует реакция. (Апостола Петра постигло это искушение в ночь предания Господа[157].) Потом Ваша фантазия рисует Вам образы, и мысли, и чувства, якобы возвышенные, но, к сожалению, не соответствующие истине. До тех пор покамест благодать не научит человека, сердце и ум[158] его не в состоянии постигнуть, в чем величие служения Богу, в чем состоит духовная жизнь. Научить этому может только[159] Сам Господь, и никак не люди. Люди же могут немного помочь на этом пути, несколько указать, направить, предостеречь от прелести, которая прежде всего состоит именно в том, что человек в уме [160] своем рисует образы или предается душевной восторженности. По неразумной ревности своей я хотел оказать Вам на этом пути первую помощь, сознавая вполне, что и оказание на первых шагах какой — либо помощи для меня является задачею, превышающею мои силы. Надеюсь, однако, что в дальнейшем Вы встретитесь с кем — либо, познавшим опытно духовную жизнь; теперь хочу Вам сказать несколько о том, как должно вести себя с ним, если хотите, чтобы он согласился с радостью (а не воздыханием) понести Ваше бремя.

Прежде всего должно утвердиться верою к нему и через веру эту стать неудобопреклонным к соблазну[161]; подчиняться ему, не гнать, не торопить, не требовать, относиться к нему с преданностию, любовью, без восторженности, просто. Руководимый должен быть прост, доверчив, послушлив, непытлив[162]. Мы, по крайней мере, так жили и живем. Когда нам отец игумен или духовник что-либо скажут, то не испытываем, почему он так сказал, а просто «слагаем в сердце глаголы их»[163]. Мы знаем, что они говорят трояко — иногда по благодати по предвидению (это в случаях наиболее важных), иногда по опыту (большею частию), иногда ради утешения в скорби или наставления и вразумления. Доверчивый и послушливый всегда от них получает пользу (во всех указанных случаях).

При ином же отношении и устроении ни в одном из сих случаев человек не получит пользы, потому что рано или поздно преткнется (соблазнится, разочаруется и тому подобное).

Мы знаем, что если нам игумен или духовник что-либо сказал только ради утешения (вроде: «потерпи», «это скоро пройдет» или что-нибудь подобное), то хотя и годами — случается — мы не получаем облегчения, все же всякий раз с верою слушаем и принимаем их слова.

Так бывало и со мною. Приду к духовнику сказать, что бесы докучают по ночам, замучили меня: бьют, душат, ломают, пихают с постели, кричат неистово и без конца разные пакости делают, так что за ночь я не только не отдыхаю, а хуже устаю, когда наступит день, то я едва ли с болезнию могу ходить, а ведь мне нужно весь день быть на послушании; духовник скажет: «Ничего, потерпи; это пройдет, это тебе за гордость Господь попускает или за осуждение, за неприязнь к кому-либо». И я верю и ухожу. Через некоторое время, когда опять замучаюсь, говорю, что не только не лучше, но даже еще хуже досаждают мне бесы. «Ничего, терпи, предайся воле Божией; смирись, и не будешь мучиться. Ничего, теперь так не будет; иди с миром»[164]. Иногда прочитает разрешительную молитву или другое какое-либо наставление даст. После два — три дня иногда спокойнее проходят, а потом снова та же мука, и так годами; и что же — по вере своей духовнику душа каждый раз укрепляется словом его и, терпя годами, впоследствии научается брани с бесами, становится более мужественной, получив много раз помощь от Бога за молитвы, познает свои немощи, смиряется; а смирение — над бесами непобедимая победа; а к плачущему о грехах ни бесы и ни какой иной страх не имеют доступа.

Когда нам говорят по опыту, то в случае несовпадения слова духовника с тем, что было с нами, не соблазняемся, а просто говорим ему о том, и он указывает нам на наши ошибки, которые были причиною того, что с нами произошло иначе, чем он сказал.

Когда духовник нам определенно, со властию говорит что-либо о будущем, то опять мы это принимаем несколько иначе, чем Вы; прежде всего относимся проще, с верою, не пытая ни сроков, ничего дополнительного к сказанному не требуем; ибо знаем, что сам по себе человек будущего не может знать; если он сказал это по дару благодати, то что сказано, то и сказано. К тому же мы знаем[165], что и пророчества, определенно исходящие от Бога, не обязательно исполняются, но очень часто условно, а очень часто и выражаются условно — «аще». Пример: ] пророк Иеремия (Иер.18:7–11)[166].