Квинт Тертуллиан - О ВОСКРЕСЕНИИ ПЛОТИ Страница 13

42.

Об этом изменении он говорит еще в Послании к Коринфянам: Все мы воскреснем, но не все изменится вдруг, во мгновение ока, при последней трубе (1 Кор. 15, 51–52)40; так изменятся, конечно, лишь те, кто будет оставаться во плоти: Мертвые, — говорит он, — воскреснут, а мы изменимся (52). Рассмотрев сначала это суждение, все остальное ты будешь уже соотносить со смыслом сказанного выше. Потому что, когда он прибавляет: Ибо надлежит тленному сему облечься в нетление и смертному сему облечься в бессмертие (53), — имеется в виду как раз та небесная обитель, в которую мы желаем облечься (конечно, повурх плоти, в которой, стеная, обретаемся). То есть мы, по его мнению, тяготимся этим шатром, который хотим не снять, а только покрыть, чтобы смертное поглотилось жизнью, когда оно изменяется таким образом, облекаясь в небесное. Ибо кто, пребывая во плоти, не пожелает облечься бессмертием и продолжать жизнь, ускользнувши от смерти с помощью ее наместника-изменения, дабы избежать преисподней, где взыщут все до последнего квадранта?41 А кто уже побывал в преисподней, тот претерпит изменение после воскресения.

Мы утверждаем, что с этого времени плоть будет воскресать всяким образом и обретет облик ангельский от грядущего изменения. Ведь если бы плоти предстояло измениться только у тех, кто в ней пребывает (дабы смертное поглотилось жизнью, то есть плоть — тем вечным телесным облачением), тогда обретающиеся в смерти не обрели бы жизни, потому что у них уже нет материи и, так сказать, пищи жизни — плоти; или нужно, чтобы они вновь получили плоть, дабы и у них смертное могло поглотиться жизнью, — если они должны обрести жизнь. «Но у мертвых, — говоришь ты, — это смертное уже поглощено». — Да ведь не у всех. Сколько можно найти вчерашних мертвецов, только-только погребенных, в которых нельзя увидеть ни следа поглощения? Ты, разумеется, считаешь поглощенным только погубленное, только истребленное, ставшее недоступным всякому чувству и совершенно переставшее являться. Но да будет тебе известно, что тела древнейших гигантов не поглощены, ибо остовы их до сих пор существуют. Об этом мы уже сказали в другом месте42. Но и еще недавно, когда в этом городе, закладывая фундамент для одеона43, святотатственно повредили древнейшие гробницы, народ пришел в трепет от почти пятисотлетних костей, еще влажных, и волос, не утративших запаха. Известно, что не только кости сохраняются в целости, но и зубы не портятся, ибо они представляют собою семена тела, которое произрастет из них в воскресении.

Наконец, если бы [по воскресении] оказалось, что смертное поглощено у всех мертвых, то чем: смертью, вечностью, временем, или, может быть, жизнью, облечением и дарованием бессмертия? Поэтому кто утверждает, что смертное будет поглощено ими, тем самым отрицает, что оно будет поглощено смертью. Но во всяком случае нужно полагать, что это свершится и исполнится Божественною силою, а не законами природы. И раз смертное должно быть поглощено жизнью, оно, во всяком случае, должно иметься, чтобы поглотилось, и поглотиться, чтобы изменилось. Если бы ты сказал, что огонь должен зажигаться, то не смог бы утверждать, что средство для зажигания в одном месте нужно, а в другом — нет. Так и апостол прибавляет: Чтобы нам, раздетым, не оказаться нагими (2 Кор. 5, 3), — имея в виду тех, которые в день Господа будут обретаться не в жизни и не во плоти. Он утверждал, что названные им «раздетыми» наги именно в том смысле, что им предстоит новое облечение в ту же субстанцию, которой они были лишены. Ибо как они окажутся нагими, когда плоть их сброшена, или отчасти разорвана и уничтожена (а как раз это может считаться наготою), — так потом вновь примут ее, дабы, облекшись плотью, они могли поверх нее облечься бессмертием. Ибо не подобает надевать верхнее платье, если еще не надето нижнее.

43.

Поэтому, когда апостол говорит: Итак, мы всегда уверены и знаем, что пока пребываем в теле, мы далеки от Господа, ибо мы ходим по вере, а не по видению (2 Кор. 5, 6–7), то ясно, что и это не относится к принижению плоти (как будто она отделяет нас от Господа). Здесь он только увещает нас отвратиться от этой жизни, ибо мы далеки от Господа, пока живем. Мы ходим по вере, а не по видению, то есть руководимся надеждой, а не обладанием. Поэтому он добавляет: Веруя, мы, однако, считаем большим благом удалиться от тела и пребывать у Господа (8), — дабы мы ходили больше по видению, чем по вере, и скорее обладали, чем надеялись. Ты видишь, что и здесь презрение к телам он обращает к превосходству мученичества. Ведь только тот, удалившись от тела, сразу пребывает у Господа, кто по заслуге мученичества будет послан в рай, а не в преисподнюю. Неужели у апостола не хватило слов для обозначения исхода из тела или он говорит об этом по-новому? Напротив, желая обозначить временную утрату тела, он и сказал, что мы удалены от Него, — ибо тот, кто отправится в путешествие, возвратится в свое обиталище. После этого он говорит для всех: Мы стремимся быть угодными Богу, пребываем мы вдали от Него или у Него: ибо всем нам должно явиться на суд Иисуса Христа (9-10). Если всем, то и целыми, если целыми, то явиться должно и внутреннее, и внепшее, то есть и души, и тела: Чтобы, — говорит он, — каждый получил то, что совершил в теле и сообразно тому, что совершил, — плохое или хорошее (10). Теперь я спрашиваю, как ты читаешь это место, ибо апостол как будто затемнил его перестановкой слов. Что он имел в виду- «должно быть получено посредством тела» или «совершено посредством тела»? Но даже если он имел в виду «должно быть получено посредством тела», то, вне сомнения, речь идет о телесном воскресении. Если же «то, что совершено посредством тела», — и тут все должно быть возмещено тем же телом, каким и было сделано. Значит, все это рассуждение апостола с самого начала раскрывается в заключении (где показывается воскресение плоти) и его нужно понимать согласно заключению.

44.

Если ты учтешь еще и предыдущие слова, где говорится о внешнем и внутреннем человеке, разве ты не найдешь там и достоинство плоти и полную ее надежду? Ибо если о свете, который Бог зажег в сердцах наших, дабы просветить нас знанием Славы Своей в Лице Христа, апостол говорит, что сокровище это мы носим в глиняных сосудах (2 Кор. 4, 6–7), то есть во плоти, — то разрушатся ли они, потому что они глиняные, сделаны из земли, или, скорее, возвысятся, потому что вмещают божественное сокровище? Ведь если даже сам этот истинный свет, который присутствует в Лице Христа и заключает в себе жизнь, доверяется плоти, то разве должна погибнуть плоть, которой доверена жизнь? Ясно, что тогда обречено на гибель и само сокровище, ибо обреченному на гибель доверяется лишь точно такое же, подобно тому, как старым мехам — новое вино. Вот и апостол добавляет: Мы всегда носим в теле нашем умерщвление Иисуса Христа (10). Что же это за предмет, который, будучи назван «храмом Божьим», может называться еще и «гробом Христовым»? Почему, собственно, мы носим умерщвление Господа в теле? Чтобы, — говорит он, — открылась и жизнь. Где? В теле. В каком? В смертном (11). Стало быть, во плоти, — смертной, конечно, из-за вины, но и способной к жизни в силу благодати. И взгляни, сколь велика эта благодать, что в ней открывается жизнь Христова (там же). Но разве в том, что совершенно чуждо спасению, в субстанции, подверженной постоянному разложению, откроется жизнь Христова, жизнь вечная и нетленная, то есть жизнь Божья? И какого времени жизнь Господа откроется в нашем теле? Видимо, та, которой Он жил до Своих Страстей и которая была известна не только иудеям, а теперь возвещена и всем язычникам. Значит, апостол имел в виду ту жизнь, которая сокрушила железные врата смерти и медные запоры адовы (ср. Пс. 106, 16), которая с того времени уже наша жизнь. Именно она и проявится в теле. Когда? После смерти. Как? Когда мы воскреснем в теле подобно Христу. А чтобы никто не возражал, что жизнь Иисуса уже теперь имеет явиться в нашем теле (благодаря упражнению в святости, терпении, справедливости и мудрости, которыми была славна жизнь Господа), апостол весьма предусмотрительно добавляет: Если мы, которые живем, предаемся на смерть ради Иисуса, то и жизнь Его да откроется в нашем смертном теле (2 Кор. 4, 11). Значит, — говорит он, — все это свершится в нашем теле уже после смерти. Но если после смерти, то может ли это быть без воскресения? Поэтому, заключая свою мысль, он говорит: Мы знаем, что воскресивший Иисуса и нас воскресит вместе с Ним (14), ибо Иисус уже воскрес из мертвых. «С Ним», вне сомнения, значит «так же, как и Его». А если «как и Его», то, разумеется, не без плоти.

45.

Однако они по какой-то слепоте снова и снова натыкаются на слова о двух человеках, ветхом и новом: Когда апостол увещевает отложить ветхого человека, который тлеет от превратного вожделения, обновиться духом ума и облечься в нового человека, созданного по Богу в справедливости и святости истины (Эфес. 4, 22–24), они утверждают, что и здесь апостол, различая две субстанции, относит ветхость к плоти, а новизну-к душе; значит, постоянное тление относится к ветхой субстанции, то есть к плоти. Но если различать по субстанциям, то душа вовсе не есть новый человек потому, что она позже появилась, а плоть вовсе не есть ветхий человек потому, что появилась раньше. Ибо есть ли хоть миг между мановением Руки Божьей и Его Дыханием? Я, пожалуй, осмелюсь утверждать: если бы даже плоть была гораздо раньше души, Он все равно даровал бы первенство душе, — потому именно, что плоть имела наполниться ею. Ибо всякое исполнение и совершение первенствует в силу своего результата, хотя бы по порядку оно было позже. Большим первенством обладает то, без чего не может обходиться первое [по порядку]. Если плоть — это ветхий человек, то с какого времени? С самого начала? Но Адам весь был новым, а из нового не бывает ветхого. Ведь с того времени, как было дано благословение рождению 44, плоть и душа появляются вместе и одновременно, ибо семена их одновременно внедряются в утробу, как мы говорили об этом в сочинении «О душе» 45. Одновременно их зачатие, одновременно и рождение. Эти два человека, — а двойственна, конечно, их субстанция, но никак не возраст, — на деле представляет собою одного, ибо никто из них не раньше. Правильнее считать, что мы целиком или ветхие, или новые, — потому что неизвестно, как можно быть тем и другим одновременно. Однако апостол ясно показывает, что такое ветхий человек: Отложи ветхого человека по прежнему образу жизни (Эфес. 4, 22), — а не по ветхости какой-нибудь субстанции. Он предписывает нам отложить не плоть, а дела, которые и в других местах называются плотскими (ср. Галат. 5, 19), и обвиняет отнюдь не тела, о которых тут же замечает: Оставив ложь, говорите истину — каждый ближнему своему, потому что мы участвуем друг в друге. Гневайтесь, но не согрешайте, солнце да не зайдет во гневе вашем. И не давайте места дьяволу. Кто крал, пусть уже не крадет, а лучше пусть работает, трудясь руками, чтобы мог уделять нуждающемуся. Никакое скверное слово да не изыдет из уст ваших, но лишь такое, которое наилучшее для воздвижения веры, дабы доставляло благодать слушающим. И не печальте Святого Духа Божьего, в Котором запечатлены вы в день искупления. Да удалятся от вас всякая скорбь, гнев, крик и злоречие со всякой злобою. Но будьте друг к другу добры, милосердны, прощайте друг другу, как и Господь простил вам во Христе (Эфес. 4, 25–32). Так почему же те, кто считает плоть ветхим человеком, не приближают свою смерть, дабы, отложив ветхого человека, исполнить предписание апостола? Мы, со своей стороны, считаем, что вся вера должна совершаться во плоти и тем более через плоть (которой принадлежат и уста, чтобы произносить лучшие слова, и язык, чтобы не злословить, и сердце, чтобы не гневаться, и руки — чтобы трудиться и раздавать), а потому мы утверждаем, что ветхое и новое в человеке — это различие нравственное, а не субстанциальное. Равно мы признаем, что тот же человек, который был ветхим по прежнему образу жизни, повреждается, как сказано, от превратного вожделения, и ветхий он по-прежнему образу жизни, но не по плоти вследствие постоянной ее гибели. Стало быть, и по плоти он будет сохранен тем же самым, если будет лишен порочного образа жизни (а не телесности).