Дмитрий Мережковский - Тайна Запада. Атлантида – Европа Страница 14

Может быть, песнь эту слышали дочери Ламеха, в пастушьих кочевьях, у подножья Ермона. Вьются ли до голубого неба взметаемые северо-восточным ветром с горных полей, ослепительно-белые под ярким солнцем, снежные вихри – это они, бен-Элогимы, в сребровеющих ризах; режут ли черное небо пустыни падучие звезды огненными дугами, и это они, влюбленные ангелы.

И целый день, вздыхая, ждет.Ей кто-то шепчет: «Он придет».Недаром сны ее ласкали,Недаром он явился ей,С глазами полными печалиИ чудной нежностью речей…Трепещет грудь, пылают плечи,Нет сил дышать, туман в очах,Объятья жадно ищут встречи,Лобзанья тают на устах…

III

«И входили Ангелы к дочерям человеческим, и спали с ними, и учили их волшебствам»: тайнам лечебных корней и злаков, звездочетству и письменам, и женским соблазнам: «подводить глаза, чернить веки, украшаться запястьями и ожерельями, драгоценными камнями и разноцветными тканями», а также «вытравлять плод и воевать – ковать мечи и копья, щиты и брони». Убивать и не рождать – это главное, и все остальное сводится к этому (Hén., VII, 1, VIII, 1–2; LXIX, 9).

Может быть, благочестивый раввин, сочинитель «Еноха», вглядываясь в крашеные лица Тивериадских блудниц, проезжавших в носилках по улицам города, под сенью Римских орлов, понял, что блуд связан с войною, язва рождения – с язвою убийства, в один проклятый узел – «культуру демонов», cultura daemonum, как определяет Коммодиан верно для III христианского века, и еще вернее для ХХ-го (Cassian., с. III).

IV

Очень любопытно презрение Еноха к искусству письмен. Ангелы «научили женщин писать на папирусе жидкою сажею (чернилами), от чего множество людей, из века в век и до сего дня, заблуждают, ибо не для того люди посланы в мир, чтобы скреплять истину слов тростью и сажею» (Hén., LXIX, 9–10). Но если вообще все письмена от дьявола, то Священное Писание от кого?

Так же любопытно, что и наука о звездах, по Еноху, – бесовская, а по Иосифу Флавию, вся мудрость Авраама – «звездная» – Божия (Joseph. Flav., Antiq., I, 69, ed. Niese).

Судя, вообще, по тому, как свалено здесь все в одну кучу, ничего из «демонской культуры» не спасется в день Суда.

V

Так – в Книге Еноха, но в несколько позднейшем апокалипсисе, «Книге Юбилеев», не так. Здесь, кажется, сохранилось первоначальное сказание о более глубоком соблазне Ангелов:

«Ангелы Господни, те, чье имя Егрегоры, Egrègoroi (Бодрствующие, Бдящие), сошли на землю, чтобы научить сынов человеческих творить на земле правду и суд».

Сходят для добра, если же все-таки делают зло, то невольно, вводят других в соблазн, потому что сами соблазнены; губят, потому что сами гибнут. Ибо тончайший соблазн – не голое зло, ни даже прикрытое маскою добра, а то, которое считает себя добром искренне; нераскаяннейший грех – для «святой цели», война жесточайшая – за «вечный мир».

Падшие ангелы – такие же за человека страдальцы, человеколюбцы, как титаны, Атлас и Прометей.

«Все от меня – искусство, знанье, мудрость» (Aesch., Prom., v. 506), – мог бы сказать и ангел Азазиил.

Вавилонский бог, Оаннес-Эа, чтобы научить людей тайнам богов, выходит из Океана – нижней бездны, водной, а бен-Элогимы сходят с неба – верхней бездны, звездной, но тайна обеих одна – магия.

Магии – божественной механике – учат людей и Атлас и бен-Элогимы. Магия – душа Атлантиды – соединяет обе половины мира – Восток и Запад.

VI

Любят ли сыны Божьи сынов человеческих? Нет, только жалеют; восстают на Бога из жалости к людям, так же как Атлас и Прометей.

…Выслушайте повестьО жалких смертных. Это я им дал,Бессмысленным, могущественный разум.Не с гордостью об этом говорю,А лишь затем, чтоб объяснить причинуМоей любви к несчастным…

«Жалкие», «несчастные» – жертвы Бога, – вот что влечет к людям титанов и падших ангелов. Серафимы любят, Херувимы знают, а бен-Элогимы жалеют. Всем, кто не сделал выбора между Богом и дьяволом, но «остался сам по себе», – жало жалости пронзительно-сладостнее жала любви. Бога нельзя жалеть, а человека – можно, – вот соблазн. Кажется, Лермонтов понял его, как никто.

Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной,К ее склонился изголовью,И взор его с такой любовью,Так грустно на нее смотрел,Как будто он ее жалел.

VII

Кто, не сделав выбора, смешивает Бога с дьяволом, тот смешивает и любовь с жалостью. Что такое жалость? Как будто любовь – тень любви. Любовь над смертью торжествует, жалость ей покоряется; вечности требует любовь, жалость довольствуется временем. Если человек смертен весь, то любить его нельзя – можно только жалеть. Любовь иногда, в самом деле, безжалостна; жалость всегда как будто любовна. В здешней жизни, царстве смерти, горько любить, сладко жалеть. Путь любви на гору, путь жалости под гору; любить трудно, легко жалеть: вот почему так мало любящих, так много жалеющих.

VIII

Дьявол уже соблазнил одну половину мира, Восток, буддийскою жалостью; хочет теперь соблазнить и другую половину – Запад; хочет убить Бога – любовь – жалостью.

IX

Видно по черноте обугленного камня, аэролита, каким огнем он горел, раскаленный добела, – «сладострастьем бесплотных духов», сладчайшею страстью, как будто небесного эроса – жалостью.

Х

Родина ангелов там же, где был Эдем, – в верховье Двух Рек, Тигра и Ефрата. Ангелов заимствовал оттуда Израиль, после Вавилонского плена, и передал нам. Наши херувимы – ассирийские kherubu; наши ангелы-хранители – вавилонские lâmassu.

Чтобы увидеть живого бен-Элогима, надо вглядеться в стенное изваяние ангела, сохранившееся в развалинах Ниневийского дворца (Delitzsch, Mehr Licht, p. 51). Если бы мы увидели его на церковном иконостасе, то не сумели бы отличить oт наших византийских ангелов.

Длинная, как бы женская, риза, такие же волосы, лицо отрока-девы; круглая на голове шапка-тиара вавилонских царей; два крыла подняты к небу, два – опущены к земле; правую руку тоже поднял, опустил – левую, и взор поник, как будто соединяет небо с землею, в вечном мире или в вечной войне.

Tlaô – «страдаю», «терплю» – корень в имени «Атлас», всей «Атлантиды» корень, – нельзя не вспомнить, вглядываясь в это скорбное лицо. Видно, что уже не вернется на небо:

Non possunt coelo redire.

Не может, не хочет вернуться – хочет страдать с людьми. Любит ли их? Нет, жалеет. О, как не понять дочерей человеческих, соблазненных этою небесною жалостью! Кто кого пожалел, кто кого соблазнил?

То не был ада дух ужасный,Порочный мученик – о нет!Он был похож на вечер ясный;Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет.

XI

Миром начали атланты, кончили войной, и ученики бен-Элогимов так же. Ангелы ведут войну на небе, люди – на земле; с Богом воевать научили их ангелы, а воевать друг с другом люди сами научились. «Все от меня – искусство, знанье, мудрость», – говорит бен-Элогим – Прометей; «Все для меня», – говорит Дух Войны. Вся механика-магия – бесконечная власть человека над природой – вся «культура демонов», служит ей одной, Войне.

«Там (в допотопном мире) были изначала славные исполины, nephilim, весьма великие, искусные в войне», по слову пророка (Варух., 3, 26). Все искусство этих «славных», все величие – война.

XII

Дело, впрочем, и тут не обходится без жалости.

Ангелы учат людей ковать оружье, чтобы слабые могли защититься от сильных; но выходит, наоборот, как почти всегда у не любящих – только жалеющих: сильные подымают оружие на слабых.

«...Ангел Азазиил, соблазнивший Еву, научил сынов человеческих смертным язвам – щиту, броне, мечу – всем орудиям убийства. Вышли они из рук его против всех, живущих на земле, от того дня и до скончания века» (Hén., LXIX, 6–7).

«В мире конца не будет войне», по «Сибилле», почти современной «Еноху» (Sibyllina, III, 158). – «Все будут убивать друг друга», по вавилонскому пророчеству незапамятной древности (H. Winkler, Die babylonische Geisteskultur, p. 100).

«Смертная язва» веков и народов – война; только царство Мессии – конец истории, конец войны. «В эти дни, – возвещает Енох, – уже не будет ни железа, ни меди для войны, ни свинца, ни олова... Все это истребится на лице земли, когда явится Избранный» (Hén., LII, 8).

XIII

Первые на земле воины – жены, ученицы воинов небесных. «Жены воюют, а мужи прядут шерсть и нянчат детей», по греческому мифу об амазонках, живущих рядом с атлантами (W. Leonhard, Hettiter und Amazonen, 1911, p. 82). Некогда жили они в Ливии, у подножья Атласа, на берегу озера-моря, Тритониса, сообщает Диодор очень древнее сказание об амазонках; но, изгнанные оттуда страшным землетрясением – может быть, концом Атлантиды, – иссушившим озеро и превратившим дно его в солончаковую степь – в часть нынешней Сахары, бежали в Европу и Азию, под предводительством царицы Мирины, чья память сохранилась и у Гомера (Diod. Syc., III, 52. – Hom., Il., II, 811).