Фома Аквинский - Сумма теологии. Том VI Страница 14

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, «люди прибегают к посредничеству судьи как к одушевленному правосудию»[64]. Но одушевленное правосудие лучше неодушевленного правосудия, которое содержится в законах. Поэтому для осуществления правосудия было бы достаточным [просто] прибегать к [непосредственному] решению судей и не устанавливать в дополнение к этому ещё какие-либо законы.

Возражение 3. Далее, как явствует из вышесказанного (90, 1, 2), всякий закон создан для того, чтобы направлять человеческие действия. Но коль скоро человеческие действия связаны с единичностями, которые бесконечны по числу, то о том, что связано с направлением человеческих действий, может судить только мудрый, [да и то] лишь после тщательного изучения каждого из них. Поэтому было бы гораздо лучше, чтобы человеческие действия направлялись суждениями мудрых, а не установленными законами. Следовательно, в человеческих законах нет никакой необходимости.

Этому противоречат следующие слова Исидора: «Законы были созданы для того, чтобы благоговение перед ними сдерживало человеческую дерзость, чтобы невинность была защищена от окружающего её зла, чтобы страх перед наказанием удерживал нечестивцев от причинения вреда»[65]. Но все это то, что необходимо людям в первую очередь. Следовательно, создание человеческих законов является необходимостью.

Отвечаю: как уже было сказано (63, 1; 94, 3), человек обладает естественной склонностью к добродетели, но совершенство добродетели может быть достигнуто им только посредством своего рода обучения. (Так, мы видим, что человеку в удовлетворении его нужд, например, в пище и питье, помогает производство. Некоторыми его составляющими он наделен от природы, например, разумом и руками, но, в отличие от других животных, которые от природы наделены всем, что им нужно для пропитания и одежды, он не оснащен тем, что ему необходимо, полностью.) Однако непросто увидеть, каким образом человек мог бы обучиться этому самостоятельно, поскольку совершенство добродетели состоит в основном в том, что она удерживает человека от тех недолжных удовольствий, к которым он – притом по преимуществу в молодые годы, когда он более всего способен к обучению – склонен. Следовательно, то обучение, посредством которого человек может достичь совершенства добродетели, он должен получить от кого-то другого. Затем, если молодые люди склонны к добродетельным поступкам в силу либо доброго естественного расположения, либо традиции, либо даров Божиих, то им достаточно одного только родительского обучения, которое происходит в основном посредством увещеваний. Но коль скоро есть немало таких, которые развращены, склонны к порокам и не привыкли прислушиваться к словам, то существует необходимость удерживать их от зла посредством силы и страха, чтобы они как минимум воздерживались от злодейств и не причиняли вреда другим, а если со временем они приучатся к этому и станут добровольно делать то, что до тех пор делали из страха, то и они смогут стать добродетельными. Так вот, этот вид обучения, которое связано с принуждением из страха перед наказанием, является обучением посредством законов. Выходит, создание законов было необходимым для того, чтобы человек мог жить в мире и добродетели. В самом деле, человек, в отличие от других животных, может изыскивать средства для удовлетворения своих вожделений и злых страстей путем использования своего разума, по каковой причине Философ говорит, что «человек, достигший своего совершенства, является самым возвышенным из живых существ, но если он живет вне закона и права, то он – наихудший из всех»[66].

Ответ на возражение 1. Люди с добрым расположением легко приводятся к добродетели посредством увещеваний и принуждение им ни к чему, но те люди, которые расположены дурно, никогда не придут к добродетели, если не будут к этому принуждены.

Ответ на возражение 2. Как сказал тот же Философ, «гораздо лучше, когда все определяют сами законы и остается как можно меньше места произволу судей»[67], и приводит в пользу этого три аргумента. Во-первых, тот, что легче найти немногих мудрых людей, способных издавать правильные законы, чем многих таких, которые могли бы в каждом отдельном случае изрекать правильные приговоры. Во-вторых, тот, что законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, тогда как судебные приговоры в каждом отдельном случае произносятся на скорую руку – ведь человеку легче прийти к правильному решению, когда он имеет возможность [тщательно] рассмотреть множество случаев, нежели когда он [в короткие сроки] исследует всего один. В-третьих, тот, что решение законодателя касается будущего и носит общий характер, между тем как судьи судят о настоящем и относительно отдельных случаев, с которыми нередко связаны [личные] чувства любви, ненависти или корысти, которые мешают правильному решению дела.

Таким образом, коль скоро не всякий человек способен в качестве судьи представлять собой «одушевленное правосудие», по каковой причине в его решениях можно усомниться, то необходимо, чтобы в большинстве случаев судебный приговор определялся самими законами и лишь в очень немногих был предоставлен решению людей.

Ответ на возражение 3. Некоторые частные обстоятельства, которые не могут быть предвидены законодателем, например «совершился ли известный факт или нет» и тому подобное, как в том же месте указывает Философ, «необходимо всецело предоставлять решению судей».

Раздел 2. ВСЯКИЙ ЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЗАКОН ПРОИСХОДИТ ОТ ЕСТЕСТВЕННОГО ЗАКОНА?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не всякий человеческий закон происходит от естественного закона. Так, Философ говорит, что «узаконенное правосудие касается тех вопросов, которые изначально были безразличны»[68]. Но то, что следует из естественного закона, не является безразличным. Следовательно, установления человеческих законов не происходят от естественного закона.

Возражение 2. Далее, установленный закон отличается от естественного закона, о чем говорят и Исидор, и Философ[69]. Но, как уже было сказано (94, 4), все то, что вытекает как заключение из общих начал естественного закона, принадлежит естественному закону. Следовательно, все то, что установлено в соответствии с человеческим законом, не принадлежит естественному закону.

Возражение 3. Далее, закон природы одинаков для всех, поскольку по словам Философа, «[право] естественно, если повсюду имеет одинаковую силу»[70]. Таким образом, если бы человеческие законы происходили от естественного закона, то из этого бы следовало, что они тоже одинаковы для всех, что очевидно не так.

Возражение 4. Кроме того, все то, что вытекает из естественного закона, поддается объяснению. Но, как утверждает Юрист, «не всему из того, что установлено законодателями, можно дать разумное объяснение». Следовательно, не все человеческие законы происходят от естественного закона.

Этому противоречит сказанное Туллием о том, что «исходящее от природы и вошедшее в обычай было закреплено страхом и почитанием законов»[71].

Отвечаю: как говорит Августин, «неправосудное представляется незаконным»[72], поскольку сила закона зависит от степени его правосудности. Затем, в человеческих делах о чем-либо говорят как о правосудном постольку, поскольку оно является правым в соответствии с правилом разума. Но, как это со всей очевидностью следует из вышесказанного (91, 2), первым правилом разума является естественный закон. Следовательно, всякий человеческий закон правосуден настолько, насколько он, происходя от естественного закона, носит характер естественного закона. Но если он в каждой своей части является отклонением от естественного закона, то он уже не закон, а извращение закона.

Впрочем, должно иметь в виду, что что-либо может происходить от естественного закона двояко: во-первых, как заключение из посылки, во-вторых, посредством уточнения некоторых общих положений. Первый путь подобен тому, каким идут науки, доказывая полученные от начал заключения, тогда как второй путь подобен тому, посредством которого искусства путем детализации конкретизируют общие формы (так. зодчий приводит общую форму дома к некоторой частной форме). Таким образом, одно происходит от общих начал естественного закона посредством заключения (например, то, что «нельзя убивать», является заключением, следующим из того начала, что «нельзя причинять вред другому»), в то время как другое происходит от него посредством уточнения (например, согласно закону природы творящий зло должен понести наказание, а то, как именно он будет наказан, является уточнением закона природы).