Рафаил Нойка - Жизнь по Слову, данному нам от Бога Страница 15

О послушании

Мы послушны, потому что любим

В «Принципах православного аскетизма» отец Софроний говорит прежде всего о послушании, считая именно его основой монашества[76]. Почему послушание? Это не простой вопрос. Но я все же начну, и скажу, что до тех пор, пока мы не перестанем путать послушание с дисциплиной, наше понимание послушания всегда будет неверным. Дисциплину тоже можно считать одной из форм послушания, но суть послушания совсем не в дисциплине. Послушание — это таинство, а таинство есть особое состояние души, когда она пребывает в Боге. Я бы так выразил сущность послушания.

И это пребывание в Боге определяет и состояние души, и её отношение к ближним. Я употребил современный способ выражения, сказав: «отношение к ближним», но мне никогда не нравилась подобная терминология. Ведь следует сказать просто слово любовь. Любовь — вот наше отношение к ближним, и никакого другого отношения не существует.

Если ты любишь Бога, то ты не можешь быть непослушным Ему, что бы Он не сказал тебе, что бы ни заповедал, к чему бы ни призвал… Как‑то к нам в монастырь приехал один англичанин, ставший православным, очень добрый и сердечный человек. Может он и сейчас приезжает сюда. Мы были вместе на кухне, и кто‑то из сестёр попросил его о помощи. И знаете какова была его реакция? Он ответил: «Сестра, ваше желание есть заповедь для меня!» Именно это выражение положило начало моему пониманию послушания. Вот что такое послушание! И вот почему слова, которые говорит нам Бог, мы называем заповедями. Те, которые наименовали Его слово заповедью, любили Его, и для них любое Его желание было заповедью.

Слово Бога для нас есть заповедь ещё и потому, что оно непререкаемо. Если Бог говорит нам слово, то нет никого, кто бы мог сказать нам что‑то более истинное и совершенное. И если Бог говорит: «Держи ум твой во аде», то нет другого более верного пути ко спасению, чем это Его слово. Он добавляет: «И не отчаивайся», но добавлять это как бы и не надо. Держи ум во аде, отчаиваться тебе нет никакой нужды, ведь так делать тебе велел Бог. Лишь поступай так, как Он сказал, и достаточно для тебя.

О дисциплине

Я различаю три разных вида послушания. Во — первых, послушание игумену как самому главному лицу, вокруг которого вращается вся жизнь монашеской общины. Этот род послушания основан по преимуществу на дисциплине, хотя, конечно же, дух должен быть совершенно иным. Дисциплина необходима для нас, и важно понимать её значение. В своих беседах отец Софроний говорил нам о ней как о средстве организовать совместную жизнь в обители[77], что сделать весьма непросто, так как у каждого из нас свои запросы, свой духовный уровень, своё видение и понимание, свои способности. Может кто‑то предпочитает завтракать в 10.00 часов, а не в 8.00 или в 13.00; другой хочет молиться ночью, а не утром, и т. д. Но ради того, чтобы жить совместно в братстве, необходимо иметь общее для всех расписание и следовать ему. Игумен, учитывая все это, старается устроить жизнь так, чтобы было как можно меньше неудобств, чтобы каждому из нас иметь возможность жить по — монашески и всей общине вместе и по — братски.

О послушании ближним

Второй вид послушания — это исполнение заповеди Божией «возлюби ближнего твоего, как самого себя»[78]. Ведь в наших монашеских обетах мы обещаем быть послушными и духовному отцу, и игумену, и братьям. Все это — разные виды послушания.

Например, кто‑то из братии просит тебя: «Помоги мне сделать то‑то», но ты не можешь ему помочь, потому что сейчас тебе надо ехать в город по благословению игумена. И все же не спеши отвечать брату резко: «Ты не игумен и не духовник, чтобы давать мне поручения». Послушание ближнему творится по любви к брату, и этим оно несколько отличается от послушания игумену. Поэтому и ответить следует иначе: «Брате, я с радостью помог бы тебе, но прости меня, сейчас я должен сделать то‑то и то‑то, так как отец игумен сказал мне это сделать сейчас». Я несколько перифразирую, но вы понимаете о чем, я хочу сказать. Возлюби ближнего, как самого себя. Рад ли ты, когда на твою просьбу тебе отвечают: «Да»? Так будь же ты таким братом, который говорит другим «да» в ответ на их просьбу. Рад ли ты, когда тебя принимают с любовью? Ты должен быть этой любовью, принимающей обращающихся к тебе[79].

Отец Софроний считал послушание основой монашеской жизни по многим причинам. И одна из них та, что в монастыре есть благоприятная возможность жить в послушании. Да, все мы грешные и у каждого из нас свой духовный уровень, но, все же, придя в монастырь и живя по — монашески, у каждого есть и хоть какое‑то представление о покаянии, стремление к Богу. В монастыре твой ближний не стремится задавить тебя, чтобы лишь ему самому жить. Здесь совсем не так как сегодня в миру, где люди готовы съесть тебя, если ты уступаешь им место, если не конкурируешь с ними, не выставляешь себя великим, или не хочешь властвовать. Следует признаться, что нам всем присуща склонность к доминированию над ближним, однако, ведь мы и боремся с этой страстью в себе. И потому доверять себя по любви в послушание собрату — монаху несравненно безопаснее, чем, если бы вы делали это, живя в современном мире. Только в духовной атмосфере обители вы можете открыто и без чрезмерного риска вверять себя окружающим людям.

Итак, второй вид послушания есть выражение любви к ближнему. Если у нас ещё нет такой любви, мы подвизаемся стяжать её — в этом и заключается смысл аскетики. Ведь мы не святые, мы — в процессе становления, а в становлении присущ подвиг, борьба, отречение от самих себя. Мы падаем, каемся, исповедуемся, просим прощение друг у друга…

О послушании духовному отцу

Третий вид — это послушание старцу или духовному отцу. Оно‑то и является таинством[80]. Совершается оно в том же духе любви, в духе Божием, что и первые два, но цель его совсем иная. Мы творим послушание духовному отцу не ради сохранения единства жизни, но ради собственного преображения, становления святыми и богами по благодати. Если бы мы знали и понимали эту сторону духовничества, то гораздо менее полагались на человеческий аспект наших отношений с духовным отцом. Признаюсь, я сам совершал такую ошибку в моих отношениях с отцом Софронием, ставя человека прежде Бога и не понимая, что делаю что‑то неправильно. Если бы я знал тогда, о чем пытаюсь сказать вам сейчас, то, возможно, и я был бы ныне несколько подобным отцу Софронию. Но, к сожалению, я не стал таким. Лишь в последние годы моего пребывания с ним я начал понимать, что чрез духовного отца моё послушание восходит напрямую к Богу. И тогда мне стала ясна моя ошибка. Я хоть и старался быть послушным, но мыслил о послушании как о дисциплине. Был послушным и прилежным настолько, насколько позволяло мне моё понимание послушания. И замечая, что мне все же чего‑то не достаёт, никак не мог сообразить чего именно.

Дело в том, что послушание духовному отцу должно быть средством, с помощью которого мы пребываем в постоянном общении с Богом. Так, например, ты хочешь идти на исповедь? Знай, что исповедуясь, ты исповедуешься Богу, а духовный отец есть лишь человеческий элемент. Да, ты просишь прощения и у него, но у Бога по преимуществу, так как в данном случае совершаемое таинство исповеди касается твоего личного диалога с Богом, твоего пути к Нему. Или может у тебя есть вопрос, который ты хочешь задать духовному отцу? Нет, прежде спроси об этом Бога, и потом уже иди к духовному отцу. И иди спрашивать не его, а Бога чрез него. Не думаю, что кто‑то из духовных отцов смутится, если я осмелюсь сказать: «Обращайтесь с духовным отцом как с телефоном».

В свою очередь духовному отцу надо непрестанной молитвой испросить у Бога слово для вас. Слово это будет именно для вас, и в таком случае послушание должно быть абсолютным. Почему абсолютным? Да потому что вы «рискуете» услышать слово от Самого Бога. Конечно, это не риск и не опасность, но всё‑таки надо быть весьма внимательным и осторожным, чтобы не отвергнуть данное вам слово. Ведь если вы не примите это слово, то другого не будет.

В книге О молитве отец Софроний пишет, что, будучи духовником на Святой Горе Афон он горячо молился, чтобы ему не быть препятствием между Богом и приходящей к нему душой, чтобы Бог дал ему слово спасения для этой души. Он молился об этом со слезами[81]. Но когда приехал в Европу, то увидел, что люди, не понимая смысла послушания, относятся к нему, послушанию, безразлично. Тогда он прекратил такой род молитвы, и стал говорить им слово, исходя лишь из собственного опыта. Отец Софроний опасался, что если будет говорить слово, данное ему от Бога по молитве, а они будут отвергать это слово, то тем самым он ввергнет их в борьбу с Духом Божиим[82]. Но когда он замечал, что человек расположен к послушанию и исполнению слова, тогда давал место молитве, рождающей в его сердце слово от Бога для приходящей души.