Павел Милюков - Энциклопедия русской православной культуры Страница 15

Рождественская старообрядческая часовня на Рогожском кладбище

Но, очевидно, перехитрить таким образом канонические правила представлялось не особенно удобным. Поэтому от перекрещивания старообрядцы скоро отказались и пошли на новый компромисс. Решено было считать никониан еретиками второго чина. Таким образом, приходящих из господствующей Церкви мирян и священников можно было не перекрещивать, а только «перемазывать», т. е. подвергать миропомазанию. Но и тут представились те же возражения – миропомазание точно так же, как и крещение, уничтожает силу предшествовавшего таинства священства. Те же уловки были пущены в ход, чтобы сохранить эту силу – помазуемого облекали в полное священническое облачение. Очевидно, и эта уступка так же не достигала цели, как и предыдущая. Поэтому среди наиболее умеренных сторонников «поповщины» уже в начале XVIII в. явилось мнение, имевшее полную возможность опереться на взгляды самого Аввакума, – что можно принимать священников и третьим чином, т. е. требовать от них только проклятия ересей. В сущности, от признания никонианства ересью третьего чина недалеко было и до полного примирения с господствующей Церковью15.

Примирение, однако, не состоялось. Вместо того защитник умеренного взгляда диакон Александр (от которого и все направление получило название «дьяконовщина») принужден был всенародно отказаться от своих взглядов. «Не терпя мучения совести своей» и «бояся суда Божия и вечных мук», он явился в Петербург, заявил, что отрекся поневоле, и был публично обезглавлен в Нижнем Новгороде. Но учение его не умерло с ним. Во второй половине XVIII столетия дьяконовцы еще раз столкнулись с более решительными последователями поповщины по тем же вопросам, которые возбуждали в них сомнения в начале века. Для «перемазывания» требовалось правильно освященное миро, которое так же трудно было достать, как и «древлеправославного» архиерея. Дьякон Александр отказывался признать миро, сваренное на Ветке известным Феодосием. И его последователи восстали против знаменитого мироварения, совершенного в 1779 г. поповцами на Рогожском кладбище.

Старообрядец

Для обсуждения вопроса собрался старообрядческий собор 1779 г. На нем сторонники нового мира одержали решительную победу над дьяконовцами. Вместе с тем и требование «перемазывания» священников взяло верх над предложением принимать их по третьему чину. Вожди дьяконовщины Никодим и Михайло Калмык остались в одиночестве. Тотчас после собора Никодим принялся усердно хлопотать о примирении с господствующей Церковью. Но, несмотря на покровительство Потемкина и Румянцева, решение вопроса затянулось до конца XVIII в. Только в 1800 г. проект Никодима осуществился, но в форме, которая не удовлетворила бы самого инициатора, если бы он дожил до этого времени. Дьяконовцы просили себе от господствующей Церкви епископа. Вместо этого «пункты» митрополита Платона дали им «единоверие», т. е. право получать священников, подчиненных православному архиерею, для службы по старому обряду.

Большинство поповцев, признавая вопрос о полноте иерархии самым больным местом старообрядчества, пошли к его разрешению совсем другим путем. Уже в 30-х гг. XVIII в. они остановились на мысли найти себе архиерея, но не у господствующей Церкви. Эта длинная история поисков в итоге обросла множеством и комических, и грустных подробностей.

Началась она с проделок митрополита Молдовлахийского в Яссах, выжимавшего с старообрядцев деньги и подарки, а затем прогонявшего их вон. Раз он даже обрил бороду старообрядческому кандидату в епископы.

Затем появилась добродушная фигура пьяницы и сластолюбца Епифания, обокравшего свой монастырь, сидевшего в тюрьмах – и в Киеве, и в Петербурге, и на Соловках, и в Москве. Освобожденный старообрядцами на вторичном пути из Москвы в Соловки и за это согласившийся обратить на служение старообрядчеству свой сан епископа (полученный еще раньше от Ясского митрополита), Епифаний не сжился ни с теорией, ни с житейскими привычками старообрядцев. Впрочем, меньше чем через год он был арестован при первом разгроме Ветки войсками Анны Иоанновны (1735), к обоюдному удовольствию своему и своей паствы.

За простецом Епифанием возник тонкий пройдоха, молодой и красивый Афиноген, самозванно объявивший себя архиереем. Он бежал за границу, когда его обман открылся. Там он сбросил рясу, обрился, принял католичество, поступил на военную службу и женился на богатой и знатной польской красавице. Не успел исчезнуть с раскольничьего горизонта Афиноген, как на смену ему явился Анфим – московский колодник, пострадавший за «древлее» православие и покоривший своими рваными ноздрями сердце богатой московской барыни и двух ее хорошеньких воспитанниц. С ними он бежал к старообрядцам и устроил себе после долгих хлопот обряд заочного посвящения в епископы. Посвящать его должен был Афиноген, щеголявший, как потом оказалось, в этот день и час по улицам Каменец-Подольска в костюме польского жолнёра. Потеряв постепенно доверие всех старообрядческих общин, этот архиерей был наконец утоплен в Днестре казаками.

Все эти неудачи не охладили бы, однако, рвения старообрядцев к исканию архиерейства и не завязали бы их кошельков, если бы обстоятельства решительным образом не переменились с воцарением императрицы Екатерины II. С этого времени начинается для старообрядчества период терпимости, продолжавшийся также при Павле и Александре I. Бежавшие когда-то от преследований за границу16 поповцы могли теперь снова перенести свой центр в пределы России.

Два года спустя после своей коронации императрица Екатерина II прямо приглашала их вернуться на родину и отводила им земли в саратовском Поволжье. В то же время (1764) Ветка была вторично и окончательно разорена русскими войсками. На несколько времени главенство среди поповщины перешло к соседнему Стародубью. Но это положение стародубские скиты удержали за собой недолго. Их авторитет особенно пострадал после поражения умеренных взглядов Никодима и Михаила, бывших их представителями на «перемазанском» соборе 1779 г.

Зато тем же самым собором чрезвычайно ловко воспользовался один из главных организаторов новых монастырей, возникших вследствие приглашения Екатерины на р. Иргизе, Сергий Юршев. Решительно встав на сторону нового мира и высказавшись в пользу «перемазания» священников, Сергий скоро добился того, что монополия этого перемазывания была признана всей поповщиной за Иргизом.

Беглых попов было теперь у старообрядцев сколько угодно, так как правительство стало смотреть на них сквозь пальцы. Стало возможным даже делать выбор между попами, не принимая тех, которые особенно запятнали себя предыдущей деятельностью. В Иргизе также осуществлялась подготовка попов к старообрядческому служению. Старообрядческий собор 1783 г. решил ниоткуда, кроме Иргиза, священников не принимать. Чтобы еще более заставить весь мир староверов нуждаться в своих священниках и «уставщиках», иргизские монастыри не раздавали в частные руки ни мира, ни запасных Даров, на которые так щедра была Ветка. То и другое можно было достать исключительно от священника, получившего «исправу», т. е. перемазанного на Иргизе. За то иргизские священники имели всего вдоволь и были всегда готовы к услугам своей паствы. Таким образом, с одной стороны, беглые попы сделались самой доходной статьей иргизских монастырей и послужили основой их материального благосостояния. С другой стороны, настоятельная потребность в священстве удовлетворялась теперь с помощью правильной организации. Часто даже старообрядчество оказывалось в этом отношении лучше обставленным, чем соседние православные приходы. Особенной нужды в собственном архиерее теперь больше не чувствовалось. И поиски их прекратились почти на целую половину столетия – на все время, пока действовал Иргиз.

Императрица Екатерина Вторая

Описанное положение дел круто изменилось с воцарением императора Николая Павловича. Снисходительное отношение к беглым попам и терпимость к отправлению старообрядческого богослужения считались главной причиной, вследствие которой старообрядцы не обнаруживали желания принять единоверие. Лучшим средством побудить их искать удовлетворения религиозных потребностей в пределах Православной Церкви стало казаться стеснение их самостоятельной религиозной жизни. Согласно этим взглядам, льготы, данные старообрядцам Екатериной II и Александром I, начали постепенно отменяться. За беглыми попами установлено было самое строгое наблюдение. Прием новых попов и рассылку старых по всей России запретили иргизским монастырям. Вслед за тем и самые монастыри, один за другим, были обращены в единоверческие. «Посредством подкупа, – говорит об этом один из исследователей Иргиза, – присоединил князь Голицын (губернатор, как и оба следующие) в 1829 г. монастырь Нижний, «силой воинской» Степанов в 1837 г. отнял у раскола монастыри средние, «ночным нападением волка на овчарню» Фадеев в 1841 г. захватил верхние монастыри. Совершилось великое «вавилонское пленение» – 28 мая 1841 г. «солнце православия зашло на Иргизе»17.