Филип Шафф - Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих Страница 15

Но выходя из уст Христа, эти колоссальные притязания не возбуждают сожаления, не возбуждают даже простого чувства чего-нибудь неестественного и неприличного. Мы читаем и слышим их каждый раз безо всякого изумления 70). Они являются нам вполне естественными и достаточно подкрепленными в высшей степени необыкновеннейшей жизнью и необыкновеннейшими делами. Тут не находит себе места даже тень подозрения в тщеславии, гордости или самообольщении. Целые восемнадцать столетий миллионы людей всех наций и языков, всех классов и состояний, людей ученейших и могущественнейших, так же как и самых невежественных и самых низких, инстинктивным чувством признают, что Христос истинно был тем, чем Он выражал притязание быть.

Не есть ли это в высшей степени замечательный факт? Не есть ли это победоносное оправдание характера Христова и неопровержимое доказательство истинности Его свидетельства? И можем ли мы отвергать истину и не признавать Божества Христова, не разрушая истинности Его и не уничтожая в самом основании нравственной благости и чистоты Христовой, которые признаются вообще даже еретиками и неверующими? Если Он мудрейший, лучший, святейший из всех людей, величайший учитель и благодетель нашего рода, и, будучи признан таким общим голосом цивилизованного мира, Сам объявляет Себя единым с Отцом и по Своей воле и хотению, по существу и свойствам отождествляется с Вечным Богом в таком объеме и в таком смысле, каких ни один человек, Ангел или Архангел ни на одно мгновение не могут приписать себе, не рискуя быть признанными за богохульников или безумцев; если Он принимает божественное поклонение от Своих Собственных искренних учеников; то как можем мы, оставаясь разумными, отвечая на самые глубокие нравственные и религиозные инстинкты нашего сознания, как можем мы не повергнуться перед Ним с благоговением и вместе со святым Фомой, этим представителем честного, ищущего и любящего истину скептика между апостолами, из глубины нашей души не воскликнуть: Господь мой и Бог мой!?

Это есть testimonium animae naturaliter christianae, говоря знаменитыми словами Тертуллиана. Это есть свидетельство души, христианки по природе, души, которая сотворена для Христа и которая страстно жаждет Его, и ничто истинное, доброе и прекрасное не удовлетворяет ее бесконечному желанию до тех пор, пока, наконец, не уверует во Христа, – в этот путь, в эту истину и жизнь вочеловечившегося Бога в Его собственном и нераздельном лице.

Разбор ложных теорий

Итак, единственное удовлетворительное разрешение великой проблемы о личности Христа заключается в свидетельстве Христа о Самом Себе и в свидетельстве о Нем человеческой души-христианки; тут, говорим, заключается единственно удовлетворительное разрешение, которого не могут изобрести ни человеческая ученость, ни человеческое остроумие; и другого разрешения нет.

Во всех теориях о личности Христа неверующих или полуверующих сверхъестественное чудо, которого они хотят избегнуть, заменяется неестественным дивом. Допустить, что свидетельство Христа о Себе в том смысле, в каком принимает и понимает его общее верование христиан, ложно, – значило бы допустить не только большее чудо, чем чудо свидетельствуемой им истины, но значило бы допустить нравственную чудовищность и абсурд. Юм в своем знаменитом сочинении о чудесах говорит: «Если кто-нибудь расскажет мне, что он видел умершего человека снова оживленным, то я тотчас рассуждаю с самим собою: вероятнее, что или это лицо хочет обмануть, или оно само обмануто, или что факт, о котором оно рассказывает, должен был действительно случиться. Я взвешиваю это чудо против другого чуда и, смотря по тому, на какую сторону склоняются весы, высказываю свое решение, и всегда отвергаю большее чудо, т. е. признаю всегда меньшее чудо. Если бы неверность свидетельства была удивительнее самого события, о котором рассказывается, тогда, и не прежде как тогда, могут требовать от меня веры в него». Мы не боимся употребить этот образчик сомнения и можем в настоящем случае обратить его против Юма и против каждого скептика в рассуждении о лице Христа – этом великом чуде.

Мы подвергнем тщательнейшему исследованию различные попытки унитариев, рационалистов и пантеистов объяснить характер Христа – не допуская в Нем Божества.

Полуневерие древних социниан и новейших унитариев отличается поразительной непоследовательностью. Допуская беспорочное совершенство характера Христова и принимая достоверность Евангельской истории, за исключением чудес, и в то же время отвергая присутствие Божества во Христе, унитарии должны или обвинить Его за такие ненормальные, преувеличенные мечтания, что окончательно уничтожает всякое дальнейшее признание в Его характере нравственного совершенства, или должны ослабить и извратить свидетельство Христа о Его отношении к Богу до такой степени, что оно сделается абсолютно непримиримым ни с правилами грамматики, ни с требованиями здравого, трезвого толкования.

Доктор В.Е. Ханнинг, даровитейший защитник новейшего унитарианизма, предпочитает за лучшее обойти трудности, которых он не в состоянии разрешить. В своем известном трактате «О характере Христа», оправдывая и защищая Христа как дивного, самого чистого в необычайного человека, он рассуждает почти так же хорошо, как какой-нибудь православный богослов; но останавливается на половине дороги и умалчивает обо всех тех необыкновенных изречениях Иисуса, которые по чисто гуманистскому и социнианскому принципам необъяснимы. Он достигает иногда даже порога истинной веры, как это можно видеть из следующего достопримечательного места, которое мы считаем себя вправе процитировать, против его собственной системы: «Я признаюсь, – говорит Ханнинг, – что если бы был в состояния освободиться от мертвящей силы привычки и допустил бы подействовать на себя полному значению следующих, например, мест: придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я дам вам покой; Я пришел взыскать и спасти погибшее; всякого, кто исповедает Меня пред людьми, исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отречется от того и Сын человеческий, когда придет в славе Отца Своего, и святые Ангелы с Ним… В доме Моего Отца много обителей; Я иду туда, чтобы приготовить вам место, – я говорю, если мне удастся живо представить перед своей душой могущественное содержание этих мест, то я чувствую, что прислушиваюсь к такому существу, которого никогда, ни прежде, ни после, не было, и которое никогда на человеческом языке так не говорило… Священный трепет обнимает меня при чувстве величия, какое выражается в этих простых словах, и когда это величие я привожу в связь с доказательствами чудес Христовых, как я сделал в прежде появившемся своем трактате, тогда я вынужден воскликнуть вместе с сотником: «воистинну этот был Сын Божий» 71).

Но это еще не все. Мы видели, что Христос идет гораздо далее, чем сказано в цитированных местах, а именно: что Он Своим именем прощает грехи, что Он утверждает Свое существование прежде Авраама и прежде начала мира (не в просто идеальном смысле, в духе Бога, потому что это не отличило бы Его от Авраама или какой-нибудь другой твари, но в реальном смысле самосознающего личного бытия), что Он ясно выражает право на божеские свойства и честь и получает их, и Самого Себя делает равным с великим Иеговой. Как может существо, столь чистое и святое, столь совершенное и кроткое, вполне свободное от всякого следа фанатизма и мечтаний, как такое существо, как Христос, может выражать в чем-нибудь притязание на то, чем оно не было действительно, что доктор Ханнинг сам открыто и с большой торжественностью признает? Отчего же дальше не последовать воззванию языческого сотника, не соединиться с исповеданием Петра и поклонением скептика Фомы и не сказать: «Господь мой и Бог мой»? 72)

Унитарианизм слишком много придает своим окончательным выводам и вынужден прийти к логической дилемме: или впасть в неверующую христологию, или сблизиться с правоверующими. Это хорошо, сознательно чувствовал Паркер и пошел по первой дороге. Но такой человек как Ханнинг, который, по всей вероятности, находился под влиянием святого образа Христова, не колебался в своем выборе, как мы можем заключить из всего духа его сочинений и из последней его краткой речи, которую он произнес перед своей смертью в Леноксе, в Массачусетсе, в 1842 г., где он сказал: «учение о воплощенном Слове показывает нам Бога, как Он искренно соединился с нашей природой и явился в человеческом образе, и нас делает участниками Своего собственного совершенства».

Ханнинг склонялся к известному крайнему арианизму и готов был допустить в Иисусе род полубожества и отвергнуть Его предвечное существование до начала мира. Но в этом заключается нелепое предположение существования твари прежде творения, временного существа прежде времени, которое сотворено было не до начала мира, но явилось вместе с миром как форма его бытия.