Андрей Кураев - Неамериканский миссионер Страница 16

В житиях святых повествуется о мученице Дросиде, которая сама вошла в печь (память 22 марта / 4 апреля). Мученица Пелагия бросилась со второго этажа, спасаясь от воинов, пришедших арестовать ее (память 8 / 21 октября).

Говоря о монахинях-самоубийцах, блаженный Августин восклицает: «Какое человеческое чувство откажется извинить тех, которые убивали себя, чтобы не потерпеть чего-либо в этом роде?» (О Граде Божием. 1, 17).

Самоубийство без осуждения описывается в одном библейском эпизоде: Никанору же указали на некоего Разиса из Иерусалимских старейшин как на друга граждан, имевшего весьма добрую славу и за свое доброжелательство прозванного отцом Иудеев. Он в предшествовавшие смутные времена стоял на стороне Иудейства и со всем усердием отдавал за Иудейство и тело и душу. Никанор, желая показать, какую он имеет ненависть против Иудеев, послал более пятисот воинов, чтобы схватить его, ибо думал, что, взяв его, причинит им несчастье. Когда же толпа хотела овладеть башнею и врывалась в ворота двора, и уже приказано было принести огня, чтобы зажечь ворота, тогда он, в неизбежной опасности быть захваченным, пронзил себя мечом, желая лучше доблестно умереть, нежели попасться в руки беззаконников и недостойно обесчестить свое благородство. Но как удар оказался от поспешности неверен, а толпы уже вторгались в двери, то он, отважно вбежав на стену, мужественно бросился с нее на толпу народа. Когда же стоявшие поспешно расступились, и осталось пустое пространство, то он упал в средину на чрево. Дыша еще и сгорая негодованием, несмотря на лившуюся ручьем кровь и тяжелые раны, встал и, пробежав сквозь толпу народа, остановился на одной крутой скале. Совершенно уже истекая кровью, он вырвал у себя внутренности и, взяв их обеими руками, бросил в толпу и, моля Господа жизни и духа опять дать ему жизнь и дыхание, кончил таким образом жизнь (2 Мак. 14, 37-46). Впрочем, блаженный Августин считал, что «дело Разиса можно назвать великим, но не добрым» [101]. Так же Августин высказался и о Клеомброте, который покончил с собой, прочитав диалог Платона о бессмертии души: «Поступок его был скорее великим, чем добрым» (О Граде Божием. 1, 22).

У самого Августина при обсуждении этой темы появляется чисто религиозный, «заэтический» мотив:

«Но, говорят, многие святые женщины, избегая во время гонения преследователей своего целомудрия, бросались в реку с тем, чтобы она унесла и потопила их; а хотя они умирали таким образом, их мученичество, однако же, весьма чтится Кафолическою Церковью.- Не осмеливаюсь судить об этом необдуманно. Повелевал ли Божественный авторитет какими-нибудь заслуживающими доверия свидетельствами, чтобы Церковь чтила подобным образом их память,- не знаю; может быть – и так. Что, если женщины эти поступили таким образом не по свойственной человеку ошибке, а в исполнение Божественного повеления, не заблуждаясь, а повинуясь, подобно тому как должны мы думать о Сампсоне? А когда повелевает Бог и не оставляет никаких недоразумений относительно того, что повелевает Он,- кто сочтет послушание преступлением? Кто обвинит благочестивую покорность? Но отсюда не следует, чтобы всякий, кто решился бы принести своего сына в жертву Богу, не совершил бы преступления потому, что похвально поступил подобным образом Авраам. Ибо и солдат, когда убивает человека, повинуясь поставленной над ним законной власти, не делается по законам своего государства повинным в человекоубийстве; напротив, если бы не сделал того, был бы повинен в ослушании и пренебрежении власти. Но если бы он сделал это самовольно, то совершил бы преступление. Итак, кто слышит, что убивать себя непозволительно, пусть убивает, коль скоро ему повелел Тот, приказаний Которого нельзя не исполнять; пусть смотрит только, действительно ли он имеет на это несомненно Божественное повелениe» (О Граде Божием. 1, 26).

Так что не укладывается христианство в ясные компьютерные инструкции. Да, мы знаем заповедь, знаем, что нужно жить по ней, но знаем и то, что иногда принципы любви и духовная нужда бывают выше заповедей.

И все же после описания ярких исключений из правила вновь напомню само правило: «Совершать приношение и литургию за самоубийцу не должно, а милостыня пусть будет, ибо она приносит пользу и неверному, как говорит Златоуст; притом и по удавлении Иуды сребреники были отданы на погребение странников. Пусть поставят животворный Крест на том месте, где он удавился» [102].

В вопросе же об эвтаназии мы различаем пассивную и активную эвтаназию. У христианина есть право на отказ от усилий по продлению своей жизни. Но нет права на усилие, ведущее к прекращению жизни.

В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» об эвтаназии говорится так: «Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: “Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси” (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (см.: 1 Цар. 2, 6). В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти (Иов. 12, 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией: Не убивай (Исх. 20, 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. “Право на смерть” легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств. Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент».

Тем не менее есть в православном мире и более мягкая позиция – ее придерживается зарубежная Церковь: «Как христиане, мы естественно почитаем жизнь священным даром от Творца Господа и признаем, что только Он обладает властью ее прекратить. Вместе с тем мы не усматриваем Божией воли в том, чтобы с помощью современной медицинской техники искусственно поддерживать жизнь, когда совершенно очевидно, что без такого радикальнаго медицинскаго вмешательства жизнь человека не только не может продолжаться, но невозможно и выздоровление. Считаем целесообразным после сердечной молитвы, беседы с духовником и медицинским персоналом прекратить искусственное поддерживание жизни, предварительно напутствовав умирающего» [103].

И еще, разрешение эвтаназии – это верный способ окончательной деконструкции родственных связей и чувств. Если родственники неизлечимо больного человека будут знать о допустимости ускоренного исхода, то они будут подталкивать больного именно к такому выбору. И это будет корыстная просьба. Корысть родственников – это их стремление вернуться к нормальному режиму жизни, в центре которого не будет постель больного. Намеками, интонациями и даже прямыми уговорами родные будут подталкивать умирающего к тому, чтобы он скорее убрался из их жизни и жилплощади. Из поколения в поколение эвтаназия будет становиться привычнее. И в конце концов начнет стремиться к тому, чтобы отождествиться с пенсионной чертой.

– Есть ли официальная позиция Церкви в отношении крионики?

– Официальной позиции нет. Если замораживается тело уже умершего человека – это или медицинский эксперимент (что неплохо), или бизнес – что уже нехорошо. Если же замораживается тело больного, но еще не умершего человека,- это эвтаназия, и тут Церковь против «мягкого убийства».

Это – что касается оценки действий врачей. Что же касается пациента, то согласием на свою заморозку он расписывается в своем неверии в жизнь души вне тела, в жизнь после смерти, равно как и в неверии в воскресение мертвых. Конечно, если священник будет знать, что его приглашают отпевать человека, чье тело из храма последует в холодильник, ибо усопший надеялся не на жизнь будущего века со Христом, а на успехи науки,- такого человека священник отпевать не будет. Зачем напутствовать человека в вечность, если он именно туда и не хотел?

– Как Вы воспринимаете СПИД с духовных позиций: как Божию кару или диавольское изобретение?

– В «Журнале Московской Патриархии» за 85-й год обретается, наверное, первое упоминание об этой болезни в советской прессе. Речь шла о какой-то экуменической встрече на Западе, и среди прочего автор писал: «А еще участники встречи были проинформированы, что появилась некая новая болезнь, называемая ЭЙДС, которая поражает грешников». Автор этой статьи явно писал об этом с недоверием. Я также, когда впервые об этом услышал, пережил всплеск недоверия: ну, не может быть такой болезни, поражающей только гомосексуалистов, проституток и наркоманов! Это было бы слишком очевидным чудом! Когда оказалось, что это действительно так, то первая реакция была шоковая: наверное, это действительно некая Божия кара. Причем независимо от происхождения – даже если следовать версии, что болезнь эта не естественным путем возникла, а была создана в лаборатории. Но в христианстве любая болезнь, входящая в мою жизнь,- именно от Бога.