Григорий Кваша - Структурный гороскоп Страница 16

"Первые же шаги Совета были направлены к развитию дела, начатого Эзрой и Нехемией, путем введения "иудейства", или закона в повседневный обиход и привычки народа. Неуклонно следуя по этому пути, Совет... мало-помалу осуществил идею Эзры во всем объеме и тем довел до конца задуманный им мирный переворот" (Г. Грец).

Именно тогда были созданы школы по изучению священного Писания молодыми людьми; было введено регулярное публичное чтение Пятикнижия. Одним словом, вновь в третьей фазе идет "распашка и умягчение сердец". Каков-то будет посев четвертой фазы?

ЧЕТВЕРТАЯ ФАЗА (364-328)

Самым невероятным и одновременно самым основным феноменом Империи является одновременное существование достаточно деспотичной власти и высочайшей идеологии. Тот, кто не поймет, как в Империи сосуществуют невероятный взлет идеологии и жесткий прессинг власти, не поймет механизма существования Империи, механизма рождения идеологического чуда четвертой фазы.

Нам ли не знать, как во времена бесноватого Сталина писал Михаил Булгаков и другие гении спокойного поиска сокровенной истины, а во времена простоватого и буйного Хрущева творил в затворничестве Борис Пастернак.

В истории ветхозаветной империи противопоставление светской власти и духовного поиска ещё сильнее. Если в первом и втором имперских циклах идеологическое чудо четвертой фазы рождалось во взаимодействии с властителями (Соломон - первый цикл, Иосия - второй цикл), то в третьем цикле идеологическое чудо идет вне связи со властью, как бы само по себе. Народ-идеолог с каждым шагом становится все самостоятельнее. В четвертом цикле при царе Ироде идеологическое чудо уже свершится как бы вопреки властителю.

Книга Руфь, Книга Иова по времени написания относятся к первой фазе третьего цикла (около 445 года), потом сто лет молчания и новый творческий всплеск, подобного которому давно не знал еврейский народ.

Во-первых, происходит качественная перемена в творческой ориентации народа. Обратимся в А. Меню: "После Эзры мудрецы, раввины и книжники окончательно приходят на смену пророкам, миссия которых в истории как бы завершается. Пророки были "боговидцами" и "друзьями Божиими", трепет близости Неисповедимого пронизывает каждое их слово. Между тем преемники их сознают себя уже в ином положении. Мудрецы опираются на повседневный человеческий опыт, а толкователи Закона кладут в основу внешний авторитет письменной Торы. Это может показаться снижением религиозного уровня, и в каком-то смысле так оно и было. Но следует помнить, что призвание учителей состояло в пастырстве, в постоянном наставлении рядового человека".

Такое же точно снижение религиозности было и в России во времена Петра I и Екатерины II. Однако энергия в имперском развитии не рассеивается и не пропадает, потеряв на религиозном уровне, империя рождает светское искусство. Так было в русской истории, так было и в ветхозаветной истории.

Казалось бы, судя по "темному времени" (вторая и третья фазы), в стране доминируют законники, однако А. Мень приходит к выводу, что "авторитет мудрецов не уступал авторитету законников. Примечательно, что если от трудов Мужей Собора не осталось ничего, кроме нескольких изречений, то писания хакамов бережно хранились и часть их была включена в Библию. Мудрецы не выступали против Торы, устной и письменной, но они решительно отказывались примириться с узким пониманием её принципов".

Но ведь точно так же и русская литература конца XVIII - XIX веков не отрицала православия, а лишь расширяла его рамки, опираясь, как и хакамы, на повседневный человеческий опыт.

"У хакамов редко говорится о видениях, таинственных зовах и повелениях возвещать людям волю Творца. Нет в их книгах слов "Так говорит Господь", столь характерных для Закона и Пророков. На мистиков или провидцев хакамы вообще походили очень мало, Светские люди (! - Авт.), не связанные ни с Храмом, ни со школами Торы, ориентировались на повседневный человеческий опыт. У них почти нигде не упоминается Моисей, их мало волнует священная история избранного народа и его мессианские чаяния. Даже само слово "Израиль" отсутствует в большинстве книг. Языческих соблазнов они больше не боятся, ибо в те дни вера Израиля стояла уже незыблемо. Это позволяло хакамам без опасения изучать литературу Востока. У них можно найти идеи, сходные со взглядами писателей Египта, Вавилона, Персии, даже прямые цитаты из книг" (А. Мень).

Как быстро укрепил имперский цикл веру! Какое отличие от разрухи и упадка VI века! Ну а главное, как сильно напоминает Россию XIX века, смело бросившуюся во всемирный литературный и философский процесс, смелыми заимствованиями из европейской литературы.

От А. Меня не скрылась и эта историческая параллель, и о книге Иова он говорит, что "по беспощадности и силе, с какой в ней ставится вопрос о страдании, её можно сравнить лишь с произведениями Достоевского".

Вслед за этим пишется Экклезиаст, может быть, самая известная и популярная составляющая Ветхого Завета. "Экклезиаст представляет собой род внутренней автобиографии писателя, исповедь живой души... духовный портрет одного человека" (А. Мень).

Дата его написания, по мнению А. Меня, соответствует последним десятилетиям IV века, то есть в районе конца рывка, около 328 года.

"Экклезиаст, если брать его в отрыве от всего Писания, выглядит прямо-таки антиподом веры и надежды". Но ведь и наша классика XIX века (Пушкин, Лермонтов, Гоголь) весьма пессимистична.

К тем же годам относят и написание Апокалипсиса Исайи (24-27 главы Книги Исайи) - первое ветхозаветное учение о посмертье.

Кто властвовал в это время в Иерусалиме, какие политические события происходили, неизвестно. Лишь самый конец имперского цикла, как всегда, отмечен признаками разрушения. Еще в 330-х годах признаки имперской непобедимости налицо, сам Александр Македонский двинулся на Иудею, но не посмел её тронуть, заявив, что видел сон, побудивший его воздать почести Богу иудеев. Но сразу после смерти Александра Македонского (323 год) Иудея потеряла неприкосновенность, с ней повторилось то же, что было во времена борьбы между фараонами и царями Месопотамии. По меткому сравнению Иосифа Флавия, земля Израиля стала похожа на корабль, на который со всех сторон обрушиваются волны. Семь раз переходила она из рук в руки, и в чью бы пользу ни клонилась победа, страна неизменно подвергалась разорению. Такова плата за прекращение имперского цикла.

4 ИУДЕЯ (148-4)

В данной работе мы обращаемся лишь к имперским циклам, пропуская все, что было в промежутках между ними, однако, чтобы осознать высоту взлета в имперском 144-летии, очень важно точно представлять начальные условия. Кроме того, описывая начальные условия, мы, может быть, обнаружим причины, вызвавшие внезапное начало имперского цикла.

"Осенью 168 года Антиох IV (Эпифан) велел прекратить службу в иерусалимском Храме и разослал по городам эмиссаров с указами: все живущие во владениях царя отныне должны считаться "одним народом и оставить свой закон". Евреям строго воспрещается читать Писание, соблюдать субботу, совершать обрезание и даже просто называться "иудеями". Ослушников ждет смертная казнь. Большинство уцелевших жителей Иерусалима предпочло бросить свои дома, но не отступить от веры. Люди разбегались, ничто не могло удержать их в городе; он стал "чужим для народа своего, и дети его оставили его"... Во дворе святилища был сооружен жертвенник Зевсу Олимпийскому. В жертву были принесены свиньи, чтобы показать, что с иудейскими обычаями покончено. Вместо левитов в помещениях Храма теперь поселились вакханки, когда наступил день Диониса, жалкую толпу отступников, увенчанных плющом, заставили идти в шествии, прославляя бога вина. Худшего унижения невозможно было придумать" (А. Мень).

Не в этих ли унижениях причина четвертого имперского рывка? Напомним, что унизительная для России Крымская война, возможно, вызвавшая преждевременный четвертый имперский цикл, также прошла за двадцать с небольшим лет до начала четвертого имперского цикла.

"Только чудо (?! - Авт.) могло воскресить Израиль после нанесенного ему удара. Но вот однажды в тайных убежищах, где писцы прятали свитки Библии, появилась новая книга. Она подоспела очень вовремя. Ее с жадностью читали, переписывали и пересказывали... Она рассеивала мрак и возвращала доверие к Промыслу Божию. Книга носила имя Даниила и предвещала приход Царства Божия, которое разрушит все царства, а само будет стоять вечно. Даниил не звал евреев браться за оружие, но его книга, подобно трубному звуку, пробудила в людях боевой дух" (А. Мень).

И вот в 166 году начинается восстание Иуды Маккавея. В 164 году он входит в Иерусалим, в 163-м сдает его боевым слонам, в 160 году (март) Иуда вторично занял Храм. Однако имперский цикл ещё не начался.

"Далеко идущие планы вождя (Иуды) не встречали среди иудеев того сочувствия, какого можно было ожидать. У ревнителей Закона преобладали совсем другие настроения. Они все больше склонялись к мысли, что время земных войн вообще прошло, что нужно надеяться не на Рим, а на Мессию, который скоро явится в Иерусалим" (А. Мень).