Герман Вук - Это Б-о-г мой Страница 16

Согласно установлениям нашей веры раскаяние обращено в будущее. Слово это на иврите — тшува — буквально означает возврат, возвращение. В иудаизме нет ничего похожего на армейский список замечаний, регистрирующий ошибки без всякой надежды на то, что они будут когда-либо вычеркнуты. Прошлое можно зачеркнуть только мольбой, обращенной к Б-гу, и возвращением к Б-жьему Закону. Это касается не только ежегодного покаяния в Йом Кипур, но и последнего часа жизни. Так учил меня мой дед.

Он жил в Бронксе и сдавал комнату жильцу, человеку менее образованному, чем он, но гораздо более суровому и даже яростному в своем благочестии. Однажды, когда дед учил меня законам покаяния, жилец этот неожиданно выскочил из своей комнаты.

— Как! — закричал он. — Безбожник пьет виски, ест свинину, всю жизнь распутничает, а потом перед смертью покается — и будет чист и невинен? И это в то время, как я всю жизнь посвятил Б-гу?

— Так здесь написано, — мягко ответил мой дед, указывая на книгу.

— Написано? Мало ли что написано! Есть книги — и книги!

И он с грохотом захлопнул дверь своей комнаты.

Казалось бы, наш жилец в своем праведном гневе рассуждал абсолютно логично. Однако впоследствии мой дед мне объяснил, что раскаяние само по себе еще не делает наше прошлое безгрешным. Такое раскаяние лишь превращает это прошлое в некое пустое место — в бесцельно и бессмысленно растраченные годы. По-настоящему человек лишь тогда достоин спасения, когда у него еще есть время, чтобы вписать в свою жизнь новые, более достойные страницы. Но коль скоро никто не знает, когда и где его настигнет смерть, то любой момент, когда человек осознает свою греховность, пригоден для того, чтобы покаяться, искупить свои проступки и начать новую жизнь.

Можно бесконечно рассуждать о всех этих загадках суда и искупления. Однако трагическая мощь и нравственная сила Дней Трепета остаются совершенно бесспорными. Мороз проходит по коже у людей, собравшихся в синагоге, когда раздается первый звук шофара. Их продирает дрожь, когда звуки шофара повторяются: то долгий — то короткий, то жалобный — то торжествующий. Этот звук, этот сигнал тревоги, не изменился за тысячелетия. Горн, сделанный из рога барана, издает звук, похожий на звук сирены воздушной тревоги, — и оба эти звука пробуждают в человеческом сердце сходные чувства.

Этот звук тревоги рождает в нас воспоминания о прошлом и тревогу за будущее.

Исповедь общины

Иудейская исповедь не предполагает какого-либо посредника. Иудейская исповедь — это исповедь всего молитвенного собрания, произносимая шепотом. Это единообразная исповедь общины, а не индивидуальное перечисление каждым собственных грехов. Алфавитный список грехов, по два на каждую букву, и завершающий раздел, перечисляющий религиозные нарушения, — это главная молитва литургии Искупления, которая повторяется много раз. Другой исповеди иудаизм не допускает.

Такая массовая молитва как раз и является исповедью. Все слова в молитве поставлены во множественном числе: мы, нас, наше и т. д. Такое использование одной из составных частей литургии в самый разгар Святого дня — не просто формальная риторика. Оно что-то означает. Человек сердцем осознает все свои грехи, когда произносит молитву, но он не свидетельствует против самого себя, не доверяет свои тайны никому. Его независимость вытекает из его сознания.

Но как ни парадоксально, эта самая исповедь, которая связывает каждого отдельного человека одной тайной с Б-гом, незримо связывает его также с людьми его общины. Все пророчества Израиля тяготеют к одной чрезвычайно простой и в то же время крайне сложной идее — а именно, что все израильтяне, живые и мертвые от синайских времен до наших дней, стоят в отношении к Б-гу как единый бессмертный человек.

Исповедь всего молитвенного собрания служит как бы олицетворением этой идеи в кульминационный момент Дня Искупления.

Бессмертный индивидуум

Сама по себе эта концепция не такая уж страшная, какой она кажется на первый взгляд. Наш мир полон коллективных индивидуумов. Например, один из таких индивидуумов — компания «Дженерал моторс», другой — Дания. В принципе компания «Дженерал моторс» не умирает, она завязывает связи с другими индивидуумами, она может совершать преступления, ее можно наказать. У Дании могут быть долги, хотя те датчане, которые одолжили и истратили эти деньги, уже давно мертвы. Будь это не так, не поступали бы в продажу датские акции и ценные бумаги. Существуют и другие гипотетические суперличности: Великобритания, Советская Россия, Франция.

Однако же бессмертный Израиль — это нечто иное, нечто большее. Законы Торы утверждают корпоративный Израиль в пространстве и времени. В этом отношении Законы Торы подобны любому другому национальному законодательству, которое подчиняет большое количество людей единой системе запретов и предписаний. Однако еврейская национальная идея уже с самого начала, с Синая, получает неожиданное продолжение. Параллели рушатся.

Читатель, конечно, помнит, что произошло. Моисей несколько раз поднимается на гору и спускается с горы, действуя как посредник между Б-гом и старейшинами своего народа, в результате чего возобновляется древний Б-жий союз (или договор) с Авраамом. Условия завета (или договора — так буквально следовало бы переводить это библейское слово из Танаха) заключаются в следующем: Б-г решил сделать потомков Авраама вечным народом, светочем наций, исходя из того, что они будут придерживаться монотеизма, которого придерживался их праотец Авраам, и следовать Закону Б-га. Теперь, когда потомки Авраама существуют как небольшая новая нация, Б-г спрашивает, желают ли они утвердить этот завет. Старейшины говорят от своего имени и от имени своих потомков. Они торжественно заявляют, что готовы следовать установлениям Торы. Таким образом, заключается договор, Б-г дает Своему народу Десять Заповедей и продолжает разъяснять ему остальные части Закона.

Евреи, приняв этот завет на Синае, создали бессмертный корпоративный индивидуум — новую нацию; эта новая нация не похожа ни на какую другую нацию. Евреи — необычный народ, который обязан соблюдать не только гражданский и уголовный кодекс, но и нравственные законы. Ни один другой народ не возвел в Закон любовь к Б-гу и соблюдение Его заповедей, не обязывался любить ближнего как самого себя, защищать вдов и сирот, одаривать бедняков пищей и одеждой и сохранять символы и обряды своих предков. Во всем мире эти требования обычно остаются в сфере этики и религии. Но мы приняли законодательство Б-га, которое все объемлет. Может быть, это нечеловечески трудная задача, но наших предков она не испугала.

Мы, граждане Соединенных Штатов Америки, платим долги, сделанные давно умершими членами Конгресса. Мы уважаем и соблюдаем договоры, подписанные покойными президентами, и иногда отдаем свои жизни за то, чтобы эти договоры продолжали соблюдаться. Мы подчиняемся конституции, написанной людьми, которые давно умерли. Таков порядок вещей. Но тем, кто незнаком с характером еврейского мировоззрения, кажется удивительным, что евреи воспринимают мораль и поклонение Б-гу как установления, имеющие такую же законную силу.

Мы читаем, что звук горна, сделанного из рога барана, звучал с горы Синай все время, когда были объявлены Десять Заповедей. Этому нет объяснения, как нет объяснения многим другим явлениям, сопровождавшим это событие. Яркая образность мышления еврейских пророков создает здесь единую ослепительную картину. То, что произошло на Синае, столь необыкновенно, что не укладывается ни в какое описание. Мир не мог ни постичь, ни забыть этого. Договор, провозглашенный некогда под звуки шофара, соблюдается по сей день. Бессмертный индивидуум, подписавший этот договор, до сих пор живет. В дни ежегодного Суда и Искупления этот индивидуум, согласно договору, обозревает свою жизнь за минувший год, бросает на весы свои деяния и исповедуется в своих грехах под звуки шофара. И так контракт между Б-гом и Израилем возобновляется на следующий год, как он возобновлялся уже несколько тысяч раз.

Время надежды

«Покаяние, молитва и добрые дела, — говорится в литургии, — могут отклонить тяжкий приговор».

Старик Омар выразил противоположный взгляд:

«Пишет Б-г наши судьбы незримым перстом;И ни мудростью всей, ни мольбой и постомТы ни слова в строке изменить не сумеешь,Морем слез ты ни буквы не смоешь потом».

Пессимизм в наши дни в моде. Однако в самом модном пессимизме есть что-то, что ослабляет его воздействие на людей: может быть, это его определенная непоследовательность или же то обстоятельство, что проповедники пессимизма получают слишком уж много литературных премий и при получении этих премий, судя по фотографиям, имеют радостный вид. Люди, способные писать целые тома, полные блистательной безнадежности, на самом деле не так уж плохо, видимо, думают о мире, как утверждают.