Феофан Затворник - Письма о духовной жизни Страница 16

Второе убеждение для друга своего — пресекать непорядочные изменения в теле, — берет Сперанский из примера св. старцев— подвижников. Он пишет:

„Вслед за этим великим авторитетом, идут все примеры, вся практика святых созерцательных. Неизменное их учение об этом предмете состоит в том, что при людях никогда не следует позволять, чтобы внутреннее чувство раздавалось наружу. Вы найдете это в трактате Мюлаваля, как я это нахожу в ста местах моего «Добротолюбия». Не только по сущности, но и по форме, полезно, достойно истинного смирения следовать доброй практике и здравому преданию истинных наших отцев духовных. Помню, что сообщал кое‑что об этом в разговорах; напомню вам тут эту форму в немногих словах."

И это убедительно. При собраниях в церкви, было законом ничем не особиться от других: как все стоят и держат себя, так стой и держи себя и ты. Арсений великий однажды вздохнул в церкви, не заметив, что перед ним близко стоит другой. Он поклонился ему и сказал: „прости, брат; я еще не начинал быть монахом.” — Но, вслед за этим, Сперанский изображает как вeликиe старцы трезвенно совершали свою умную молитву, уединенно, в келлиях своих. И в этом изображении своем далеко отступил от того, как дело шло на самом деле. Это заставляет меня сделать извлечения из «Добротолюбия» о том, как подвижники Божии возбуждали в себе дух молитвенный и утверждались в молитве. Тогда само собою видно будет, на каких пунктах Сперанский отступил от истины.

Письмо пятнадцатое.

Как возгревали в себе дух молитвенный и утверждались в молитве подвижники, отцы и учители наши? Главное, чего они искали, состояло в том, дабы сердде гopелo к единому Господу беспрестанно. Бог требует сердца, потому что в нем исходище жизни. Где сердде, там сознание, внимaниe и ум, там вся душа. Когда сердце в Боге тогда и вся душа в Боге, и предстоит человек в непрестанном поклонении Ему духом и истиною.

Это главное иным доставалось скоро и легко. Милость Божия! Kaк глубоко потрясал их страх Божий, как скоро оживала совесть во всей своей силе, как стремительно возжигалась ревность—держать себя пред Господом чисто и непорочно, как скоро труд богоугождения раздувал этот огонек и превращал его в пламень! Это серафимские души, пламенные, быстродвижные, многодеятельные.

Но у других все идет вяло. Строй ли их естественный такой, или другие о них намерения Божии, только сердце их не скоро согревается. Казалось бы, они уж навыкли всем делам благочестия, и жизнь у них идет праведно; а нет, — на сердце все не то, чему бы следовало быть. Так бывает не только с мирянами, но и с живущими в обителях, и даже с отшельниками. Бог вразумил и труженики трезвения установили особый способ привития к сердцу неисходной молитвы ко Господу, согревающей сердце. Мы об этом поминали не раз. Опыт оправдал этот прием успехом, и он стал почти повсюден, и все, которые проходят его как следует, успевают.

Делаю теперь выписки из „Добротолюбия."На первом месте поставлю опыт согревания сердца, описанный Симеоиом, Новым Богословом, в Слове его о вере.

„Был в Константинополе юноша лет двадцати, благообразный телом, но еще более душею и сердцем. Познакомился он с некоторым мужем святым, иноком одной из константиноиольских обителей, и, открыв ему все тайны сердца своего, сказал, что усердно хочет спастись, и великое имеет желание оставить мир и сделаться иноком. Честный старец одобрил это намерениe, преподал ему нужные наставления, и дал прочитать книгу слов св. Марка подвижника. Юноша принял эту книгу, как из рук Божиих, в полной уверенности, что получитъ от нее великую себе пользу, и, пришедши домой, тотчас принялся читать ее с благоговейным вниманием; прочитал всю трижды и четырежды, и после все еще не выпускал ее из рук. Он напитался из нее духовною пищею, и все еще хотел питаться. Однакож, из всего, содержащегося в книге той, он избрал себе в руководство три только главы, которые и положил исполнять со всем вниманием, неопустительно. Первая: если желаешь исцеления душе своей, всяким хранеием храни совесть свою чистою, чтоб она ни в чем не обличала тебя, — и какие бы дела ни внушала она тебе делать, делай их не тяготясь, и получишь пользу. Вторая: ищущий и чающий получить действие Святого Духа, прежде исполнения заповедей Божиих, подобен купленному рабу, который просит у господина своего себе свободы, в тот самый час, как тот еще только расплачивается за него. Третья: кто молится только устами, и не стяжал еще разума духовного, и не умеет молиться умно, тот подобен слепому, который вопиял: Сыне Давидов помилуй мя. Кто же стяжал разум духовный и молится умно, тот подобен тому же слепцу, но уже исцеленному от слепоты, когда он, получив просвещение очей своих, увидел Господа, и уже не именовал Его Сыном Давидовым, а исповедал Сыном Божиим и поклонился Ему, как подобало.

„Эти три главы по душе были юноше тому, и он принял извещение в сердце своем, что несомненно получит великую пользу, если будет внимать своей совести, что насладится дарами Духа Святого и получит силу от Него, если будет хранить заповеди, и что, по дару Духа Святого, сподобится того, что отверзутся очи его и он узрит Господа. Упование увидеть неизреченную красоту Господню уязвило сердце его любовью к ней, и он возымел великое желание узреть ее. И однакож, он ничего особенного не делал, а только всякий вечер, отходя ко сну, не прежде возлегал на одр, как совершив молитву и поклоны, как заповедал ему старец тот. Так прошло несколько времени.

„В один вечер, когда исполнял он старцево молитвенное правило, совесть сказала ему: сотвори и еще другую такую же молитву и друие поклоны, говоря: „Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!"многократно, сколько сможешь. Он охотно внял совести и усердно исполнил, что она внушила ему, веруя, что Сам Бог говорил ему чрез совесть. С того времени он уже никогда не возлегал на одр свой прежде, чем не исполнит всего, о чем говорила ему совесть, что он может то исполнить. Это одно и мог он делать, ибо на нем лежало управление дома одного вельможи, и днем он не имел свободного для молитвы времени; только вечером всегда уже молился он столько, сколько заставляла его совесть.

„Мало–по–малу начало согреваться сердце юноши, и очи источать слезы умиления; творил он частые коленопреклонения; возсылал молитвы и к Богоматери, с воздыханиями и болезнию сердечною. Помышляя, что предстоит пред Господом; он мысленно припадал к пречистым ногам Его, и со слезами умиления умолял Его — умилосердиться над ним, как над слепым, и даровать свет умным очам его. День ото дня росла и светлела молитва его, и углубляясь, длилась иногда до полуночи. Неподвижно стоял он тогда, как столп какой, и очей своих не обращал туда и сюда, чтоб видеть что нибудь, а стоял с великим страхом и трепетом, не дремля, не тяготясь, не унывая.

„В один вечер, когда молился он по обычаю, и в уме своем говорил мысленно: Боже! милостив буди мне грешному! — внезапно осенил его умный свет Божественный. Будучи пленен таким видением, юноша забыл себя и не понимал, на земле ли он, или на воздухе; весь мир исчез пред ним, и сам он весь изменился, быв проникнут тем Божественным действием, и исполнен слез и радости неизреченной, которая не отходила от него и тогда, когда он пришел в себя. Всю эту ночь не спал он; сон и на ум не приходил ему от сладости духовной, наполнявшей сердце его. После этого, сладость умнления уже не отходила от сердца его, и отгоняла от него всякий мирской и плотской помысл; он стал ко всем вещам бесчувствен до того, что сон и пища не приходили ему на ум, и он проводил в посте и бдениях мнoгиe дни.

„Дивно и достохвально, что двадцатилетний юноша, озабоченный деламн житейскими и миpcкими, и, кроме их, ни о чем высшем не помышлявший, а только малое нечто слышавший от старца, и те три слова усвоивший из душеспасительной книги, малым тем подвигом, который нес с искреннею верою и упованием, в короткое время достиг такого совершенства духовного, что пленен был в видение умное, сподобился Божественного просвещения и вкусил сладости духовной, облегчившей ему весь последующий путь жизни! Так‑то, ни юность не вредит, когда она исполнена страха и вожделения Божественного, и жизнь среди миpa в самом шумном городе не помешает нам творить заповеди Божии и преуспеть в жизни духовной, если только имеем усердие."

Выразить нельзя, сколько назидания источает опыт сей! А вот и другой, бывший с иноком, но удобоподражаемый для всех.

Григорий Синаит спросил авву Максима Кавсокаливита (это на Aфoне): держит ли он умную молитву? Тот отвечал: «не скрою от тебя, честный отче, милостию, явленной мие Богоматерию. От юности имел я великую веpy к Госпоже моей Богородице, и молился Ей со слезами, да даст мне благодать умной сей молитвы. Однажды, пришедши в храм по обычаю, с большим усердием и с обильнейшими слезами помолился я Ей об этом, — и когда потом приступил со страхом приложиться к иконе, изображавшей Божественный лик Ее, вдруг ощутил теплоту, впадшую в перси мои и в сердце, которая не палила, но услаждала и орошала, и к умилению подвигала душу мою. С этой минуты ум мой начал непрестанно поучаться в молитве, и сердце услаждаться памятию Господа моего Ииcyca и Богоматери; и никогда уж эта молитва не оскудевала в сердце моем. Я желал тогда безмолвия и уходил в пустынные места, чтоб сподобляться явленнейшего и богатейшего плода молитвы — восхищения ума ко Господу. Блаженный Григорий спросил: а что бывает с душею, когда приходит это восхищение? —Старец отвечал: „когда благодать Святого Духа придет в молитве и пленит ум, тогда перестает молитва, потому что ум бывает тогда обладаем пришествием Святого Духа, и не может простирать сил своих, но бывает празден, и покоряется только Духу Святому, Который, как изволит, изводит его или в невещественный воздух Божественный, или в другое изступительное зpение, или Божественную беседу. Утешитель Дух Святый каждому по достоинству подает утешение, как и в какой мере хочет; Он не показывает ему что либо обычное, но тайно научает тому, чего он прежде не видал и не воображал никогда".