Том Райт - Ииисус: последние дни Страница 16

Meyers, E. M. Jewish Ossuaries: Reburial and Rebirth. Rome: Pontifical Biblical Institute, 1971.

Toynbee, J. M. C. Death and Burial in the Roman World. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1971.

Неожиданность воскресения[12]

Воскресение вызывает споры и сегодня, в том числе — среди христиан. Отчасти, как мне представляется, это можно объяснить тем, что многие христиане сегодня — причем это относится и к академическим кругам, и к широкой публике — используют термин «воскресение» довольно неопределенно, так что слово приобретает смысл иной, чем тот, что оно имело в I веке. Сегодня это зачастую просто возвышенное выражение, которое означает «мы отправимся на небо после смерти». Многие книги о воскресении описывают славное будущее, которое ожидает человека сразу после смерти, умалчивая о самом окончательном будущем воскресении. Кроме того, я заметил, что множество пасхальных проповедей содержат резкий переход от воскресения Иисуса к христианской надежде, при этом под такой надеждой понимается не воскресение тела, но пребывание в славе на бесплотных небесах после смерти. (За день до того как я подготовил эту рукопись к печати, мне пришлось побывать на похоронах, где я снова услышал, одну за другой, все те вещи, о которых я здесь говорю. Если бы на похороны попал человек, который ничего не знает о традиционной вере христиан в обещанное им будущее, он так и не понял бы, во что же верят христиане.)

Христиане постоянно упускают из виду один очевидный факт: слово «воскресение» никогда не подразумевало «бесплотного блаженства». Более того, в Новом Завете «воскресение» никогда не означало «жизнь после смерти». Но оно означало — и означает сегодня — то, что я бы назвал «жизнью после жизни после смерти». Кому–то эта идея может показаться странной, однако если мы рассмотрим представления античности — иудейские или языческие, — то убедимся, что слово «воскресение» (и родственные ему слова) никогда не описывало судьбу умерших сразу после их смерти. Но оно говорило о новой жизни в теле в какой–то момент в будущем. Чтобы это понять, проще всего вспомнить слова Иисуса на кресте, обращенные к распятому с ним разбойнику: «Сегодня со Мною будешь в раю» (Лк 23:43). Однако евангелист Лука ясно дает нам понять, что Иисус был воздвигнут из мертвых только в воскресенье. Таким образом, словом «рай» обозначается какое–то место или состояние бесплотного блаженства до телесного воскресения.

Понимание «воскресения» в Древнем мире

Языческий мир отрицал идею воскресения, хотя многие язычники верили в тот или иной вариант жизни после смерти. Но они твердо знали, что одно не случается никогда: умерший не возвращается к телесной жизни через какое–то время после своей смерти. Общеизвестный греческий миф об Орфее и Эвридике прекрасно иллюстрирует это утверждение. Эвридика, возлюбленная Орфея, умирает и отправляется в подземный мир Аида, где ведет призрачное существование. Орфей получает позволение спуститься в этот мир, чтобы вернуть себе возлюбленную, но при одном условии: если, выводя ее из Аида, он хоть раз оглянется назад (а естественно, что ему захочется это сделать), то потеряет свою возлюбленную навсегда. Они начинают свое долгое восхождение по лестнице, но в какой–то момент желание Орфея посмотреть на Эвридику становится неукротимым, он оглядывается — и теряет ее навсегда. (Недавно я читал феминистскую поэму, где Эвридика намеренно заигрывала с Орфеем, чтобы он оглянулся, потому что меньше всего на свете ей хотелось вернуться к обычной жизни с этим мужчиной. Хотя сомневаюсь, что создатель античного мифа держал в голове такую мысль!) Этот миф ясно говорит: можно мечтать о том, как было бы здорово, если бы умерший мог вернуться к обычной телесной жизни и быть с тобой рядом, но, как то понимал Древний мир, такого не бывает. Подобные представления о невозможности телесного воскресения мы найдем у Гомера, Платона и Плиния, оно существовало в язычестве тысячелетиями — и до времен Иисуса, и после.

В иудейском же мире люди верили в возможность воскресения, о чем говорят некоторые позднейшие тексты Ветхого Завета, особенно такие, как глава 12 Книги пророка Даниила. В последнем речь идет о праведниках или мучениках, которые ожидают того момента, когда многие из спящих во прахе земном пробудятся, восстанут и воссияют как звезды. Эта глава приковывала внимание иудейских мыслителей и авторов. Они возвращались к ней снова и снова, понимая сказанное так: после «жизни после смерти» (периода сна, покоя или ожидания) наступит новая жизнь в теле — либо только для праведников, только для мучеников, либо для всего народа Божьего. Многие же иудеи, а вслед за ними и христиане, верили, что каждый человек, когда–либо живший, восстанет из мертвых в теле, чтобы предстать перед своим Создателем и дать отчет на суде о своих поступках во время телесной жизни. Бессмысленно судить бесплотную душу за дела, совершенные телом. Для других же — этот элемент понимается по–разному в разных текстах — «воскресение» предназначалось исключительно для членов народа Божьего.

И прежде чем мы начнем рассматривать «воскресение», нам следует с самого начала понять, что именно означало слово «воскресение». Оно не было поэтическим указанием на некую прекрасную жизнь в славе после смерти. Так, христиане утверждали, что Иисус был воздвигнут из мертвых на третий день — и они знали, что говорят, иначе почему бы им не сказать, что он воскрес из мертвых сразу же после смерти? Зачем это трехдневное ожидание? Несмотря на это, многие богословы и авторы последнего столетия пытались доказать, что христиане на самом деле имели в виду нечто иное. Действительно, уверяют они, христиане хотели передать в самых возвышенных выражениях, что Иисус умер и отправился на небо, а потому они использовали для этого язык воскресения, а позднее придумали соответствующие истории на основе этого языка. В книге «Воскресение Сына Божьего» (The Resurrection of the Son of God) я рассматриваю этот вопрос гораздо подробнее. Там, в частности, я разбираю каждый значимый аргумент по данному вопросу, выдвигаемый современниками, из всех, какие я только мог отыскать. Рассмотрев их, я делаю вывод, что вопрос воскресения Иисуса постоянно смешивают со всевозможными иными вопросами, которые, как кажется, связаны с ним, но на самом деле не имеют к нему отношения.

Методика и безумие исторического изучения повествований о воскресении

Когда я приезжаю в Америку, чтобы выступать в различных местах с лекциями, то могу наблюдать ситуацию, которой не встречаю в Великобритании. В США существует жесткая поляризация — и в политике, и в богословии — между тем, что неопределенно называют «либеральным» и «консервативным». Мы вместе с Маркусом Боргом во время наших публичных дебатов могли наблюдать, как люди пытаются определить наши позиции как «либеральные» или «консервативные», тогда как на самом деле каждый из нас не вписывается в эти категории, несмотря на мнения публики. И я склонен думать, что такие категории на самом деле только затемняют многие вопросы. Так, например, в Северной Америке иные вынуждены называться «либеральными», чтобы подчеркнуть, что они не принадлежат к разряду злосчастных фундаменталистов, а другие зовутся «консервативными», чтобы показать, что они не считают себя просто последователями епископа Джона Спонга (это просто два типичных примера). Это не способствует здравомыслию в богословии или изучении Библии, а также не помогает мудрому существованию в обществе. И часто такое давление общественного мнения влияет на подход к чудесам, к Писанию, к сверхъестественному и тому подобному. Как только ты затронешь одну из таких тем, аудитория сразу разделяется на два лагеря. Но для дальнейшего углубления в тему нам стоит отказаться от подобных автоматических реакций: рассматривая вопрос воскресения Иисуса, мы не должны поддаваться давлению общественного мнения, вместо этого нам предстоит провести историческое исследование. Мы должны понять, что же именно произошло в первый день Пасхи. И не стоит привносить сюда априорные предпосылки или свои готовые убеждения, политические или богословские, взятые из нашей собственной культуры, будь то Восток или Запад, Англия или Америка, потому что историк не вправе опираться на подобное разделение.

Разумеется, кто–то может мне возразить, что историческое исследование воскресения — слишком странная задача. Если мы прочитаем соответствующие тексты Матфея, Марка, Луки и Иоанна, то почувствуем себя в трудном положении. Здесь невозможно понять, какие же именно женщины пришли к гробнице пасхальным утром. И неясно, сколько раз они ходили туда–сюда. Или, если говорить о самом начале событий, кто вошел в гробницу: Петр с Иоанном или один Петр? Перед нами встают и другие вопросы. Кто увидел Иисуса первым? Где в основном происходили явления Иисуса: в Иерусалиме, или в Галилее, или и здесь и там? И хотя подобные вопросы зачастую оказываются не такими сложными, как уверяют, тем не менее разобраться в них крайне непросто.