Алексей Лебедев - Церковно-исторические повествования Страница 16

______________________

* Евсевий. Жизнь Константина. Кн. IV, гл. 29; Константин Великий. Речь к обществу верных, гл. 2.  ** Лебедев А. П. Очерки внутренней истории Византийско-Восточной церкви. М., 1878. С. 75-78.

______________________

Сообщим некоторые подробности о религиозном учительстве первого христианского императора. Константин, произнося свои поучения, смиренно сознавал, что дело христианского учительства есть дело нелегкое, и просил в его беседах ценить выше всего то благое расположение, с каким он берется за этот труд. "Внимайте благосклонно вы, искренние почитатели Бога, - говорил он, обращаясь к своим слушателям, - внимайте не только к слову, сколько истине слов, и взирайте не на меня, лицо говорящее, а на благочестивое мое расположение; ибо какая будет польза в словах, если вы не будете уверены в сердечных расположениях говорящего к вам? Может быть, я решаюсь надело трудное, но причиной такой решимости служит укорененная во мне любовь к Богу, - она да укрепит робкого. При этом я испрашиваю себе помощи у вас, особенно у сведущих в божественных таинствах, чтобы, следя за мной, вы исправляли всякую погрешность, если какая случится в словах моих. Высшее внушение от Отца и Сына да поможет мне ныне высказать то, что положили Они мне на язык и сердце"*. Учитель, прежде чем начать изложение христианских истин, обращался с молитвенным воззванием к Подателю всех благ - Христу. "Ты, Христе, Спасителю всех, - взывал Константин, - споспешествуй моей ревности по благочестию, Сам приди и, указуя мне образ благоговейного вещания, укрась мое рассуждение о Твоей силе"**. Можно составить себе определенное понятие и о том, о чем говорил царь со своими слушателями. Темами его поучений было обличение заблуждений многобожия, причем наставник доказывал, что суеверие у язычников есть обман и прикрытие безбожия; учение о мироправящем Божестве или о всеобщем и частном Промысле; учение о домостроительстве нашего спасения, причем раскрывалось, что домостроительство должно было совершиться так, как оно и совершилось; истина правосудия Божия. Иногда его речь переходила на практическую почву. Он говорил против корыстолюбивых правителей, хищников и любостя-жателей. Царь при этом имел в виду обличить и наставить на путь правый того или другого из его подчиненных, замеченного в алчном корыстолюбии и присутствовавшего на царских собеседованиях. Император раскрывал мысль, что, вручая управление известной областью тому или другому лицу, он вручает ее не по своей, а по Божьей воле, а потому хищник некогда должен будет дать отчет в своих делах Великому Царю. Обличения императора попадали в цель, - виновные смущались и потупляли глаза. Обличительные поучения царь говорил нередко. Но, по замечанию историка, к сожалению, царские вразумления не всегда производили должное действие: обличаемые, казалось, раскаивались, но на самом деле продолжали грабить лиц, вверенных их управлению (IV, 29). Раз августейший проповедник в обычном собрании слушателей во дворце произнес речь в память какого-то усопшего (funebrem orationem); в ней он подробно раскрыл учение о бессмертии души, рассуждал о людях, проведших свою жизнь благочестиво, и о благах, которые Бог уготовал избранным Своим; в заключение распространился и о том, какая участь ожидает нечестивых и в особенности не принимающих христианства, - язычников, поклоняющихся многим богам. Речь государя произвела заметно сильное впечатление на слушателей. Пользуясь этим впечатлением, царственный наставник спросил одного языческого философа, бывшего в числе слушателей, что он думает о слышанном. Спрошенный не мог не похвалить сказанного царем против многобожия, хотя он и понимал, что, хваля царя, он тем самым порицает себя (IV, 55).

______________________

* Константин Великий. Речь к обществу верных, гл. 2.  ** Там же, гл. 10.

______________________

Ревнуя о христианско-религиозном воспитании народа, царь в свободное от правительственных дел время составил молитву, которую потом приказал читать солдатам в воскресный день (IV, 20). Трогательна также забота царя о богослужебных нуждах жителей Константинополя, трогательна по той крайней обдуманности и внимательности, с какой царь хочет удовлетворить насущной потребности. Оказалось, что в Константинополе с умножением христиан умножались и церкви, но не все церкви имели употребляющиеся при богослужении книги Священного Писания. Как скоро царь узнал об этом, сейчас же написал к Евсевию Кесарийскому следующее письмо, в котором царь, кажется, не забыл ни о чем относящемся к делу. "Прими со всей готовностью наше решение, - писал Константин. - Мы заблагорассудили, чтобы ты приказал опытным, отлично знающим свое искусство писцам написать на выделанном пергаменте пятьдесят экземпляров книг, которые было бы удобно читать и легко переносить с места на место. В этих книгах должно содержаться Божественное Писание, какое, по твоим представлениям, особенно нужно иметь и употреблять в храмах. Ради этой цели нами послана грамота к правителю округа, чтобы он озаботился доставкой всего нужного для их приготовления. Наискорейшая переписка их будет зависеть от твоих хлопот. Для перевозки переписанных книг, это письмо наше даст тебе право взять две общественные подводы, на которых прекрасно изготовленные свитки легко будет тебе доставить ко мне. Такое дело исполнит один из диаконов твоей Церкви, и по прибытии его к нам мы наградим его как следует". Отсюда с полной очевидностью видно, как близки были душе царя религиозные нужды жителей столицы, сограждан Константина. Разумеется, Евсевий немедленно исполнил царскую волю, - он приказал изготовить роскошные свитки Священного Писания и послал их по назначению (IV, 34, 36-37).

Укореняя истины христианского исповедания и дух благочестия в окружающих его лицах и в народе царствующего города, Константин усердно старался утверждать дух христианского благочестия, - что наперед можно предполагать, - и в своем семействе, в сердцах своих детей. Об этом сохранилось немного известий, но зато они с полной ясностью свидетельствуют о ревности царя сделать своих детей подражателями благочестию отца. Лишь только дети Константина достигли того возраста, когда начинается обучение, он "приставил к ним учителей, мужей известнейших своей набожностью" (IV, 51). В основу воспитания наследников положены христианские начала. Особенно был известен глубоким христианским просвещением учитель старшего сына Константина Криспа - Лактанций, этот замечательный христианский писатель и апологет, имя которого занимает почетное место в списке ученых мужей древнелатинской Церкви*. Но самым лучшим руководителем детей Константина на поприще благочестия, конечно, был сам Константин. По свидетельству Евсевия, царь "посредством личных наставлений питал своих детей божественным учением", внушал им подражать его собственному благочестию (IV, 52). Весьма вероятно, что дети Константина были постоянными слушателями его религиозных собеседований, о которых мы говорили выше. Главными правилами, которые старался царственный отец внушить своим детям, были такие: познание Царя всех - Бога и благочестие нужно предпочитать и богатству, и самому царству; надлежит иметь попечение о Божией церкви; нужно открыто и небоязненно исповедовать себя христианами. Внушая им такие и подобные правила в личных беседах, Константин брал на себя труд наставлять детей своих и посредством писем, если они предпринимали путешествия. Отчасти под влиянием отеческих уроков, а частью по собственному побуждению, дети царя "в самих царских чертогах, вместе со всеми домашними исполняли церковные уставы", то есть предавались благочестивым упражнениям. По распоряжению царя, их окружали люди преданные христианской религии, как бы крепкие стены (IV, 52).

______________________

* Иероним. О знаменитых мужах, гл. 80.

______________________

Кроме религиозности были и другие привлекательные черты в его жизни. Евсевий восхваляет Константина за незлобие сердца, скромность, правдивость и кротость. В доказательство его незлобия Евсевий указывает на следующее: "Некоторые негодовали на Константина, хоть он и не подавал к тому повода; и он сносил это незлобиво. В спокойных и мягких выражениях он советовал таким лицам одуматься и не волноваться. Одни из таких лиц, - по рассказу историка, - вразумляемые его убеждениями, изменялись; но другие по-прежнему оставались в злобе и не хотели слушать внушений. Таковых царь не тревожил, предоставляя их суду Божьему, так как не желал никого и ничем оскорблять" (I, 45). С особенной выразительностью тот же Евсевий отмечает необыкновенную скромность государя. Император отнюдь не надмевался своей царской властью, ибо он понимал, что нет оснований гордиться и тщеславиться тем, что дано лишь на время и притом короткое. Он сравнивал себя с пастухом: как пастух не может гордиться своей властью над животными, так и царь, управляя людьми, должен быть чужд превозношения, тем более что управлять людьми гораздо труднее и беспокойнее, чем стадом животных. Многочисленные войска, блестящая личная охрана, раболепствующие толпы народа тоже не давали царю забыться, возмечтать о себе как о существе, не равном с прочими людьми: царь помнил, что, несмотря на все это, он такой же человек, как и все прочие. По причине скромности, он не любил таких шумных восторгов, к каким прибегала толпа при виде своего властелина. В Римской империи народ в знак приветствия, при появлении царя, имел обыкновение выкрикивать какие-либо лестные для него выражения. Но Константину эти шумные восторги не доставляли удовольствия: "Они наводили на него скорее скуку, чем доставляли удовольствие"*. Правдивость и искренность, по свидетельству Евсевия, были отличительной чертой Константина: "Царь, что возвещал, то иделал" (I, 6); его слово не расходилось с делом. А указывая на кроткий нрав Константина, Евсевий признавал его самым кротким человеком и не сомневался, что подобного ему трудно найти (1,46).