Архимандрит Виктор (Мамонтов) - Таинство Жизни Страница 17

Покаяние, как говорил митрополит Антоний, это не копание в своей помойке. Можно копаться так, что загоним себя в уныние. А покаяние заключается, по словам архимандрита Зинона, в стремлении к лучшему. Если есть стремление к лучшему, это и есть покаяние. К лучшему значит ко Христу.

Если человек еще не встретился с Богом, он не может принести покаяние, потому что внутри еще нет этого света, который бы осветил все темные уголки в душе, чтобы он увидел весь мусор, эту грязь. Там тьма еще, а во тьме ничего не увидишь.

Призыв, который мы часто слышим в церкви: «Кайтесь! Кайтесь!»может пойти и во вред еще не подготовленному человеку.

На исповеди я говорю: «Если ты видишь в себе что–то плохое, то уже есть надежда, что ты исправишься. Никто не хочет быть плохим. Все хотят быть лучше. Потому что когда человек спрятался за маской, он ничего не видит, тогда и исправлять нечего. А у тебя уже есть взгляд со стороны на твое состояние. Значит, есть надежда. Старайся, но делай это вместе с Богом!»

ПРОЩЕНИЕ

Простить дать жить. Не прощаю тебя значит, я не даю тебе жизни.

Простить дать свободу. Я тебя освобождаю.

Очень многие люди говорят: «Я рад бы простить, да не могу забыть».

Но разве нравится человеку состояние, когда он занозил себе палец? Он же не будет держать занозу в пальце и говорить, что ему хорошо. Он спешит вынуть занозу.

Тот, кто отказывает в прощении, наносит вред самому себе. Эта заноза в нем сидит, и ему от этого больно. Бывает состояние злорадства, когда человек радуется сделанному злу. Но это уже извращенное чувство, ложная радость. Это скорее мазохизм, болезнь.

Злопамятство разрушает того, кто это делает. Надо стараться освободиться от него, потому что человек находится в рабском, несвободном состоянии. Зло держит его, и он уже не может сделать ничего хорошего.

Когда я прощаю обидчика, я отпускаю его на свободу, даю ему жизнь. Тогда получается, что я и себе ее даю. Польза духовная и ему, и мне.

А память? Я его простил, но все помню. Заноза вынута, но рука еще долго болит. Может даже рубец остаться навсегда. Но, видя этот рубец, мы не ощущаем боли. Мы просто его видим. Поэтому, если и вспоминается прежнее, то не потому, что я этого хочу. Ну, вспомнилось и отпустить надо. Нельзя долго помнить зло, это разрушительно. Память надо очищать. Имеются в виду и память человеческая, и память целых народов, в которых накопилось много взаимных обид.

Мы боремся с помыслами. Они приходят — мы их контролируем, проверяем, кто их внушает. От Господа идут добрые помыслы, от дьявола только злые. Хорошие помыслы мы принимаем, плохие — прогоняем. Когда человек сидит в натопленной комнате и вдруг открывается дверь, врывается ветер, заносит снег человек же не будет продолжать сидеть, ничего не делая — он встанет, закроет дверь, чтобы не простудиться, не заболеть. Так и здесь: чтобы духовно не заболеть, надо закрыть дверь плохим помыслам.

Нередко можно услышать такие слова: «Я готов его простить, но он не просит прощения. Как же я могу его простить?».

Надо всегда начинать с себя. За человека нельзя решить этот вопрос. Ну, не просит и не просит. Надо сказать Богу, показать эту ситуацию: «Ты видишь, что происходит? Он не хочет моего прощения. Я не могу исправить этого человека, это можешь сделать только Ты».

А как будет действовать Господь — это тайна. Может случиться так, что человек кипел ненавистью, раздражением и не прощением, застрял в этом, и вдруг каким–то таинственным образом он начинает меняться.

Одна женщина очень огорчалась, что ее соседка годами с ней не здоровалась. Ей было очень трудно жить рядом с ней. Даже приходили мысли, что лучше бы ее не было на свете. Я спросил:

— А ты пыталась когда–нибудь помолиться о ней?

Она говорит:

— Это противно, это невозможно.

— Все, что ты мне сказала сейчас, скажи Богу, — говорю ей.

— А разве это будет молитвой?

–— Можно помолиться Богу и из своего «не могу». Ты думаешь, что молитва это экстаз, слезы? Молитва это общение с Богом. Ты можешь трезво сказать о себе, не прихорашиваясь, что вот, Господи, я такая, у меня есть злоба на эту женщину, даже не хочу молиться о ней.

Она сделала попытку помолиться о соседке. Потом приходит и говорит мне:

— Вчера она мне улыбнулась.

Когда мы не можем простить, мы можем поручить этого человека Богу. Отдать его в руки Божьи.

Так молился митрополит Антоний. Когда он хотел помочь человеку, делал усилия, но ничего не получалось, он говорил Богу: «Ты, Господи, создал этот мир. Все в Твоих руках, жизнь каждого человека. Возьми же эту душу, Твое создание, и сотвори с ней то, что Ты хочешь, что я хотел бы с ней сделать, но не могу, потому что Ты — Бог, а я — человек».

Надо предать все Господу. А как Он будет действовать, мы не знаем, это тайна. Но если мы просим, Он не может не откликнуться. Бог всегда хочет, чтобы человек стал живым, а не мертвым.

Покаяние означает поворот. Если мы видим, что человек раньше сделал какое–то нам зло, а сегодня он злодеяний никаких не совершает, то это означает, что он повернулся к Богу. Он уже не играет с грехом, не оглядывается назад, а идет вперед.

Иногда спрашивают: «Я обидел человека. Он меня простил, я принял прощение, но я себя не могу простить».

Надо просить у Бога, чтобы Он избавил от этого. Я себя не могу освободить от греха, а Бог может. Можно помолиться: «Господи, я себя простить не могу, а Ты можешь!»

Богу все возможно. Святой Шарль де Фуко говорил: «Господь — Владыка невозможного».

ВОЗРАСТ

Казалось бы, возраст определяется временем, хронологией, но это не так. Иван Ильин в книге «Поющее сердце» говорит, что у кого сердце не поет, тот родился уже стариком. У кого сердце поет, тот всегда юн. Поющее сердце — это любящее сердце. Сердце, в котором нет любви — каменное сердце, мертвое, и петь оно не может. Поэтому можно быть всегда молодым, всегда цвести: будучи ребенком, в подростковом возрасте, в юности, в зрелом возрасте, в старости доживая последние дни своей земной жизни.

Иван Ильин пишет:

«Бывают дети без сердца и воображения, рассудительные не по летам и черствые от рождения: «тощий плод, до времени созрелый» (Лермонтов); они никогда не были молоды и приходят в жизнь стариками. И бывают люди больших лет, с глубоким сердцем и живым духом, подобно старому, благородному, огненному вину. У кого сердце поет, тот всегда юн, а у кого сердце никогда не пело, тот родился стариком. Истинная молодость есть свойство духа его сила, его творческая игра. И там, где дух веет и расцветает, где сердце поет — там старость есть только бестактность времени и обманчивая видимость.

К сожалению, люди мало знают об этом. У них не хватает духовной силы, чтобы самостоятельно определять свой возраст; и нет у них искусства оставаться духовно молодыми. Поэтому они покоряются состояниям своего тела, озабоченно считают про себя прожитые годы, сокрушенно смотрят на свои падающие волосы, стараются скрыть от других свой настоящий возраст, сердятся на неосторожные вопросы, замалчивают день своего рождения и в конце концов принимают свои жéлезы за главное в жизни… Как часто мы бываем несчастны от близорукости и наивности и не понимаем, что духовность есть ключ к истинному счастью…».

Современное общество основывается на схеме американского психолога Эриксона, который описывает ступени от рождения до зрелости человека. Мир хочет видеть человека, который полностью готов включиться в общественную жизнь и играть роль некоей общественной функции. Ребенок и старик в эту схему не вписываются.

Есть другая схема. Она была предложена немецким философом Ницше. Ступени развития человека он описал при помощи трех аллегорий.

Первая стадия — это стадия верблюда, когда человек накапливает в себе знания, основываясь на опыте предыдущих эпох, то есть похож на верблюда, который тащит на себе огромный груз.

Второе состояние — это превращение человека во льва. Он уже не смиряется ни перед чем, раздирает все накопленное, уподобляясь льву.

Последняя стадия — это дитя, которое, как он говорит, есть вечно творческое начало, само собой катящееся колесо.

В любом возрасте пребывать и трудно и радостно. Возраста младенчество, детство, отрочество, юность, молодость, зрелость, старость органично перетекают один в другой, творя путь нашей жизни.

Детство. Это период обучения, период, когда человек доверят старшим, старшие для него — безусловный авторитет. Сначала это родители, потом их роль начинает меняться, но, так или иначе, ребенок, безусловно, доверяет какому–то старшему и учится сознательно или неосознанно тем простым и вместе с тем глубоким вещам, которые впоследствии во многом определяют личность человека. Часто, оглядываясь назад, человек понимает, что какие–то нормы, которые были приняты в семье, надолго определили его жизнь.