Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 7) Страница 18

В таком виде учение о двуперстии перешло в XVI столетие, и в самом начале этого столетия Феодоритово Слово находим в одном Хронографе, а все три статьи - и Феодоритово Слово, и сказание о Мелетии, и проклятие на не крестящихся двумя перстами - в одной следованной Псалтири. В первой четверти столетия, если не прежде, автор Домостроя внес Феодоритово Слово в свое сочинение без всяких перемен, но от себя пояснил, что три перста во образ Троицы суть крайний да два нижних, а два перста во образ двух естеств во Христе - средний и другой при нем. Затем Слово Феодоритово поместил в "Соборнике" своих сочинений и сам митрополит Даниил (1522-1539), и уже в таком виде: "Сице благословити рукою и креститися: три персты равно имети вкупе, большой да два последних, по образу Троическому... а два перста имети наклонена, а не простерта... вышний перст образует Божество, а нижний перст образует человечество..." и пр., т. е. поместил со внесением пояснения о перстах в самый текст Слова, вопрос о крестном знамении считался тогда делом величайшей важности, и известный старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем послании к великому князю Василию Ивановичу (1505 - 1533) указывал ему как на первую задачу его царствования, чтобы он научил своих подданных правильно полагать на себе крестное знамение, чего многие из них не делали, хотя о перстосложении здесь прямо не говорится и не видно, какого перстосложения держался сам Филофей. Обращались с этим вопросом и к Максиму Греку, и он будто бы, подобно митрополиту Даниилу, стоял за двуперстие и отвечал согласно с Словом Феодоритовым, наименовав по-своему самые персты ("совокуплением триех перстов, сиречь пальца и еже от средняго и малаго, тайну исповедуем богоначальных триех Ипостасей... протяжением же долгого и средняго сошедшаяся два естества во Христе"), если только не предположить, что сказание Максима о крестном знамении испорчено еще первым собирателем его сочинений вскоре после его смерти.

Таким-то образом еще до Стоглавого Собора в продолжение, может быть, целого столетия мало-помалу подготовлялось и распространяемо было у нас учение о двуперстии нашими книжниками и грамотеями; не удивительно, если и успело оно приобрести себе жарких последователей и приверженцев, преимущественно между книжными же людьми. Но в массы народа оно не проникало или проникало весьма мало: там продолжали креститься по-старому, тремя перстами, как научились от предков. Это засвидетельствовал сам царь на Стоглавом Соборе, когда сказал: "Христиане рукою крестятся не по существу", что означало: христиане рукою крестятся не двумя перстами, как и поняли царя отцы Собора и потому постановили известное правило о двуперстии для пастырей и мирян. И замечательно, царь не сказал: "Некоторые христиане", а сказал вообще: "Христиане рукою крестятся не по существу". Это показывает, как велико еще было тогда число державшихся троеперстия. Происходили ли на Стоглавом Соборе разногласия и споры по вопросу о перстосложении для благословения и крестного знамения? Сведений об этом не сохранилось никаких, но сомнительно, чтобы происходили, так как на Соборе присутствовали все лица более или менее книжные, которые знали, что написано об этом предмете в употреблявшихся тогда свидетельствах, и притом написано от имени святых отцов, и привыкли верить всему написанному. Гораздо вероятнее, что члены Собора без долгих колебаний постановили свое знаменитое правило о двуперстии и в основание своего определения "по простоте и невежеству" привели и Слово Феодоритово, нимало не подозревая его подложности, и повесть о святом Мелетии, не замечая в ней очевидного искажения, и столько же искаженную статью с проклятием на не крестящихся двумя перстами, которую изложили в своем определении даже два раза, сперва так: "Аще кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестнаго знамения, да будет проклят", а чрез несколько строк так: "Иже кто не знаменуется двема персты, якоже и Христос, да есть проклят". Вот как наконец учение о двуперстии, столько времени проводившееся у нас только путем книжным, достигло своей высшей силы утверждено целым Собором и даже возведено на степень догмата, ограждено проклятием! Это проклятие в деле совершенно обрядовом, узаконившее для всех и навсегда одно только двуперстие для благословения и крестного знамения и поразившее анафемою всех православных - греков, русских и прочих, которые употребляли другое перстосложение, было величайшею ошибкою Стоглавого Собора. Рано или поздно оно неизбежно должно было вызвать и действительно вызвало, через столетие с небольшим, новое проклятие, но только павшее уже на крестящихся двумя перстами по Стоглаву, и послужило хотя отдаленною, но самою коренною и главнейшею причиною русского раскола.

Теперь, казалось, уже не нужно было для распространения учения, утвержденного Собором, употреблять порчи прежних сочинений, хотя и от этого не отказывались; теперь за распространение двуперстия принялись сами духовные власти. Митрополит Макарий рассылал свои наказные грамоты по всей России, к духовенству белому и монашествующему с наставлениями о двуперстии; все епархиальные архиереи обязаны были иметь у себя книгу Стоглав и ею руководствоваться; к тому же обязывались и все поповские старосты (благочинные) и местные Соборы. Есть, однако ж, свидетельства, что и теперь, несмотря на все влияние духовенства, учение о двуперстии, особенно вначале, имело мало успеха; что троеперстия продолжали держаться по местам в некоторых наших обителях; что и под конец XVI столетия троеперстие для крестного знамения употреблялось еще, хотя уже вместе с двуперстием. Есть прямые и неоспоримые свидетельства, что даже в начале XVII в. троеперстие для крестного знамения не только не было вытеснено у нас, но оставалось еще господствующим в России, как и в Греции. Иностранец Петрей, родом швед, который, по его собственным словам, несколько раз бывал в России еще при Борисе Годунове (1598-1604) и последующих царях до Михаила Феодоровича послом от своего государя, несколько лет жил между русскими, тщательно наблюдал их веру и обряды и вносил в свою летопись лишь то, что видел своими глазами, вот как описывает крестное знамение у русских: "В домах у москвитян как бедных, так и богатых есть живописные образа... при всяком входе и выходе они кланяются и крестятся пред образами... особливо когда идут спать, встают с постели, выходят из-за стола или из дому и опять входят в него, они наклоняют голову и крестятся три раза тремя согнутыми перстами, большим, указательным и самым длинным...". А о греках вот что говорит ученый грек Христофор Ангел, уроженец пелопонесский, который вследствие гонений за веру принужден был в 1608 г. удалиться в Англию и там издал впоследствии небольшое сочинение о своих соотечественниках: "Когда входят они в церковь, каждый идет на свое место и, ставши, снимает шапку или головной убор и соединяет три перста правой руки, т. е. первый перст, и второй, и третий, вместе, знаменуя, что Бог есть Святая Троица, и полагает три соединенные перста сперва на челе в знак того, что Святая Троица находится на небе, а потом полагает на чреве в означение того, что Сын Божий и Слово сошел на землю, и воплотился, и распят был, и умер за наши грехи; далее полагает на правом плече, показывая, что Он восшел из ада и воссел одесную Отца; наконец полагает на левом плече, выражая (мольбу), чтобы Он не оставил нас ошуюю (на Страшном суде), но избавил нас от левой страны". Спросим теперь последователей Стоглава: каким же это образом могло случиться, что в начале XVII столетия троеперстие для крестного знамения было господствующим и в Греции, и даже в России, если справедливо, как вы утверждаете, что не только со времени Стоглавого Собора, но и прежде его и вообще изначала в Церкви православной употреблялось только одно истинное перстосложение - двуперстное?

Перейдем к вопросу об аллилуйе. Ныне сделалось известным, что в некоторых наших богослужебных книгах еще XIV в., правда немногих, двух-трех, из которых одна принадлежала митрополиту Киприану, а другая, кажется, московскому Чудову монастырю, встречаются выражения: "Аллилуиа, аллилуйа, слава Тебе, Боже". Есть основание думать, что эта сугубая аллилуйя занесена к нам в книгах из Сербии, и к концу XIV или в начале XV столетия имела у нас уже немало последователей, но тогда же встретила и жарких обличителей. В "Уставе о петьи мефимона", по рукописи того времени, между прочим говорилось: "Иже мнози поют по двойцю алелугиа, а не в трегубна, на грех себе поют. Пети: алелугиа, алелугиа, алелугиа, слава Тобе, Боже. Алелугиа речется: пойте Богу - то Отцу; второе: пойте Богу - а то Сыну; а се третьее: пойте Богу - а то Св. Духу. Таже: слава Тобе, Боже. Первое, пой алелугиа трижды Пресвятей Троици - Отцю и Сыну и Святому Духу, а се единому Богу, в Троице сущю: слава Тобе. Пой же вся со крестьяны, но по трижда, а не по дважда; аще ли по двоижды, то разлучаешь Отца и Сына и Св. Духа". В каких местах появились было у нас эти первые последователи сугубой аллилуйи и кто написал против них приведенное обличение и наставление, неизвестно. Но в 1419 г. недоумение относительно аллилуйи обнаружилось именно в Пскове, и по поводу этого неудомения вызван был псковичами подать свой голос сам митрополит Фотий, который тогда же отвечал им: "Что ми пишете о аллилуйи... сице глаголи: аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже; аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже; аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа, слава Тобе, Боже".