Джордж Макдональд - Донал Грант Страница 2

«С интеллектуальной точки зрения, история его веры — это история освобождения от богословия, в котором он воспитывался», — пишет Льюис. Благодаря почти идеальным отношениям со своим земным отцом Макдональд с самого детства знал, что вся вселенная зиждется на Божьем Отцовстве, и потому не мог не воспламеняться справедливым и пылким негодованием, когда видел, что страстное стремление к Отцу и Сыну подменяется «верой» в нужный набор богословских истин, сформулированных раз и навсегда именно таким образом, чтобы гарантировать верующему избавление от грядущего гнева и место среди «избранных». В средние века рыцари и менестрели воспевали несравненную красоту своих прекрасных дам, защищая их честь всей своей жизнью. Макдональд тоже был рыцарем, благородным рыцарем, влюблённым в Прекрасного и Всеблагого Бога, и горячо защищал Его честь, доброту и справедливость от набожной клеветы. Какой рыцарь не возмутился бы, если бы руки его дамы попросили не ради её любви и красоты, а исключительно из–за богатого приданого или для того, чтобы поскорее поселиться у неё в замке и тем самым избавиться от необходимости скитаться в лесу, полном диких зверей? А чем лучше верить в Бога исключительно ради того, чтобы избежать адского пламени и надёжно «застолбить» за собой местечко на Небесах? Хорошо, что Бог не горд и ради того, чтобы спасти упрямое человечество, не погнушается и подобными побуждениями (как не погнушался отец принять блудного сына, решившего вернуться домой только потому, что страшно проголодался). Только ведь на самом деле избавление от ада и место на Небесах — это всего лишь побочный эффект, и главная цель Божьих и человеческих усилий состоит совсем в не этом. Конечно, даже этот совершенно необыкновенный, замечательный побочный эффект служит отличной мотивацией для нас, неспособных по–настоящему желать святости, и дан нам по несказанной Божьей милости: хотя бы так приманить нас к Нему, дать первый вкус в надежде на то, что через какое–то время в нас всё–таки пробудится подлинная любовь. Макдональд прекрасно это понимает и продолжает надеяться даже в самых безнадёжных случаях, веруя в безграничность и всесилие Божьей любви, — и всё–таки негодует и протестует, слыша, как Богу приписывают жестокую несправедливость и равнодушие, изо всех сил пытаясь выставить это как святость и благочестие. Он плохо переносит попытки священников запихнуть живую Божью истину в неуклюжую терминологию закона, чтобы полегче и попонятнее объяснить себе и другим изумительную тайну, в которую жаждут заглянуть ангелы, — но признаёт и понимает, что чаще всего намерения у них самых благие, и с облегчением надеется, что «апостольское проклятие на них всё–таки не падёт»: ведь они сами приняли эти измышления из сотых рук и всего лишь стараются найти выход из собственных сомнений, пытаясь оправдать Бога (Которого не знают и Который, как ни крути, в глубине души кажется им не слишком–то хорошим и справедливым) перед своей совестью и людьми, думая, что тем самым преданно Ему служат.

Это, наверное, и отличает Макдональда от многих других «бунтовщиков». Вернёмся к Льюису: «Девятнадцатый век дал нам немало похожих историй, но случай Макдональда отличается от остальных одной знаменательной особенностью. Чаще всего человек не довольствуется тем, что отвергает постылые учения, но начинает ненавидеть и людей, своих предшественников, и даже всю ту культуру, весь тот образ жизни, с которыми они связаны… Но в Джордже Макдональде я не вижу ни единого следа личной обиды. Нам не приходится отыскивать для его воззрений какие–то смягчающие обстоятельства. Напротив, он сам, прямо посреди своего интеллектуального бунта, заставляет нас, хотим мы того или нет, увидеть элементы реальной и, быть может, незаменимой ценности в том самом учении, против которого он так ревностно восстаёт». Макдональд видит и признаёт закономерность чужих намерений, что, правда, не мешает ему добавить, просто и искренне: «Я всегда буду только рад, если из этих намерений ничего не выйдет».

Всё это позволяет нам надеяться, что «Донал Грант» окажется довольно нужным и своевременным романом. Наверное, никогда не будет лишним напомнить себе об опасности забыть о том, что истинная вера состоит не в умственном согласии со стерильно чистыми доктринами и даже не в привычно–набожных поступках, а в живом и чистосердечном доверии и послушании Самому Богу и Его Сыну посреди реальной, непростой, неприглаженной и непредсказуемой жизни. «Но ведь в Библии сказано, что мы должны не делать, а верить!» — в отчаянии думает про себя измученная девушка, услышав рассуждения Донала. Что ответил ей д–р Макдональд и чем всё это закончилось, узнайте лучше сами. А мы искренне радуемся вашему новому знакомству с душой и мыслями Джорджа Макдональда и желаем вам ещё лучше узнать и полюбить и его, и его Бога.

Октябрь 2004 года.

Глава 1

Пешком

Было чудесное июньское утро. Донал Грант спускался по тропинке, ведущей с горы в долину. Тропинка была протоптана овцами, и он прекрасно знал каждый её изгиб, как любой мальчишка знает свою дорогу в школу и обратно. Правда, он ещё никогда не спускался с Глашгара с таким чувством, будто ему уже никогда не придётся вернуться домой. Его путь лежал к неизвестным пока пажитям, и далёкие края манили его лишь потому, что он не мог оставаться в родных местах. Но душа его была слишком переполнена, чтобы тревожиться. И вообще, заботиться о том, что будет, было не в его привычках. Ведь беспокойство — это почти всё равно, что нечистый дух, хотя, конечно, не такой злой и страшный, как настоящий бес. Заботы хотя бы способны начисто вытеснять друг друга из человеческого сердца, а бес не только останется в сердце сам, но и приведёт с собой других.

Позади Донала вздымались крутые и одинокие горные валы, а в их расселинах играли в прятки тени. Счастливому человеку их призрачные перебежки показались бы весёлыми и забавными, но тому, в чьём сердце сумрачные мысли о прошлом завели такую же игру, они казались печальными и серьёзными. Позади Донала лежал мир его былых мечтаний. Он чувствовал, что не стоит о них вздыхать и оглядываться назад, но никак не мог выкинуть их из головы.

Приближаясь к подножию горы, Донал вдруг споткнулся и чуть не упал. В последнее мгновение ему удалось удержаться на ногах — недаром он провёл всё детство, взбираясь по горным уступам. Однако он тут же огорчённо присвистнул: зацепившись за камень, подошва одного из его башмаков почти совсем оторвалась. Раньше, когда Доналу предстояло отправиться в колледж, отец всякий раз самолично инспектировал его башмаки, чтобы убедиться, что те выдержат дальнюю дорогу. Но на этот раз о них никто не вспомнил. Донал сел и стащил с ноги развалившуюся обувку. Подмётка совсем никуда не годилась, и Донал понял, что её вряд ли удастся привязать даже на время, чтобы добраться в башмаках до города. Но шагать с полуоторвавшейся подошвой — дело не из приятных. Оставалось одно: снять второй башмак и идти дальше босиком.

Донал так и сделал. Он покрепче связал башмаки верёвкой, привязал их к своему кожаному заплечному мешку и двинулся дальше. Произошедшее не слишком его обеспокоило. Иметь то, что хочешь, — это богатство, но уметь без этого обходиться — это сила. Замечательно, когда есть, что надеть на ноги, но ещё лучше уметь ходить босиком. Правда, Донал уже давно не ходил без обуви, и подошвы его совсем отвыкли от камней и твёрдой земли, так что поначалу он то и дело морщился от боли.

«Пора мне снова приучать свои ноги твёрдо шагать по земле! — подумал он, когда поймал себя на том, что старается ступать осторожно, чтобы не наткнуться на что–нибудь колкое и острое. — Надо же, как быстро они позабыли былую сноровку! Теперь вот, глядишь, и пригодилось бы — ан нет, уже разучился! Нет уж, я это дело так не оставлю. К старости у меня подошвы будут твёрдые, как выдубленная кожа!»

Но сейчас ему приходилось омывать свои ноги в каждом встречном ручье и то и дело давать им отдых, пусть сам он совсем не устал. И хотя он знал, куда направляется, определённой цели у него не было, так что он не спешил. Он верил в Бога и в собственные силы, дарованные ему Богом, и знал, что где бы ни оказался, голодным он долго не останется, даже если кончатся припасённые на дорогу деньги. Лучше полагаться на свой труд, чем на деньги: ведь Сам Бог никогда ничего не покупает и всё время трудится. Чтобы по–настоящему верить в свою работу, человек сперва должен понять, что полагаться надо только на Силу — ту, что существует сама по себе, изначально и вечно. Донал Грант уже давно начал этому учиться. Человек становится сильным только тогда, когда понимает, что стоит ему оторваться от этого неиссякающего Источника жизни, как он превращается в ходячую слабость. Но в единстве с Тем, Кто с самого начала вдохнул в него жизнь, сила его не прейдёт и не истощится.