Иннокентий Херсонский - Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа Страница 20

Вступив в город, Господь пошел прямо во храм. Еще чувство святого негодования, возбужденное мыслью о лицемерах, изображаемых смоковницей, не совершенно успокоилось, как представился новый предмет, способный возбудить праведный гнев во всяком, кто хоть немного ревновал по славе Бога Израилева. Внешние притворы, ведущие в храм, вместо молящихся наполнены были торжниками, из которых одни продавали вещи, относящиеся к Богослужению51, другие занимались обменом иностранной монеты на еврейскую52. Великое число продающих, еще большее — продаваемых вещей, столы с деньгами, лавки для продавцов, всякого рода жертвенные животные53, торги, споры, обман, раздоры — производили то, что во всем Иерусалиме не было места настолько беспорядочного и шумного, как притвор Соломонов. И этот-то самый притвор был издавна предназначен для входа и молитвы язычников, которым не позволялось проникать далее!!. Следствием вышеозначенного беспорядка было то, что рассудительный грек или римлянин, пришедший по влечению сердца в Иерусалим и в храм Соломонов, должен был, вместо назидания, терпеть здесь шум и все неудобства, каким подвергаются на торжищах! Удивительно ли, если у него в таком случае, вместо благоговения к Богу Израилеву, невольно возникали худые мысли о Его служении и служителях? Таким-то образом пресвятое имя Божье хулимо было ради самого Израиля во языцех!

Не недостаток места был причиной того, что часть храма превратили в торжище. Внизу, у подножия горы, на которой стоял храм, и за его оградой довольно оставалось пустого пространства, где можно было расположиться торжникам. Но там было менее выгодно, ибо не так высока была плата за право торговли старейшинам храма; а в этом последнем и состояло все дело. Корысть была душой беспорядка, который, находясь под покровительством самих начальников, усилился до высочайшей степени, хотя все лучшие люди давно им были недовольны.

Иисус Христос, в самом начале служения Своего, в первую Пасху, уже выступал против торга в храме и изгнал из него торжников (Ин. 2, 14–16). Теперь это было еще необходимее. Позволив именовать Себя всенародно Сыном Давидовым, то есть Мессией, Он тем самым как бы взял на Себя обязанность перед народом выступить против беспорядков, вкравшихся в Богослужение, потому что все верили и ожидали, что одним из главнейших действий будущего Мессии должно быть исправление Богослужения и восстановление древнего благочестия и благочиния. При том беспорядок был так велик и по следствиям своим так важен, что вопиял сам против себя.

Святая ревность объяла сердце Иисусово! С видом Посланника Божьего и тем гласом, перед которым всегда трепетали грешники и лицемеры, Он требует, чтобы притвор был немедленно очищен. Ученики, зрители, жители Иерусалима, иностранцы — одобряют требование; самые торжники невольно чувствуют, что зашли не в свое место, — и безмолвно повинуются. Некоторые медлят, хотят упорствовать, но этим только раздражают народ, который повеление Сына Давидова принимает за веление Самого Бога. В несколько минут животные выгнаны, столы и седалища опрокинуты, мешки с деньгами выброшены; все приняло другой вид, и вместо прежнего мятежа наступили тишина и порядок. Благочиние простерлось до того, что никому не позволялось теперь пронести через притвор какую-либо постороннюю вещь (Мк. 11,16). К этому действию — для вразумления непонимающих его — присоединено и поучение. «Несть ли писано, — говорил Господь, — храм Мой храм молитвы наречется всем языком: вы же (со своим корыстолюбием) сотвористе его вертеп разбойником! »

Кто имел уши слышать, на того эти слова пророка (Ис. 56, 7; Иер. 7, 11), приведенные Спасителем, должны были действовать весьма сильно. В них открывалась истинная точка зрения, с которой надлежало смотреть и на беспорядок, допущенный первосвященниками, и на ревность против него Сына Давидова. Быть домом молитвы для всех народов — это составляло самое возвышенное предназначение храма иерусалимского, которое имел в виду еще основатель его, Соломон. Храм этот должен был быть, так сказать, всемирным, где могли бы находить пристанище все возвышенные и добрые души древнего мира, ищущие, по выражению Платона, единого Отца природы и человеков. После плена Вавилонского предназначение это было тем нужнее и тем удобнее и полнее могло быть достигнуто, что с развитием в роде человеческом сил умственных многобожие начало исчезать само собой и во всех народах, особенно греках и римлянах, все более являлось людей, требующих поклонения Единому. Многие из язычников поэтому приходили в Иерусалим, желая быть свидетелями Богослужения иудейского; а многие даже обращались в иудейство. При таком положении вещей как много значило благочиние в храме иудейском! И как важен был притвор Соломонов, предназначенный для язычников! Если царица Савская почувствовала большое уважение к Соломону, став свидетельницей благочиния и порядка, господствовавшего при его дворе, то какое благотворное действие на сердце язычника могли бы произвести обряды Богослужения еврейского, если бы в храме все совершалось по учреждению и в духе Моисея, Соломона и Ездры! Но все эти величественные обряды были выпущены из внимания: невежество и своекорыстие первосвященников все извратило, унизило, и дом всемирной молитвы походил на вертеп разбойников!..

Из слушателей Господа, вероятно, немногие вполне могли постигать Его высокие мысли о предназначении храма: впрочем, все слушали Его с особенным вниманием (Лк. 19, 48) и испытывали к Нему все большее усердие, как бы предчувствуя, что Божественному Светильнику недолго остается гореть на свещнике. Тем продолжительнее, конечно, были беседы Господа, Который всегда пользовался расположением Своих слушателей, чтобы действовать на их ум и сердце. Прежде Ему нельзя было говорить о многом — по крайней мере, всего; теперь, так сказать, у подножия креста Своего, Он мог беспрепятственно сказать народу все, о чем ему было нужно и полезно знать.

При наступлении вечера Господь опять удалился в Вифанию.

На другой день, когда Иисус Христос с учениками Своими возвращался в Иерусалим, проклятая смоковница уже совершенно засохла. Явление это сильно поразило учеников, особенно Петра, который слова Учителя, обращенные к смоковнице, принимал, по-видимому, не за решительное проклятие, а за выражение неудовольствия. «Равви, — воскликнул он, — посмотри! Смоковница, которую Ты проклял, уже засохла!» Учитель не подал никакого вида, что замечание Петра Ему приятно; напротив, тотчас дал уразуметь, что для людей, предназначенных действовать от лица Самого Бога для блага всего человечества (каковы были апостолы), подобные явления, так сильно поражающие воображение людей чувственных, не должны заключать в себе особенной важности, а должны быть как бы естественны и обыкновенны. Имейте, — рек Господь, — веру Божью (совершенную и всецелую)! Аминь бо глаголю вам: аще имате веру и не усумнитеся, не токмо смоковничное (что сделано со смоковницей) сотворите; но аще речете и горе сей (перед глазами учеников был Елеон): двигнися и верзися в море, будет. И вся, елика аще молящеся просите, веруйте, яко пришлете, и будет вам (Мф. 21, 21–22; Мк. 11, 23–25). (Не для того ли, между прочим, и проклята смоковница, чтобы показана была на опыте ученикам сила веры? Богочеловек, совершенно зная Своих учеников, не мог не предвидеть, что исполнение проклятия над смоковницей приведет их в изумление и даст Ему повод преподать им незабвенное из-за этого случая для них наставление в вере.) Но вы должны твердо знать, присовокупил Господь, что, приступая в такой молитве, вам надобно прощать все, что вы имеете на кого-либо; иначе и Отец Небесный не простит вам согрешений ваших; а без этого прошения ваши не могут иметь никакой силы (Мк. 11,25.26).

Последнее наставление, по-видимому, совсем неожиданное, было весьма благовременно для учеников, которые имели в нем большую нужду, и именно теперь. Ибо, при всей доброте их сердца, в них еще не было того бескорыстия и самоотверженности, которые так необходимы людям, предназначенным быть непосредственными провозвестниками воли и путей Промысла и, вследствие этого предназначения, обладающим властью повелевать силами природы. Для них, например, казалось еще похвальным делом низвести с неба огнь для истребления целых селений за то единственно, что жители их не оказали Учителю и им должного уважения (Лк. 9, 54). При таком расположении духа учеников вчерашний поступок их Учителя со смоковницей, будучи превратно понят, мог усилить в них ту неправильную и недостойную мысль, что Посланник Божий имеет право употреблять дар чудес по личным Своим побуждениям и даже для отомщения врагам Своим. Тем нужнее было напомнить, что вера без любви ничего не значит как во всяком человеке, так особенно в Посланнике Божьем. Ученики, без сомнения, поняли, к чему клонилось наставление о прощении обид. Между тем, наставление это весьма полезно теперь и для нас тем, что решительно показывает, в каком расположении духа проклята смоковница. Если бы это был поступок по личному неудовольствию, то поступивший таким образом не стал бы рассуждать по этому случаю о великодушии и любви к врагам.