Евгений Поляков - Но кому уподоблю род сей? Страница 20

Мы рассмотрели символику познания через крайние случаи чистой пищи - молоко как пищу несведущих в слове правды и твердую пищу как пищу совершенных, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла. Но ведь это далеко не все.

Важнейшим символом, используемым как в Ветхом, так и в Новом Завете является хлеб. Хлеб упоминается в столь многих случаях, что нам не представляется возможным даже перечислить их все, не говоря уже о том, чтобы привести подробное истолкование. В некоторых же случаях мы просто обязаны это сделать.

Читатель должен помнить рассказ о насыщении народа пятью хлебами в первом случае и семью — во втором (Мф 14:13-21, 15:32-38; Мк 6:34-44; 8:1-21; Лк 9:12-17; Ин 6:5-13). Следует заметить, что там Иисус «учил их много». Памятуя о символике пищи, понимаем, что хлеб, коим насытил Иисус алчущих, есть не что иное, как учение Христа.

Однако такое определение символики хлеба до некоторой степени ограничено, и мы можем сделать в нем очень важное уточнение. Для этого нам придется обратиться к сцене искушения Иисуса в пустыне. Как помнит читатель, диавол говорил так: «Если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом.» (Лк 4:3; Мф 4:3). Диавол, понятное дело, не мог подразумевать никакого символического толкования, ибо в в противном случае мы должны были бы признать за ним обладание даром истолкования, подаваемым Святым Духом, а это — верх абсурда. Диавол подразумевал именно буквальное превращение сего камня в хлеб. Но Иисус, давая ответ, вкладывает в него духовный, сокровенный смысл, раскрывал при этом и сам образ хлеба: «Не хлебом одним [в буквальном смысле] будет жив человек, но всяким словом Божиим.» (Лк 4:4). Потому под символом хлеба более правильно понимать всякое слово, исходящее из уст Божиих (ср. Мф 4:4), в особенности тогда, когда слово Божие понимается как животворящее учение. Иначе можно было бы сказать так: хлеб — не только учение Христа, но учение Христа — безусловный хлеб.

После уяснения этой символики особое изящество обретает почти никем не замечаемый нюанс фрагмента Евангелия от Марка, непосредственно следующего за избранием двенадцати Апостолов: «Приходят в дом; и опять собирается народ, так что им невозможно было и хлеба есть.» (Мк 3:20). Помилуйте, но какова причина того, что невозможно было им и хлеба есть? Может быть, на всех не хватало хлеба? Но ведь хватило же его на пять тысяч. И был ли дом так велик, что вместил пять тысяч? Или, быть может, стало тесно? Но ведь в отношении тесноты применяются совсем другие метафоры! Все, однако, встает на свои места, если мы вспомним о невозможности изложения всего учения, включая его тайную часть, младенцам.

Итак, буквальное понимание некоторых фрагментов Священного Писания совершенно невозможно, и поэтому особо незавидна участь тех, кто на другое толкование абсолютно неспособен. Если бы печальной славы профессор Токарев дал себе труд дочитать Ветхий Завет до следующих фрагментов, то, конечно, и иудаизм расценил бы как основанное на «возмутительных для элементарной нравственсти» «бредовых, циничных и скотских моральных правилах» учение, ибо книги Ветхого завета учат: «Земля... не может носить глупого когда он досыта ест хлеб.» (Прит 30:21,22); «Много хлеба бывает на ниве бедных; но некоторые гибнут от беспорядка.» (Прит 13:24); «не давай нечестивому; запирай от него хлеб, и не давай ему, чтобы он через то не превозмог тебя.» (Сир 12:5). Однако все сие чудесным образом превращается в мудрость при умении понимать язык символов, и мы уже говорили об этом: «Что [колючий] терн в руке пьяного, то притча в устах глупцов.» (Прит 26:9). Так можно ли давать глупому или нечестивому учение Христа во всей своей полноте? — Нет уж, пусть лучше он питается «молоком и медом, пока не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе.» (Ис 7:15).

Поняв, что хлеб есть символ всякого слова Божия, мы можем взяться и за другой пример. Он будет гораздо менее сложным, но гораздо более назидательным: «И, когда они ели, Иисус взял хлеб и благословив, преломил, и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое.» (Мф 26:26; Мк 14:22). То есть тот, кто почитает себя учеником Иисусовым, должен постигать Наисовершеннейшее Учение, слово Божие.

Заметим еще и то, хотя сие и не подчеркивается в Евангелиях, но легко читается между строк, что Иисус преломил именно один хлеб, а не пять, и не семь, как это было описано в других хорошо известных случаях. Тут нет наших фантазий, ибо не кто иной, как Павел подчеркивает, что евхаристический хлеб — «один хлеб» (1 Кор 10:17). Да и в важнейшем памятнике послеапостольского периода — «Учении Двенадцати Апостолов» — приводятся такие слова: «этот хлеб преломляемый быв рассеян по холмам и, будучи собран, сделался единым...» (Дид 9). И здесь мы, как и в случае с хитоном, видим явную символику единицы. Пусть же читатель сам судит, возможно ли причаститься от одного хлеба в приходах, насчитывающий несколько десятков тысяч прихожан. При буквальном понимании, конечно, сие невозможно, однако при духовном понимании причастия одного хлеба не может вызвать ни малейших затруднений.

Последний приведенный нами фрагмент свидетельствует, что слово «хлеб» (в разных языках) может обозначать не только собственно буханку, но и в более широком смысле — зерно, из которого пекут хлеб. Кроме того, в некоторых случаях речь может идти либо собственно о зерне (ср. Ин 12:24; 1 Кор 15:37), или же, хотя речь идет о хлебе, понятно, что подразумевается вовсе не каравай, как в выражении «хлеб на полях» (ср. Пс 64:14). И вот, считая для себя символику хлеба изъясненной, мы должны понимать, что хлеб, хотя и будучи продуктом родственным зерну, не обязательно являет собой его синоним в языке символов. Поэтому скрывающиеся за сими символами понятия могут быть соответственно отличны друг от друга, и отличие сие состоит в том, что если к сим образам применим такой язык, хлеб является продуктом наиболее глубокой переработки зерна, оно же, в свою очередь, есть сырье для хлеба. То есть зерно есть в известном смысле символ чего-то не столь совершенного, нежели символ хлеба. И о пшенице, из которой пекут хлеб, уже нельзя говорить как о совершеннейшем из учений, но скорее, как о присущем человеку знании. Впрочем, последнее замечание относится к нюансам.

Очень интересно взглянуть на повествующие о хлебе и его роли в учении Христа фрагменты апокрифов: «До пришествия Христа не было хлеба в мире. Как в раю, где был Адам, было много деревьев, пищи животных, не было зерна — пищи людей. Человек питался, как животные. Но когда пришел Христос — совершенный человек, Он принес хлеб с небес, чтобы человек питался пищей человека.» (Филипп 15 ). Этот взгляд тем более следует оценить, если вспомнить, что во времена Моисея символом самой совершенной пищи была манна с небес. И нас не должно смущать то, что слово Божие было и до прихода Иисуса, ибо, как будет показано чуть позже, слово сие символизируется для иудаизма камнем, а не хлебом. «Хозяин в домах нажил всякое: и детей, и рабов, и скот, и собак, и свиней, и пшеницу, и ячмень, и солому, и траву, и кости, и мясо, и желуди. Но он мудр, и он познал пищу каждого: перед детьми он положил хлеб... пред рабами он положил пшеницу, и скоту он бросил ячмень и солому... Собакам он бросил кости, а свиньям он бросил желуди... Так и ученик Божий... Формы телесные не введут его в обман, но он посмотрит на состояние души каждого... Есть много животных в мире, имеющих обличье человека [!!!]. Когда он познает их, свиньям он бросит желуди, скоту он бросит ячмень, и солому, и траву, собакам он бросит кости, рабам он даст всходы, детям он даст совершенное.» (Филипп 119).

Итак, мы пришли к выводам, которые на самом деле находились на поверхности, правда, для демонстрации этого нам пришлось бы переписать всю шестую главу Евангелия от Иоанна. Мы этого делать не будем в надежде, что читатель сам не поленится прочитать ее, однако некоторые фрагменты привести необходимо: «Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий.» (Ин 6:26,27); «Хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда.» (Ин 6:33,35,48); «Сей-то есть хлеб, сшедший с небес.» (Ин 6:58).

А теперь повторим вопрос, поставленный Иисусом ученикам Своим: «Кто верный и благоразумный домоправитель, которого господин поставил над слугами своими раздавать им в свое время меру хлеба?» (Лк 12:42; Мф 24:45). Ознакомившись с контекстом, читатель сам может определить степень риторичности этого вопроса, ибо из него яснейшим образом следует, что Иисус говорит совсем не о Себе.

Хлеб, однако, является далеко не единственной разновидностью пищи, упомянутой в Библии, и у того, кто не праздно, но со вниманием и разумением читал нашу книгу, к настоящему моменту должны были созреть вопросы о символике и других сортов пищи, в том числе, относящиеся к символике рыбы. Читателю же менее тщательному мы можем напомнить, что в обоих случаях чудес насыщения толп, рассмотренных нами при постановке вопроса об арифмологии, Иисус кормил народ не только хлебами, но и рыбами: «Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы и дал ученикам Своим, чтобы они раздали им; и две рыбы разделил на всех.» (Мк 6:41; Мф 14:19; Лк 9:16; Ин 6:11). Отметим, что уникальность этого описания заключается в том, что оно точно совпадает во всех четырех Евангелиях. Хлеб и рыба не случайно стоят рядом, — можно привести и другие примеры подобного сочетания: «Когда вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб.» (Ин 21:9).