Жак Лакан - Работы Фрейда по технике психоанализа. Страница 20

Теперь я передаю слово г-же Желинье, которая познакомит нас с точкой зрения Мелани Кляйн. Ее точка зрения противоположна позиции Анны Фрейд — не случайно эти две в чем-то похожие дамы завязали между собой столь живо напоминающее историю Меровингов соперничество.

Интеллектуалистская позиция Анны Фрейд привела ее к воззрению, что весь анализ следует вести опираясь на позицию усредненную, умеренную — позицию собственного Я. Все должно исходить из воспитания, убеждения собственного Я — к нему же и возвращаться. И вот теперь, когда вы увидите, с какой совершенно иной — стороны подходит к анализу особенносложного субъекта Мелани Кляйн, вы невольно зададитесь вопросом о том, каким образом смогла бы Анна Фрейд воспользоваться здесь своими категориями слабого и сильного Я, предполагающими позицию предварительного перевоспитания. Одновременно вы сможете судить о том, кто из них была ближе к основной нити фрейдовского открытия.'

С какой резкостью Мелани Кляйн навязывает маленькому Дику символизм! Она сразу же швыряет ему важнейшие интерпретации, грубую и столь же коробящую как наш, так и слух любого другого читателя, вербализацию мифа об Эдипе — "Ты маленький поезд, ты хочешь попасть в твою мать".

Такой способ действий, безусловно, дает почву для теоретических дискуссий, которые не могут быть отвлечены от диагностики данного конкретного случая. Однако бесспорно, что вследствие такого вмешательства нечто произошло. Все дело именно в этом.

Вы, конечно, отметили испытываемый Диком недостаток контактов. Вот где изъян его эго. эго его не сформировано. Отличает Мелани Кляйн Дика и от невротиков, отмечая его глубокое безразличие, апатию, рассеянность. В самом деле, ясно, что именно реальность для него не символизирована. Этот юный пациент целиком погружен в чистую, неконституированную реальность. Он целиком погружен в неразличимое. Но что же составляет человеческий мир, как не интерес к объектам в их отличии друг от друга, к объектам в их эквивалентности. В отношении объектов человеческий мир бесконечен. В этом смысле Дик живет в мире нечеловеческом.

Данный текст ценен тем, что автором его является терапевт, женщина-практик. Она чувствует вещи, но плохо умеет их выражать — трудно ее за это винить. Теория эго является тут нестатью Мелани Кляйн "Theimportanceofsymbol-formationinthedevelopmentoftheego", опубликованную в 1930 году, можно найти в сборнике "ContributionstoPsyco-Analysis, 1921–1945", вышедшем в 1948 г. Французский перевод этого собрания опубликован под названием "Essaisdepsychanalyse, 1921–1945", Paris, 1968, полной; возможно, Кляйн и не ставила себе задачи ее нам дать, но она очень хорошо показывает следующее — если в человеческом мире объекты умножаются, развертываются во всем богатстве, составляющем их своеобразие, то происходит это лишь постольку, поскольку появляются они в процессе выталкивания, связанного с первичным инстинктом разрушения.

Речь здесь идет о первичном отношении, восходящем к инстинктивным корням существа. По мере того, как происходит такое выбрасывание объектов за пределы примитивного мира субъекта — мира, еще не организованного в регистре реальности собственно человеческой, сообщаемой, — каждый раз возникает новый тип идентификации. Вот что невыносимо, и в результате чего тут же возникает тревога.

Тревога не является своего рода энергией, которую субъекту следует распределить, чтобы конституировать объекты, — в тексте Мелани Кляйн нет никаких указаний на подобный смысл. Она всегда определяет тревогу как возникающую внезапно, arising. Каждому объектному отношению соответствует свой способ идентификации, сигналом которого служит тревога. Такие идентификации предшествуют идентификации собственного Я, Но даже когда идентификация собственного Я уже произошла, всякая новая реидентификация субъекта вновь приведет к возникновению тревоги — тревоги в смысле искушения, головокружительного соблазна, пропажи субъекта, вновь оказывающегося на самом примитивном уровне. Тревога является коннотацией, сигналом (и Фрейд всегда прекрасно это формулировал), качеством, субъективной окраской.

Но именно такой тревоги у упомянутого субъекта как раз и не возникает. Дику не удается даже достичь первого рода идентификации, которая уже была бы первыми набросками символизма. Как ни парадоксально это звучит, он находится лицом к лицу с реальностью, он живет в реальности. В кабинете Мелани Кляйн для него нет ни другого, ни собственного Я, а есть только реальность в чистом виде. Промежуток между двумя дверьми это тело его матери. Поезда и все за ними следующее, конечно, являются чем-то, но это что-то не имеет имени и именованию не подлежит.

И вот, Мелани Кляйн с ее животным чутьем, позволившим ей пробиться сквозь непробиваемую до тех пор толщу знаний, решается заговорить с ним — заговорить с существом, которое, однако, дает повод по внешним признакам предположить, что в символическом смысле оно не отвечает вовсе. Мальчик ведет себя так, как если бы ее не существовало, как если бы она была мебелью. И тем не менее, она говорит с ним. Она буквально дает имена тому, что, безусловно, имеет отношение к символу, поскольку может быть непосредственно названо, но что было до сих пор для данного субъекта лишь реальностью в чистом виде.

Именно в этом смысле нужно понимать термин преждевременного созревания, который употребляет Мелани Кляйн, имея в виду, что Дик уже в некотором роде достиг генитальной стадии.

Обычно субъект дает объектам своей первичной идентификации ряд воображаемых эквивалентов, упрочивающих его мир, — наметив идентификацию с одними объектами, он тут же разрывает ее, строит идентификацию вновь, но уже с другими, и т. д. И каждый раз окончательную идентификацию, фиксацию реальности задерживает тревога. Однако метания эти (движения "туда и обратно") создают те рамки, в которых предстоит сформироваться реальному бесконечно более сложному- реальному человеческому. После данной стадии, в ходе которой фантазмы символизируются, наступает генитальная стадия, где реальность становится фиксированной.

Для Дика же реальность вполне фиксирована, но лишь потому, что он на эти метания не способен. Он существует непосредственно в той реальности, которая никакого развертывания не знает.

Однако и такая реальность не является совершенно обесчеловеченной. На своем уровне она имеет значение. Она уже символизирована, так как ей можно придать смысл. Но поскольку она предшествует всякому движению ухода-прихода (метания), речь идет лишь о преждевременной, застывшей символизации и об одной-единственной первичной идентификации, имя которой — пустота, тьма. Человеческим в собственной структуре данного субъекта является лишь это зияние — единственное, что дает в нем ответ. И лишь с таким зиянием существует контакт.

В этом зиянии насчитывается лишь очень ограниченное количество объектов, которые пациент не может даже назвать, как вы хорошо заметили. Безусловно, он уже схватывает слова, но uerBejahung, принятия этих слов. Вместе с тем, как это ни парадоксально, его способность к сопереживанию гораздо выше обычной, поскольку его отношения с реальностью не порождают в нем тревоги. Заметив на кофточке Мелани Кляйн щепки от разломанного карандаша, он говорит: "PoorMelanieKlein".

В следующий раз мы рассмотрим проблему отношения символического и реального в самом сложном аспекте — в аспекте его происхождения. Вы увидите его связь с тем, на что мы обратили внимание в комментарии г-на Ипполита — с функцией деструкционизма в формировании человеческой реальности.

17 февраля 1954 года.

VII. Топика воображаемого

Размышление об оптике. Знакомство с перевернутым букетам.

Реальность: изначальный хаос. Воображаемое: рождение "собственного Я". Символическое: позиции субъекта.

Функциямифа об Эдипе в психоанализе.

Тому, о чем я предполагаю сегодня говорить, я дал заглавие "Топика воображаемого". Подобная тема достаточно значительна, чтобы посвятить ей многие годы обучения, но поскольку некоторые вопросы, касающиеся места воображаемого в структуре символического, соответствуют нити нашего изложения, то сегодняшняя беседа может претендовать на такой заголовок.

Не без умысла, необходимость которого, я надеюсь, выявится для вас в совокупности нашей работы, я представил вам в прошлый раз случай чрезвычайно показательный, поскольку он вкратце демонстрирует нам взаимную игру трех терминов, которые мы уже имели случай ввести, — воображаемое, символическое и реальное.

Без этих трех систем отнесений невозможно понять что-либо во фрейдовской технике и опыте. Многие трудности, будучи соотнесены с такими различиями, предстают в более обоснованном и понятном виде. То же самое касается и неясностей, отмеченных г-жой Желинье в связи с текстом Мелани Кляйн. При попытке разработать опыт мы должны принимать в расчет не столько понятные моменты, сколько всякого рода неясности. Достоинство изложения г-жи Желинье как раз в том и состоит, что она выделяет в данном тексте непонятное.