Валентин Свенцицкий - Диалоги Страница 20

   Неизвестный. Да, с этой точки зрения ты прав: возможно, что такая нравственная задача без Церкви неосуществима.

   Духовник. Теперь остаётся вопрос: возможно ли без Церкви истинное Богообщение?

   Неизвестный. Да. Даже выслушав тебя и уяснив по-новому понятие Церкви, я всё же не могу понять, почему нельзя чувствовать Бога и молиться Ему без всяких посредников и внешних установленных форм. Неужели для этого недостаточно той веры, которую и ты признаёшь возможной в каждом человеке, "не потерявшем образ и подобие Божие", и той нравственности "хорошего человека", которая, и по-твоему, возможна как индивидуальное достижение. Неужели и здесь обязательно нужно что-то сверхъестественное?

   Духовник. Да. Непременно. И я думаю, что в этом вопросе так же, как и в вопросе о нравственности, наше разногласие объясняется тем, что мы говорим о совершенно разных понятиях. Когда ты говоришь, что возможно Богообщение без Церкви, а я говорю, что оно невозможно, -- мы под словом "Богообщение" разумеем не одно и то же.

   Неизвестный. Объясни тогда, в чём это различие.

   Духовник. Знает всеведущий Господь всё, что делается в душах человеческих. Знает Он и о тех молитвах, которые обращены к Нему людьми вне Церкви. С другой стороны, и душа человеческая, не вместившая в себе полноты Церковной Истины, не лишена образа и подобия Божия и может до некоторой степени воспринимать Божественное начало. Вот это и есть то Богообщение, о котором говоришь ты и которое возможно вне Церкви. А мы говорим о другом. То Богообщение, о котором говорим мы, не есть только молитва или неясное чувствование Бога, -- это есть таинственное, существенное соединение с Ним. Такое соединение, такое живое, так сказать, органическое влияние возможно только в таинстве Евхаристии. Только причастники Тела и Крови Его находятся в реальном, действительном, настоящем Богообщении. Вот это-то и невозможно вне Церкви. Но только это теснейшее органическое церковное соединение в таинстве Евхаристии и может быть названо Богообщением в настоящем смысле слова.

   Неизвестный. Да, я под словом "Богообщение" разумел нечто иное.

   Духовник. Вот видишь, как трудно неверующим людям понять людей веры. Как искажено, по мирскому представлению, всё учение Церкви. Тебя ошеломили мои слова, что без Церкви невозможна вера, нравственная жизнь и Богообщение. Они показались тебе нелепыми. Но когда перед тобой, хотя и в самых общих, самых неясных очертаниях, встал истинный образ Церкви, ты не только понял, что это не нелепость, но увидел, что и вера, и нравственность, и Богообщение при соприкосновении с чудесным сверхъестественным и непостижимым существом Церкви становятся чем-то иным. А что, если откроется перед тобой то, что видят и ощущают люди веры? Что, если ты переживёшь сам никакими словами невыразимое чувство слияния с этим таинственным новым телом Церкви? И Церковь станет для тебя не отвлечённым богословским понятием, а чудесною и самою несомненною действительностью, которую ты не в силах постигнуть умом, но которую будешь ощущать всем существом своим. Сможешь ли ты сказать тогда о Церкви хоть одно слово, подобное тем словам, которые говорятся неверующими людьми, для которых она обыкновенное "историческое явление"?

   Неизвестный. Да, твои слова кажутся мне убедительными. Но я чувствую какую-то двойственность. С одной стороны, всё, что ты говоришь, кажется мне близким к истине, а с другой -- мне трудно отказаться от тех сомнений, о которых я говорил тебе в начале нашего разговора. Передо мною теперь как бы две церкви: одна Церковь та, о которой говоришь ты, другая -- которую привык видеть перед собой я, и никак не могу соединить их в одну.

   Духовник. Да. Теперь наступило время говорить нам о твоих сомнениях. Это даст нам возможность облечь истинное понятие о сущности Церкви, раскрытое перед тобою, в более конкретные внешние формы. А это поможет тебе соединить в одну Церковь двойственное твое представление.

   Неизвестный. Возможно.

   Духовник. Итак, в начале нашего разговора ты сказал, что тебя смущает чисто земной характер церковной истории. Для тебя Церковь -- человеческая организация, отразившая на себе все обычные человеческие слабости и грехи. Все изменения в жизни Церкви, по твоим словам, легко объяснить внешними причинами, как и всякое другое историческое явление. И затем ты подтвердил эту основную мысль отрицанием всех свойств Церкви -- её единства, святости, соборности -- и сомнением в её апостольской преемственности. Я ответил тебе на это, что все сомнения твои основаны на незнании истинного учения о Церкви и что с раскрытия этого учения и надо начать. И действительно, что лежит в основе всех этих суждений о Церкви? Ложное понимание Церкви как естественной человеческой организации. Представь себе, что ты будешь видеть в человеке только внешнюю его жизнь, только чередование ничем внутренне не связанных фактов. Какую биографию можешь ты тогда написать? Как бы ни были точно описаны тобою факты из истории жизни такого человека, они будут от начала до конца ложны. Нечто подобное происходит с теми, кто, не видя внутренней жизни Церкви, пишет или изучает её "историю".

   Церковь -- явление сверхъестественное и по своему происхождению, и по своему развитию. Её история -- это лишь внешнее выражение в земных условиях её сверхъестественного содержания. Нельзя понять по-настоящему историю Церкви, если не видеть и, тем более, отрицать это внутреннее содержание за внешним чередованием событий. Действительным историком Церкви может быть только тот, кто сам живёт церковной жизнью и потому видит и понимает её внутреннюю таинственную жизнь. Твоё смущение было совершенно понятно, потому что та Церковь, которую представлял себе ты, действительно была бы только человеческой организацией, не могла бы иметь никакого внутреннего отношения к религиозной жизни и вся определялась бы в своём развитии различными внешними условиями. Легко указать историческую связь того или иного внешнего события или тех или иных внешних условий с тем или иным явлением церковной жизни. Но вопрос весь заключается в том, как понять эту связь? Ведь понять её можно по-разному. Всё зависит от общего твоего взгляда на сущность и жизнь Церкви. Одни и те же факты будут по-разному истолковываться и пониматься в зависимости от различия в этом основном вопросе о сущности Церкви. Можно события церковной жизни рассматривать как механическое следствие грандиозных политических и экономических факторов, а можно, напротив, самые изменения внешнего порядка в мировой жизни рассматривать как действие тех незримых сил, которые содержатся в Церкви. Для того, чтобы так понимать историю Церкви, не надо знать какие-то особые, неизвестные нам факты. Факты одни и те же. А надо веровать, что Церковь -- не человеческое, а Божественное установление, что глава Церкви -- действительно Господь Иисус Христос, что она является действительно таинственным и непостижимым живым телом Его, что Дух Святой действительно пребывает в ней и водительствует ею, и потому церковная история -- не что иное, как тот земной путь, который проходит сверхъестественная и непостижимая Церковь в естественных, внешне осязательных условиях. Вот ответ на твой основной вопрос, и вот в каком направлении лежит разрешение твоих сомнений.

   Неизвестный. Не знаю, смогу ли я встать на эту точку зрения. Но что дело действительно в этом, теоретически я согласен.

   Духовник. Теперь будем говорить о свойствах Церкви, ни на минуту не теряя из виду открывшегося внутреннего её содержания. Оно при рассмотрении свойств Церкви начнёт облекаться в живой совершенный образ, где найдёт своё полное выражение и внутренняя сущность Церкви, и внешняя её форма.

   Неизвестный. До некоторой степени теперь я уже предугадываю твои слова.

   Духовник. Прекрасно. В этом тоже можно видеть подтверждение истины. Но с чего же начнём мы оправдание Церкви? Не с вопроса ли о её святости? По твоим словам, только в насмешку можно назвать Церковь святою, зная хоть сколько-нибудь её историю. Ты обвинял Церковь в насилии, обмане и прямых преступлениях. Но, говоря так, представляешь ли ты себе истинное учение о святости Церкви?

   Разве святая Церковь -- значит Церковь, состоящая из святых, совершенных, безгрешных людей? И разве тяжкие грехи отдельных представителей Церкви, хотя бы из состава иерархии, могут быть названы грехами Церкви? Это не грехи Церкви, а грехи их перед Церковью. Ты укажи мне хоть одно постановление церковного Собора, которое было бы "греховным" или содержало в себе "ложь, обман и преступление"? Святость Церкви не есть святость отдельных лиц. Это врачебница, исцеляющая своею святостью человеческие души, потому что не только совершенные и святые, а немощные и грешные люди её составляют. Как же понять святость Церкви и в то же время грехи людей, её составляющих? Какой образ раскрывается в Символе веры наименованием Церкви святой? Церковь святая потому, что глава её Христос; потому что она сосуд, вмещающий благодатные дары Духа Святого в святых своих таинствах"; потому что она даёт душе человеческой всё необходимое для того, чтобы спастись и достигнуть святости; потому что она есть истинное Тело Христово, где верующие соединены в таинственное живое единство любви; потому что всё, что есть святого в них, всё содержится в теле Церкви; потому что она, не отсекая падшие души, ведёт их к совершенству и тех, кто в каждом своём акте греха отрывается от Церкви, омывает и вновь воссоединяет в таинстве покаяния и в Божественной Евхаристии. То, что ты называешь "грехами Церкви", несовместимыми с понятием святости, -- есть грехи отдельных её представителей, которые не могут святую Церковь сделать грешной, потому что, поскольку они в грехе, постольку сами разъединены с Церковью.