Алексей Лебедев - Церковно-исторические повествования Страница 20

______________________

* Шлоссер. Всемирная история. Рус. пер. 1862. Т. 1. IV. С. 330-331. См. также: Кожевников. Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке. Козлов, 1874. С. 106.  ** Блаж. Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 9.  *** Фридлендер. Картины римских нравов. Рус. перев. СПб., 1873.T.I.C. 214. Ср.: Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 10.  **** Письмо Либания Василию Великому//Творения Василия Великого в рус. пер. Т. VII. С. 340.  ***** Фридлендер. Картины римских нравов. С. 153, 155.

______________________

Не то видим у христиан. Христиане совсем не с той целью посылали своих детей в школы, с какой язычники; совсем не то внушали своим детям, когда отдавали их в школы, и если выражали свои пожелания перед учителями своих детей, то это были желания, совсем не похожие на неразумные желания и требования языческих родителей. Посмотрите: есть ли что общего между тем напутствием, с каким отпускали в школу своих сыновей язычники, и теми святыми благожеланиями, с какими благочестивый христианин IV века отправлял своего сына в школу того времени. Благочестивый отец говорит своему сыну: "Следующая песнь да будет тебе от меня напутствием: "Вождем и в слове, и в жизни своей имей Христа - Слово, которое превыше всякого слова. Не дружи с человеком порочным и негодным: зараза проникает и в крепкие члены. Добродетели своей, пожалуй, не сообщить другому, а срамота его жизни падет и на тебя. Избери себе товарищем целомудрие, и им одним увеселяйся, чтобы преступная любовь не изгнала из тебя любви добродетельной. Одно предпочитай превосходству в слове - мудрый навык всегда быть совершенным""*. Тот же благочестивый христианин обещает своему сыну на прощание, что молитва родительская всегда и везде будет сопутствовать ему: "Положившись на свои собственные и родительские молитвы, - внушает отец сыну, - усердно, неуклонно и с лучшими надеждами стремись, сын, куда желаешь. На нашу жизнь призирает Божие око"**. От будущих наставников своих детей разумные христианские родители далеко не того требовали, что требовали родители-язычники. Не о том заботились они, чтобы наставники делали из их детей "изящных" молодых людей, приучали их к приятным манерам, а о том, чтобы они "самым ревностным образом" занялись своим делом, чтобы "они оказали ту милость юношам, которая заключается в приучении нравов их к добродетели"; чтобы они зорко смотрели за питомцами, так как "глаз наставника есть уже безмолвный урок"***. Христиане, давая образование своим детям, не только не ставили целью образования обогащение их в будущем, достижение житейских выгод, а даже стремились совсем к обратному. "Пусть наставники, - вот чего хотели христиане, - научат своих питомцев презирать деньги, не стараться из всего извлекать прибыль и не домогаться неправильных стяжаний - этого залога бедствий".**** Значит, христиане требовали от наставников, чтобы они воспитывали в юношах чувство истинного бескорыстия. Сами христианские дети, если они вступали в школу взрослыми, - а такими были все христианские дети, учившиеся в высших школах и составляющие предмет нашего особенного внимания, - нередко прямо заявляли, чего они ищут в школах, - и, оказывается, они искали благ высших, разумнейших. Так, один христианский питомец языческих школ говорил о себе и одном из своих товарищей, что задачей школы они поставили "нравственное обучение, что у них обоих было одно упражнение - добродетель, и одно усилие - жить для будущих надежд, к этой цели они направляли деятельность", что и "внимания достойным они не хотели почтить того, что не ведет к добродетели и не делает лучшим своего любителя", что "выше всего они ставили то любомудрие, чтобы всё и ученые труды свои повергнуть перед Богом"*****. Нравственность и преданность Богу - вот что ставили главной целью школы лучшие из христианских юношей. Ничего подобного искать в душах и сердцах языческих школьников не представляется возможным. С такими-то неодинаковыми воззрениями христианские и языческие дети готовились вступить под кров школы. Но вот они уже при входе в храм науки. Что ожидало их здесь? Много ли хорошего могла дать им школа? К сожалению, учителя в школах редко стояли на высоте своего призвания. Большинство учителей принадлежало к разряду житейских неудачников, которые взялись за преподавание за неимением лучшего занятия и потому смотрели на свое дело как на неприятное ремесло. "Большая часть учителей занималась своим делом не по призванию, а по нужде и ради выгоды. Это видно из того, что между самыми знаменитыми и учеными римскими грамматиками многие обратились к этим занятиям совершенно случайно, после того как им не посчастливилось на другом поприще. Иные положили начало своему образованию, будучи рабами или вольноотпущенниками, или сопровождая господского сына в школу. Один знаменитый учитель (Орбилий) был сначала приказным служителем у одного магистрата и служил в пехоте и коннице. Другой, еще более знаменитый учитель (Валерий Проб), предался филологическим занятиям после того, как потерял надежду приобрести второстепенное офицерское место. Третий был прежде кулачным бойцом. Четвертый прежде шатался по театрам и тешил публику разными фарсами. Случалось и наоборот: так, например, император Пертинакс, сын вольноотпущенника, торговавшего дровами, перешел из учительского звания, которое ему не понравилось, на военную службу. Вообще сидеть в школе и учить детей считалось, так сказать, тяжелым хлебом"******. Желание богатства, денежной наживы - вот что больше всего заправляло деятельностью учителей и их мнимым стремлением к просвещению общества. Все их искусство имело целью единственно прославиться и обогатиться за счет других*******. Один христианский наблюдатель положения языческих школ IV века прямо говорит, что искусство учителей "обратилось в искусство барышничать словами". "Кто учащихся делает данниками? - спрашивает тот же наблюдатель и отвечает. - Это вы, которые выставляете слова на продажу, как медовары - пряники". Чтобы хоть чем-нибудь удовлетворить одного из таких корыстолюбивых учителей, изъявлявшего, по-видимому, недовольство тем, что ему мало платят за уроки, тот же ценитель достоинства языческих учителей послал "барышнику словами" триста брусьев "по числу воинов, сражавшихся при Фермопилах"********. Другой христианский ученый рассказывает о себе, что когда он захотел брать уроки у некоего языческого философа, то этот на первых же порах так озадачил своего нового ученика назойливым требованием денег, что ученик, исполненный возвышенных стремлений и оскорбленный таким откровенным торгашеством, сейчас же бросил школу философа*********. Между учителями одного и того же города велось мелочное соперничество, унижавшее достоинство наставнического призвания; они больше всего заняты были тем, чтобы быть популярными, чтобы о них шла молва как о людях замечательных. Как далеко простиралось их искательство в указанных отношениях, об этом дает наглядное представление следующее свидетельство одного современника: "Каждый софист (учитель), желая приобрести себе славу, домогается того, чтобы ученики спорили о нем и поднимали шум. Он всячески старается удержать около кафедры своих слушателей, а потому не одобряет ничего, сказанного другим. Положение его в высшей степени мучительно, потому что его преследует зависть, которая есть самое величайшее из душевных волнений. В городе, в котором живет и учит софист, не должно быть ни одного мудреца, кроме него; а если какой появляется, то он порицает его и всячески поносит, чтобы одному ему быть в уважении и почете. Он представляет себя сосудом, наполненным мудростью до краев, который уже ничего не может вместить более. Между тем, истинные мудрецы поступали не так"**********. Некоторые учителя позволяли себе и того более: они являлись на уроках бесстыдными, развращали нравственное чувство своих учеников. По одному заслуживающему полного доверия свидетельству, "они с наглым бесстыдством преследовали застенчивую скромность неопытных, приводя их в душевное смущение своим нахальством и тем услаждая свою злохудожную душу. Подобными своими поступками риторы (учителя) совершенно уподоблялись демонам", так что таких риторов иные звали "развратителями"***********. Главным средством, которым пользовались наставники для успешного обучения юношей, были розги, которые пускались в ход к делу и не к делу. "Трость или бич употреблялись учителем, и притом часто, для поддержания порядка в школе"************. Розгой наказывали мальчика и тогда, когда он не понял и потому не приготовил своего урока, и тогда, когда тот же мальчик хотел позабавиться невинной игрой в мяч*************. Наказания эти были иногда так бессмысленно жестоки, что некоторые лица с великим ужасом вспоминали о них даже по прошествии десятков лет (блаж. Иероним)**************. Какую противоположность этим языческим учителям составляют учителя христианских школ II и III века! Св. Ириней Лионский, учившийся в домашней школе св. Поликарпа Смирнского, вспоминает через десятки лет с неимоверным восторгом все подробности своей ученической жизни под кровом Поликарпа; он вспоминает о той доброте, которая отличала учителя, о том счастье, какое чувствовалось на его уроках, о том обаянии его преподавания, которое сделалось неизгладимым***************. Мог ли чем-нибудь подобным помянуть свою школу язычник? Не мог ли он, напротив, считать ее на всю жизнь чем-то постылым, ужасным кошмаром, который, слава Богу, кончился? Какое сравнение между языческими учителями и христианским школьным учителем - Оригеном! Те только и помышляли о том, чтобы прижать ученика, вытянуть из него или его родителей побольше денег за свое искусство "барышничать словами", а христианский учитель Ориген, чтобы не иметь нужды брать платы со своих учеников, продал всю свою библиотеку на условии, чтобы купивший ее выдавал ему по четыре обола (мелкая монета) в день на пропитание. Христианский учитель Ориген буквально исполнял заповедь Христа не иметь двух одежд, ходил без обуви, босой, и отклонял предложения своих друзей о материальной помощи!**************** От этого-то ученики Оригена питали к нему пламенную любовь. Так, один из них (Григорий Неокесарийский, чудотворец), вспоминая о своей разлуке со школой Оригена и с самим учителем, говорил, что расставшись с ними он долго чувствовал себя "как бы Адамом, изгнанным из рая", "как бы заблудшей овцой", как бы "израильтянином в плену вавилонском"*****************. Что общего, наконец, между учителями языческими и христианским учителем - Климентом Александрийским? Языческие учителя были проникнуты тщеславием и суетным желанием превзойти других, а главное - набить себе карман. Ничего такого нельзя найти у Климента. Климент в противоположность языческим школьным учителям не принял на себя святое звание наставника, не решив сначала: "Свободен ли он от предрассудков и зависти, не ищет ли он славы, не стремится ли он к другой какой награде, кроме спасения своих слушателей?"****************** Когда Климент решил для себя эти вопросы (и понятно, как решил), только тогда он стал учителем, "в подражание Христу". Христианские учителя были вполне образцовыми учителями. Рано ли, поздно ли, под благотворным воздействием христианства и все учителя должны были сделаться в большей или меньшей мере такими же, как были Поликарп, Ориген и Климент. Христианские учителя изучаемого времени, без сомнения, много послужили успехам христианства, призывая языческий мир идти вслед за ними, шедшими, в свою очередь, вслед за великим учителем - Христом. Но в то время, о котором мы говорим, христианских учителей было еще немного; это был "мал квас", который еще не успел заквасить всей смеси, всего человечества с его воззрениями и идеалами. А потому многим лицам, жаждущим просвещения, приходилось стучать в дверь к "барышникам словами" - языческим риторам и софистам.