Станислав Сенькин - Совершенный монастырь. Афонские рассказы Страница 21

— Слава Богу за все! — думал Стелиос, читая ранним утром келейный канон по четкам. — Слава Пречистой, что искушение закончилось! Не знал послушник, что искушение только начиналось.

На следующий день после трапезы он переоделся и пошел в сад помогать старому иеродьякону Ираклию. И только начал он отрезать садовыми ножницами сухие ветви, в сад зашел помощник эконома — отец Василий. Он выглядел серьезным и тихо, чтобы не услышал отец Ираклий, сказал:

— Пойдем-ка, Стелиос, тебя вызывают старцы.

Стелиос насторожился. Что? Зачем? Как знать, может быть, игумен решил выгнать его из монастыря за ложь и старцы хотят сообщить об этом решении? Его сердце сжалось. Хотя игумен принял покаяние Стелиоса и дал ему шанс, его вполне могли благословить уйти из монастыря. Хотя старцы могли сообщить и совершенно другое — что ему надо готовиться к постригу в рясофор.

— Откуда я знаю?! — отвечал на все вопросы Стелиоса славившийся суровым характером отец Василий. — Сам думай, чего начудил. Ты ведь понимаешь, просто так они не вызывают.

— Знаю, — Стелиос положил на ящик садовые ножницы и спросил у садовника благословение отойти.

Отец Ираклий, как всегда, улыбнулся, кивнул и поправил свою седую бороду. Послушник со страхом посмотрел на отца Василия:

— Наверное… мне стоит пойти переодеться?

— Не надо. Старцы сказали привести тебя немедленно.

— Немедленно?! Хорошо, уже бегу.

Какой уж тут постриг, наверняка игумен скажет напутственное слово, а потом Стелиосу придется идти паковать чемоданы.

Подарят иконку на память и все — счастливого пути!

Стелиос побежал в гостиную старого корпуса, где его ждали старцы монастыря во главе с игуменом. Он уже был готов зароптать на игумена, который вчера уверил послушника в том, что он прощен.

Стелиос медленно поднимался по лестнице, ведущей в гостиную, его сердце трепетало, словно он был древним стариком, который не может вынести малейшей физической нагрузки. Наконец Стелиос вошел в древнюю гостиную, ее стены были расписаны византийскими фресками. Он оглядел знакомую обстановку: несколько шкафов с чашками и святоотеческой литературой, посередине большой стол, за ним сидели игумен монастыря и эконом. Больше в гостиной не было никого.

— Добрый день, Стелиос, — игумен и эконом монастыря, грузный отец Георгиос, выглядели недружелюбно и даже не предложили ему сесть. — Знаешь, зачем мы тебя вызвали?

— Догадываюсь, — послушник опустил глаза.

— Помнишь, как позавчера ты сделал доброе дело в Салониках, помог довезти человека с инсультом до больницы? Потом ты выказал к его судьбе большое участие, просидев с ним до утра. Так ты мне рассказывал?

— Да. Но это правда, геронта! Я понимаю, что солгал вам, когда просил отпустить меня в Салоники. Это было большой ошибкой, я не думал, что…

— Успокойся. Я знаю, что история с больным — чистая правда. Твои данные были записаны полицией.

— Полицией? — Стелиос вытер пот со лба. — Ничего не понимаю.

— Этому человеку назвал твое имя и данные полицейский, а затем больной по справочнику легко нашел телефон нашего монастыря, — вступил в разговор эконом.

— И позвонил, — игумен надел очки и достал тетрадь. Он что-то искал минуту. — Ага, вот. Клиника по оказанию неотложной помощи «Асклепиос», так?

— Так, — Стелиос почесал затылок. — И зачем этот человек вам звонил?

Эконом нахмурился и говорил будто через силу:

— Он хочет завещать тебе квартиру в центре Салоник и свой бизнес. У него небольшой магазин по продаже золотых изделий.

Стелиос сначала открыл рот от удивления, затем невольно улыбнулся:

— Так, значит, он хочет меня отблагодарить?

— Да. Но ты зря улыбаешься, послушник, — игумен вздохнул. — Теперь это не только твое искушение, а и наше тоже. Надо же что-то решать со всем этим.

— Простите…

— Бог простит. Ты понимаешь, что если ты хочешь остаться здесь, то должен завещать, точнее, подарить это имущество монастырю?

Стелиос ни секунды не думал, что ответить:

— Да, конечно.

— И это совсем не значит, что ты сделаешь монастырю какое-то благодеяние, из-за которого у тебя появится особый статус. Ты останешься таким же послушником, который может не пройти искус и отправиться домой. Поскольку ты еще не стал равнодушен к миру, я хочу задать тебе вопрос: уверен ли ты, что не хочешь заняться бизнесом, который собирается завещать тебе этот человек?

— Да нет, какой там бизнес… — Стелиос смутился и почесал нос. — Может быть, он еще и одумается? Мне кажется, что это несерьезно — отдавать все, что имел, в руки незнакомца. Тем более, что он в тот день еле вспомнил, как его зовут. Да и вообще, у него наверняка есть родственники, жена, дети, наконец.

Эконом осторожно посмотрел на игумена и ответил:

— Да, есть родная племянница, которая с больным давно не общается и, по его же словам, только и ждет его смерти, чтобы завладеть имуществом. Но он не хочет ей ничего отдавать. Она даже в больницу к нему не приехала. А врачи говорят, что человек этот при смерти и долго не протянет, — эконом обернулся к послушнику. — С такими вещами не шутят, Стелиос! Человек он серьезный, основательный, к тому же верующий. Может быть, он передумает, а может и нет. Скорее всего, нет. Не удивляйся, что я выяснил эти подробности: если ты остаешься в монастыре, тогда именно мне как эконому нужно будет решать разные юридические вопросы. Монастырь мог бы продать имущество этого человека во славу Божью и использовать вырученные деньги на благоустройство метохи в Салониках. А то у нас только одна квартира, неудобно перед гостями…

— Ну, я-то не против.

— Есть, правда, одна проблема. Я уже звонил нашим юристам. Они полагают, что племянница может попытаться отсудить имущество. Завещание — вещь в данном случае ненадежная. Все проблемы решит только дарственная. Поэтому…

— Подожди, Георгиос! — игумен с некоторым раздражением остановил эконома. — Сперва нужно выяснить, хочет ли сам Стелиос оставить монастырю это имущество.

Сейчас он говорит одно, а выйдет из гостиной — у него того и гляди другие мысли появятся. Мы уже с этим столкнулись недавно.

Стелиос покраснел от стыда. Как он мог так легко попасться на уловку дьявола? Еще и про бабушку при смерти выдумал. А тут вот действительно человек при смерти. Как мог без зазрения совести он обмануть своего духовного отца? И как можно теперь верить его словам?

Игумен говорил все это отцу Георгиосу громко, как диктовал, чтобы послушник хорошо слышал:

— Ведь в случае чего оформлять дарственную мы будем не на него, а сразу на обитель. Но, предположим, Стелиос потом уйдет по какой-либо причине из монастыря и будет всю жизнь роптать на нас, что мы лишили его законного состояния. Что тогда? Будет еще говорить, что его обокрали. Нет. Мы должны беречь свое имя.

Эконом нахмурился.

— Я не знаю, геронта, — он указал на послушника пальцем. — Решать тебе, Стелиос. Никто тебя ни к чему не принуждает. Ты уже не мальчик и должен сам принять решение.

— Мало того, — игумен закрыл тетрадь и снял очки. — Ты должен принять и ответственность за свое решение. Вот как. Тебе нужно время, чтобы подумать?

— Геронта! — эконом с Легким укором посмотрел на игумена. — Времени уже нет. Больной может умереть в любую секунду. Я понимаю, что все это звучит некрасиво, но мы должны поторопиться.

— Хорошо, отцы… я приму… принял решение, — Стелиос приложил руку к сердцу.

— И что ты решил? — эконом достал из кармана рясы мобильный телефон.

— Я остаюсь в монастыре.

— Ты точно так решил? — переспросил игумен.

— Да.

Эконом стал набирать какой-то номер.

— То есть, имущество этого человека, в случае его согласия, отойдет монастырю?

— Конечно.

— Не пожалеешь об этом потом? — игумен смотрел строго и серьезно.

— Постараюсь не пожалеть… — Стелиос быстро поднял вверх правую руку. — То есть, нет, не пожалею.

— Хорошо, — эконом позвонил в клинику и справился о здоровье пациента.

Затем долго слушал, его лицо не выражало никаких эмоций. Когда разговор закончился, он тихо сказал:

— Помолитесь, отцы. Человек, обещавший завещать нам свое имущество, два часа назад скончался. Конечно, никакого завещания он составить не успел. Его звали Петрос.

Монахи перекрестились. Стелиос стоял неподвижно и не знал что делать. Игумен махнул головой.

— Ну что ты стоишь? Иди на послушание.

— Да-да, благословите, — Стелиос поклонился и пошел в сад.

Взяв в руки старые садовые ножницы, послушник тяжело вздохнул и начал свою работу. Он не знал, что значило для него это искушение. Кто его проверял — Господь или монастырские старцы? Впрочем, для него как для послушника это было равнозначно.

На Благовещение Стелиос был пострижен в рясофор с именем Петрос в честь святого Петра Афонского. Для послушника это было неожиданное и очень радостное событие. Новорожденный инок возблагодарил Матерь Божью за то, что она помогла ему преодолеть постовое искушение и войти в число афонских монахов. Он занес почившего раба Божьего тезоименитого ему Петроса в поминальный синодик, решив, что молитва о нем будет лучшим напоминанием о перенесенном искушении.