Галина Данилова - Нет повести прекраснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте Страница 22

Есть советница, Юлия Павловна, она-то, наверное, уже знает, что про него написали в бумажках. Он вышел во двор, не терпелось с кем-нибудь поделиться. Юлия Павловна окликнула его, он стоял к ней спиной. Она собирала больные листья с черной смородины и крыжовника.

— Доброе утро, Петр Васильевич, как у вас огурцы и помидоры? — похоже, она ничего не знала, смотрела доброжелательно.

— Доброе утро, — заморгал от неожиданности Сыроежкин, не зная, с чего начать. — Растем понемножку. Чтобы росло, нужен уход и забота.

На Юлии Павловне был выцветший ситцевый халат, синий в голубой мелкий горошек, косынка, на ногах тряпочные босоножки. Она загорела, отчего морщины выступали глубже на потемневшем лице.

— Молодежь-то ваша встречается? — равнодушно спросила.

— А как же! Скоро моя приедет и пойдет дело по кругу, туда-сюда, — он понял, что она ничего не знает.

— Дело молодое, пусть бегает, — очень хотелось пожаловаться, не было мочи. — А слышали про мои новости? — он замолчал, стараясь понять, как она ответит.

— Что такое, какие новости? — она оживилась и глаза заблестели. — Я два дня ни с кем не общаюсь, занимаюсь огородом.

— У меня тут с Открытым нехорошее дело вышло, — он оглянулся по сторонам. — Вы ничего не заметили?

— Ничего, — она застыла от удивления, что, наконец, можно давать советы. — Есть мне время за всеми следить, копаюсь на своем участке и ничего не вижу.

— Я сообщу, один совет — никому не говорить, даже моим, пусть все спят спокойно. Вы меня поняли, — таинственно зашептал Сыроежкин.

— Неужели все так серьезно? — спросила шепотом Юлия Павловна и тоже посмотрела по сторонам. — Живу, как отшельница и ничего не знаю.

— Так вот, пришел ко мне Открытый, мимо проходил. Давай, говорит, побеседуем, твоя дочь встречается с моим сыном. Она-то может и ничего, а ты никуда не годишься: без работы, пьешь, сделал мне печку кое-как, не уважаешь. Моя жена тебя невзлюбила. Я ему в ответ — а за что вас уважать? Подумаешь, какой выискался! Он, видите ли, начальник, большой человек, разведчик. А я для него — мусор, не человек, — позорил, позорил меня. Я аж весь закипел, как чайник.

— Это такие люди, с вами так себя ведут? — всплеснула руками Юлия Павловна. — А как посмотришь, такие хорошо одетые, гордые, сытые! Чего им в жизни не хватает?

— Согласен, — кивнул Сыроежкин. — Но потом его повело туда-сюда, живот прихватило или еще что. Начал стонать, что помирает. А я же добренький, как человеку не помочь, если на глазах погибает. Я разжалобился — чем помочь тебе, Петрович? Он попросился в туалет. Не могу же я ему отказать, когда у него приступ. Он побежал, долго сидел, оправился, вышел здоровым.

— Какие ужасы вы рассказываете, Открытый чуть не умер, — соседка застонала.

— Какое там умер, — Сыроежкин замолчал и долго смотрел на соседку. — Дураком я оказался, поверил ему. Он бодро направился к калитке, обозвал меня вонючим жуком, стукнул дверью так, что она отвалилась от забора. Вы не видели, как он уходил?

— Нет, я телевизор смотрела, сериал про благородных девиц, — смиренно ответила. — Я не наблюдательная, к сожалению.

— Это вы такая! А другие все видят и замечают. Итак, мы разругались окончательно. А сегодня пошел я в туалет по нужде, открываю дверь и что же я вижу, — он замолчал. — Никогда не догадаетесь…

— Неужели убитую собаку или крысу? — предположила Юлия Павловна.

— Нет, хуже… из туалета на меня вываливается дерьмо из толчка, — сосед затряс головой.

— Какая гадость! — воскликнула Юлия Павловна и взвизгнула. — Какой ужас!

— Нет слов, — констатировал Петр Васильевич. — Жара, мухи, вонь. Я оторопел, сердце схватило. Выгребать же надо. Обрадовался, что моих нет, не хочется, чтобы они такое видели. Сразу стал размышлять, как такое случилось. И меня осенило, что это проделки Открытого, он мне подстроил такую мерзость. Как вы думаете, чего он туда набросал?

— Не могу догадаться! — соседка замерла. — Я не догадливая.

— И не всякий догадается, — он опять замолчал, словно набирался сил для продолжения. — самый простой продукт, Юлия Павловна, который дает брожение.

— Неужели дрожжи?! — воскликнула соседка.

— Молодец! — похвалил Сыроежкин. — Открытый набросал, вот у него приступ и случился с животом. Каков артист! Я там нашел бумажку от дрожжей.

— Вы меня потрясли, Петр Васильевич. Надо же до такого додуматься, — она закрыла лицо руками. — Не верится мне, что вы рассказали. Такой серьезный человек! Как он мог?

— Согласен, был бы цирковым артистом или химиком, но чтобы бывший разведчик. А сколько я выгребал, страшно вспомнить. Умоляю вас, Юлия Павловна, никому не говорите, даже моим женщинам.

— Буду молчать, Петр Васильевич, — она смотрела на него с состраданием. — Лучше бы вы ему никакой печки не делали.

— Как не делать, жить на что-то надо. Дочку жалко, не знает, сколько ей предстоит вынести от этой коварной семейки.

— Я же вам говорила, что ничего у них не получится, разные прослойки общества, — она задумалась. — А вам нельзя это дело так оставлять.

— Что значит — нельзя? — опешил Сыроежкин, он-то решил успокоиться. — Продолжать бороться дальше?

— Обязательно, он же начальник охраны. Возьмет ваш участок под наблюдение, еще и ваш туалет взорвет.

— Ну, уж вы скажите! — Сыроежкин оглянулся на свой туалет. — Это еще зачем?

— А чтобы туалета не было! — убедительно заявила Юлия Павловна. — Придется деньги искать на новый.

— Зачем ему мой туалет? Я думаю, что он уже отомстил и довольно.

— Вы так думаете, а у него другие планы. Он же сильнее вас. Он вас в порошок сотрет. Вам следует что-то придумать, доказать свою силу.

— А может, мне остановиться, если он такой сильный? — робко заявил.

— Ни в коем случае. Иначе вы погибнете. Подбросьте ему что-нибудь на участок, — предложила она.

— А что я ему подброшу, у меня ничего нет. Я не изобретатель. В свой туалет он меня не пустит. Как же я влип.

— Не бойтесь, держитесь петушком, вида не показывайте, что робеете. Надо на дочку оказать влияние, чтобы не встречалась.

— Вот этого не надо, она будет страдать, — возразил Петр Васильевич. — Больше всех страдаю я! Бедный я безработный!

— Ничего, пострадает и переживет. Все мы были молодые и страдали. Что за жизнь без страданий? — мудро заметила Юлия Павловна.

— Спасибо за поддержку, соседка, как вы меня понимаете, как никто другой. Думал, будете ругать, козла старого.

— Вас пожалеть надо, не опускайте рук, действуйте, боритесь.

— Надо что-то придумать, озадачили вы меня, Юлия Павловна. Надо быть сильнее, это верно, иначе сотрут в порошок. Только крутые и грозные выживают!

— Солнце начинает сильно печь, давайте расходиться, — предложила Юлия Павловна. — Никому о вашем секрете не скажу.

— Будьте милосердны! — взмолился Сыроежкин. — Скоро я в Бога уверую, как моя бабка Маруся.

Они разошлись. Сыроежкин испугался, что Сашка может рассказать Алле про туалет, если ему станет известно об этом от отца. История, разумеется, противная, но как-то надо выпутаться. Надо бороться, показать, что рабочий человек может постоять за себя.

Облака

Алла лежала на полотенце на берегу пруда, смотрела на облака. Небо было чистым, только два круглых облачка висели на небе. Облака плыли вместе, а потом разъединились. Они начали отдаляться друг от друга, а затем медленно соединяться и превратились в одно облако. Саша лежал рядом и читал детектив.

После скандала, который произошел между родителями, они стали встречаться тайно. Саша больше не заезжал за Аллой на велосипеде. Они встретились в лесу и поехали купаться на пруд, который находился от дачных участков в трех километрах.

Отцу она сказала, что поедет на автобусе в деревню, чтобы купить хлеба, молока и крупы. Отец дал деньги, ему было ясно, куда она едет.

До пруда они шли пешком по тропинке. Алла порой вздрагивала и оглядывалась, ей казалось, что за ними следят. Саша посмеивался: «Успокойся, прошу тебя! Родители не хотят, чтобы мы встречались. Пусть бесятся, мы здесь ни при чем».

— Лучше бы отец не делал вам печки, а нашел другого печника, — сокрушалась она.

— Твой отец у нас единственный, кто способен делать печки, профессионал. Даже печку-камин выложил, молодец. Не всякий это сможет. А что делал, это и хорошо, мы с тобой познакомились. Все бы ничего, если бы твой отец не подложил тухлое яйцо. Тут-то все и закипели. Не понятно, зачем сделал!

— Утверждает, что пошутил. Такое придумал на старости лет, ладно бы был молодой. Сделал он это специально, чтобы мы не встречались. Ему твоя семья не нравится.

— Все ясно, я ему не понравился.

— Он говорит, что мы с тобой разные грибы и не должны лежать в одной корзине, — Алла засмеялась. — Мы и грибы, вот сравнил.