Вениамин (Федченков) - О вере, неверии и сомнении Страница 23

Правда, в каких-то небольших дозах преподавалось нам — и в основном в богословии и в догматике, — что истины веры таинственны по существу своему и не подлежат рассудочному объяснению; но эти дозы подавлялись такой тяжестью рационализма, веры в силу и превосходства ума, что очень скоро растворились в идолопоклонстве перед "наукой", знанием, разумом; и мы сами себе боялись признаваться, что верим и можем верить, имеем право верить в тайны, необъяснимые умом… Боязнь "тайн" — эта рационалистическая отрава всех интеллигентов, от семинариста до Толстого, — была присуща и мне очень долгое время, пока я не убедился путем опыта, а не научным, в ее огромной лжи и опасности. И утверждаю, что никогда в семинарии — а пожалуй, даже и в академии, — мне не пришлось слышать не только основательных суждений, но даже хотя бы легкого предупреждения или внушения, что умному человеку совсем не нужно бояться тайн и непознаваемости вообще, а в вере в особенности. А между тем если это было бы нам и объяснено, и внушено, и доказано, — что совершенно было нетрудно, — то нам была бы растворена свободная дорога к вере… Увы! Наоборот, мы воспитаны были в воззрении: "Все — понятно"… И наши науки, сказавши пару слов о таинственности, тотчас, точно боясь этого, шарахались в обратную сторону, и тысячи слов летели в наши головы и сердца — с противоположной целью: "доказать". Противоядие подавлялось ядом…

И после, когда уже передо мной раскрылась вся фальшь рационализма, я не мог не видеть, как в лекциях профессоров Академии и в книгах господствовал дух ума…

Я не боюсь сказать теперь, что это был злой дух, бесовский дух, диавольское наваждение — в подлинном смысле этих слов. Этот дух противоречил и Евангелию, и Посланиям, и гносеологии святых отцов, и вообще — существу истин веры; но отрава эта заразила наше образованное общество чрезвычайно глубоко, мешая веровать просто или даже разрушая веру, как это было с несчастным Толстым и миллионами интеллигентов. Отравлены были и мы.

Но вместе с этим, — и даже еще более прочно, — я пронес через семинарию и ту простую веру, какую имел с детства: она была у меня в сердце и в жизни, а рационализм — лишь в голове, да и то больше как искушение, противное для души моей. Однако он беспокоил меня как непрестанно ноющий от боли зуб: а вырвать его я не умел; и врачи, мои учителя, не учили меня этому искусству. И только одна детская вера непосредственно преодолевала эту болезненную отраву, заглушала ее, пока наконец я уже сам не справился с этим наваждением… И притом справился тем же самым путем ума, каким и был отравлен, по пословице: "клин клином выбивай", "чем ушибся, тем и лечись".

Процесс преодоления наваждения

Вот как это произошло, насколько помню в существенных чертах. Конечно, процесс борьбы веры против разума шел в моей душе постепенно и многослойно, разными путями. И растение раскрывает свою жизнь незаметно; и ему нужны и тепло солнца, и соки земли, и обмен воздуха, и влага. И не видишь, как уже появились и цветы за одну ночь, а там недалеко и до плодов. Так, несомненно, было и с моей душою: она росла постепенно и незаметно, пользуясь разными способами собственного удовлетворения и успокоения. И теперь я бывший сложный процесс могу записать упрощенно, в нескольких ясно сконцентрированных пунктах. Впрочем, для выяснения вопроса о росте и процессе веры эти пункты именно и нужны, как главные вехи пути. Шли они большей частью вместе.

Сейчас намечаются в моем сознании следующие более важные способы, содействовавшие преодолению рационалистической отравы: рассудочный же, или философский, потом — опытный, или сердечный, или психологический, и, наконец, благодатно таинственный, мистический. Об них и напишу здесь.

Процесс этот происходил преимущественно в моей собственной душе. И это всегда бывает особенно важно. Тогда все приобретаемое нами бывает и ясно, и убедительно, и прочно. Собственный опыт — наилучший учитель. А когда мы получаем знания лишь от других, со стороны, тогда они легко забываются или улетучиваются, не имея глубоких корней в нас самих. А то, что прошло через горнило нашей души, потом нам кажется таким простым и очевидным, что даже странным кажется: как этого не видят другие? Скажу даже больше: я теперь думаю, что мысли мои, излагаемые здесь, настолько мне представляются простыми и элементарными, что даже стыдно доказывать их мыслящим людям. Ведь все это так ясно и самоочевидно. Но в свое время для меня эти мысли были как бы "откровением", как же, думалось, я прежде-то не видел этого?! Поэтому осмеливаюсь предполагать, что, вероятно, и для других мой душевный процесс если не покажется откровением, то все же подтвердит или прояснит их собственные переживания; а может быть, и будет для них интересной новостью… Ведь душа наша в общем — одинакова, и потому опыты — сходны.

Итак, процесс шел в глубине собственной души моей. Но ему несомненно помогали и опыты, пережитые другими людьми прежде меня: я разумею главным образом труды писателей — и древних, и новых. Но эти книги лишь помогали или шли навстречу тому процессу, который был в душе моей.

Здесь я могу с величайшей благодарностью вспомянуть добрым словом книгу Вл. А. Кожевникова (Царство ему Небесное!) об отношении веры и знания. В ней он разбирает основные возражения "знания" против веры. Книжка — довольно небольшая, страниц до 100, издана была Рел. — фил. библиотекой (М. А. Новоселова). Она представляет, кажется, ряд лекций, прочитанных Владимиром Александровичем в кружке московской молодежи. И я рекомендовал бы всякому интересующемуся этими вопросами не только прочитать ее, а просто изучить, проштудировать самым основательным образом: тогда читатель избавится от необходимости изучать многотомные философии.

Через него же я узнал и ряд других книг в том же направлении.

Огромную пользу принесло мне и чтение святых отцов, которыми я начал заниматься с первого курса академии, особенно участвуя в студенческом "златоустовском" кружке [44]. Правда, я не помню сейчас каких-либо выдающихся специальных трактатов из них по вопросу об отношении веры и знания. Но отдельные отрывки, краткие изречения, случайно оброненные мимоходом глубокие мысли иногда давали сильный толчок моему уму, обогащая и укрепляя его и изъясняя природу веры и знания. Припоминая теперь святоотеческие творения, я могу назвать имена святого Григория Богослова, св. Исаака Сирина, св. Иоанна Дамаскина, св. Отцов Добротолюбия, св. Симеона Нов. Богослова, Златоуста, у коих я встретил больше всего материала по интересовавшим меня вопросам. Было бы чрезвычайно важно собрать в системе их воззрения на веру и неверие. Припомню сейчас — не имея под рукой творений их — два-три выдающихся изречения (хотя бы и не буквально).

Св. Антонии Великий сказал: неверие есть легкомысленная дерзость.

Св. И. Златоуст: вера есть удел душ благодарных.

Св. Дамаскин: Бог выше всякого понятия и всякого бытия — а потому совершенно непостижим.

Он же: Относительно Бога мы ясно постигаем (понимаем) лишь одно — непостижимость Его (непознаваемость).

Св. Григорий Богослов: иногда все так ясно о Боге; а в другой раз попадаешь в бездну неведения. — Следовательно, состояния неверия, маловерия знакомы бывали даже и святым.

Св. Златоуст: Если чего-нибудь не понимаешь, то прими простой верою; ибо это Сам Бог сказал.

Ах, как прекрасно говорят св. Отцы! И как приятно даже просто переписывать их золотые слова. Известно, что многие любители издавна собирали изумрудные изречения их.

Напишу еще несколько выдержек из книги св. Отцов.

Его же: "Если при естественном действии невозможно объяснить способа зачатия, то как можно объяснить его, когда чудодействовал Дух?.. Пусть стыдятся те, кто старается постигнуть сверхъестественное рождение!.. Не думай также, что ты все узнал, когда слышишь, что Христос родился от Духа".

"Христос произошел от нас, из нашего состава, из Девической утробы, а каким образом? — того не видно. И так: и ты не разыскивай; но верь тому, что открыто; и не старайся постигнуть того, что умолчено".

"Не исследуй: как это? Где хочет Бог, там побеждается порядок природы".

Св. Василий Великий: "Да не будет у тебя излишнего стремления размышления"… "Я исповедую недоступность для мысли и невыразимость для человеческого слова образа Божественного рождества". "Да смолкнут излишние вопросы в Церкви Божией; да славится вера; да не испытывается она мудрованием".

Св. Феодот, еп. Анкирский: "Возвещаю тебе чудо: оставь исследования!" "Душевный человек, прилепляясь к земному и испытывая все помышлениями ума, почитает чудеса Божий безумием; потому что они неизъяснимы по законам природы". "Знамения и чудеса приемлются верою Божиею, а не умом испытуются". "Если хочешь знать это (воплощение), то знай, что соделался; (а) как соделался, сие ведает Один Чудодействующий". "Божественное естество не доступно понятию ума человеческого; оно — выше того, что постигается нашим чувством. Итак: у нас нет познания Бога — по причине превосходства Его естества".