Тира Соколовская - Тайные архивы русских масонов Страница 23

Да поможет вам Всевышний совершить благие начинания ваши и положить на сем дальнем востоке твердое основание великому зданию. Мудрость, Сила и Любовь да подкрепят ваши подвиги.

За отсутствием великого мастера Александра Львовича Нарышкина, великий наместный мастер Федор Шуберт.

Великий секретарь Егор Рейнеке.

№ 95. С.-Петербург. Сентября 8 дня 1819 года.

Высокопочтенному брату М.П. Баратаеву»[179].

Московская ложа Нептуна[180] заботилась о производстве масонских работ на русском языке в Одессе, для чего отправила туда брата Телесницкого, снабдив его всеми необходимыми актами.

В 1822 г., незадолго до запрещения масонства, масоны имели мысль об учреждении в Москве ложи Гиппократа под председательством московского профессора Мудрова и подали о том просьбу министру внутренних дел. Но в то время, пишет Мудров в своей подписке о прекращении своей масонской деятельности[181], «как мы ожидали и уже надеялись получить позволение работать в новой ложе на московском востоке, по старым актам, объявлено было правительством высочайшее в Бозе почившего императора повеление закрыть все ложи, и все умолкло: silanum!» Статский советник, доктор медицины Матвей Мудров, был деятельным масоном и находился в соприкосновении с розенкрейцерством, хотя о последнем обстоятельстве он не похваляется в своей официальной подписке. В подписке Мудров признается, что принадлежал к масонству и что до 1820 года не имел связи с открывавшимися в Москве ложами, а затем стал посещать ложи Александра к благословению, Ищущих манны и Нептуна. Таким образом, он упоминает о ложах известных. Однако в сохранившихся протоколах тайной масонской московской ложи[182] Теоретического градуса (т. е. преддверия розенкрейцерства) имеются записи, свидетельствующие о принадлежности Мудрова к этой ложе, притом до указанного им 1820 года. 26 октября 1819 г. главный надзиратель этой ложи сообщил братьям, что Мудров, доказав ему, что он воистину теоретический брат, по его желанию, присоединен к высокопочтенному теоретическому кругу; надзиратель приказал секретарю внести имя Мудрова в список теоретических братьев и шотландских мастеров. Дальнейшие протокольные записи доказывают, что Мудров несколько раз посещал теоретическую ложу и даже в одном протоколе записан обрядоначальником. Здесь подмечается характерная черточка масонов: и Мудров, и Новиков отвечают на то, о чем их спрашивают, но сами не вызываются на показания, выходящие из пределов вопроса, сохраняя такою уловкою, в мере возможности, те тайны, которые они клялись сохранять.

Усиленно ведя пропаганду своих идей, масоны обращали особое внимание на молодое подрастающее поколение, не без основания рассчитывая, что семя, запавшее в сердце смолоду, наиболее жизнеспособно. И масоны Александрова времени, как и масоны века Екатерины, громко бросали клич молодежи, пытаясь зажечь ее любовью к человечеству и, оставаясь верными заветам своим, сзывали в храм премудрости всех чад русской земли.

Масоны спешили каждую мысль облечь в стихотворную форму песни, потому что, как они выражались, «песнь в народе дольше держится и по земле дальше уйдет, по рекам заливается и в глушь лесную заглядывает». Согласно такому обыкновению они изобразили в пышной оде мысль о призыве в храм премудрости всех ищущих света для того, чтобы, просветившись, они просветили в свою очередь и других. «Чадаутреннего света», ищущие света премудрости, т. е. просвещения, должны победить «отрасль адской нощи, злобу всех любящих мрак невежества». Устами «Премудрости» масоны говорят учащимся отрокам:

Пускай злоречивы зоилына вас свою сплетают лжу,я вами их повергну силы,я вами свет им покажу;их нравы вами укротятся,когда по свету обратятся,прияв чрез вас мои лучи.

Не останавливаясь в подробностях на деятельности масонов по устройству школ и пропаганды путем воспитания юношества в эпоху Екатерины II, приведу лишь некоторые данные[183].

В 1776 г. в Россию приехал Иван Григорьевич Шварц, получивший профессуру в Московском университете. Деятельный и образованный масон, он имел на окружающих большое влияние; 13 ноября 1779 г. по его инициативе открыта педагогическая семинария, а 13 марта 1781 г. — собрание университетских питомцев. Оба эти учреждения привлекли внимание императрицы Екатерины II, оценившей всю их важность: при опросах членов новиковского кружка, а также студентов, посланных на масонские деньги для обучения за границу, старались выяснить сокровенные и истинные цели этих учреждений. Так, в допросных пунктах Колокольникову читаем: «что за компания, которая собирает студентов на своем иждивении? какой это дом, где компания дозволяла жить студентам и давала им стол? как студенты в том доме были содержаны, и много ли их было? чего в том доме учили? какими обязаны были должностями и какие с них брали обязательства?» и пр.[184] Новикова, Лопухина, Трубецкого, Тургенева также спрашивали, откуда доставались деньги на содержание студентов, для чего содержали и с какою целью отправляли даже за границу. Из ответов выяснилось, что на содержание студентов шли добровольные приношения и штрафы. Новиков отвечал Шешковскому[185]: «Когда содержаны были студенты, то сколько кто мог и хотел, давали в помощь их содержания, которые деньги и отдавали профессору Шварцу, а по смерти его, помнится, поручено это было князю Енгалычеву; при вступлении в теоретический градус, по предписанию, каждый давал по семи рублей, и сии деньги, сколько могу упомнить, отдаваны были на содержание студентов же». Насколько правительство опасалось новой «масонской» семинарии, видно из собственноручной записки Екатерины о том, что ей необходимо знать имена семинаристов, «паче же тех, кои не постриглись, дабы не попались в кандидаты епархиальные для епископства», а также и из длинного донесения Екатерине от кн. Прозоровского. В этом донесении он сообщал, что запрашивал митрополита, не отдавал ли он из своей семинарии учеников в семинарию масонскую; оказывалось, что митрополит отдавал троих; князь Прозоровский на это отзывался, что он «немного неосмотрительно сделал, ибо могут они быть приняты в масоны»; после этого митрополит «приватно их наедине под клятвой спрашивал», и они ответили, что им не предлагали вступить в масонство, так как в семинарию они были отданы на время, но тех, «которые навсегда от семинарии отданы им были, они уговаривали». Целью же посылки молодых людей за границу масоны выставляли желание подготовить опытных преподавателей и переводчиков. И.П. Тургенев в августе 1792 г. по этому поводу показывал[186]: «Отправление студентов имело в виду их, яко воспитанников наших, пользу и пользу общественную; отправлено было всех студентов в разные времена трое, из коих один возвратился доктором, а те получили там в университетах голландских докторское звание; наставления им от общества нашего дано не было, и отправляли их не общество, а некоторые из нас на свой кошт, а именно — двух, Невзорова и Колокольникова — Иван Владимирович Лопухин, а третьего, т. е. Багрянского, — Новиков; уведомлений от них никаких получаемо не было, а писали они к тем, кто их отправлял». Лопухин же по поводу отправления Невзорова и Колокольникова показывал, что оба они были членами его ложи и перед поездкою, в 1788 г., получили степень экосского мастера; целью при этом Лопухин имел доставить им возможность изучить химию, медицину, натуральную историю и пр., чтобы по введении их в розенкрейцеры «тем удобнее могли упражняться по методе и системе оного ордена и быть у нас лаборантами, каковые при кругах бывают и коих работы служат для наблюдения прочим членам»; с другой стороны, Лопухин считал, что их отправлением в чужие края с просветительною целью он исполняет «долг добродетели, помоществуя бедности и делая их состояние столь выгодное, каковое здесь есть докторское». Все наставление Лопухина Колокольникову и Невзорову состояло в усовещевании «наблюдать добронравие и прилежно учиться». Материальная поддержка Лопухина выражалась в посылке им в год около тысячи рублей.

Вопросы народного образования также занимали масонов. В 1778 г. в Петербурге, на Васильевском острове, были открыты народные училища — екатерининское и александровское. Для образования средств на учреждение и поддержку этих школ Новиков прибегнул к помощи общества. Он напечатал призыв о благотворительной помощи в своем журнале «Утренний Свет»; призыв встретил отклик. На это же дело Новиков пожертвовал доход от издания как указанного журнала, так и «Вечерней Зари». Однако императрица не приняла под свое покровительство эти школы и ничем не выказала своего сочувствия.