А. Спасский - Лекции по истории западно–европейского Средневековья Страница 24

История Франкского королевства[11]

Три фактора, создавшие современное западно–европейское общество: римское наследие, христианская Церковь и германство и их взаимоотношения. — Характеристика переходного периода. — Франкское племя и его историческая роль. — Правительственная деятельность Хлодвига и причины ее исторической неуспешности. — Майордомы.

Три основных фактора создали современное западно–европейское общество: римское наследие, христианская Церковь и германство. Вступив в первый раз во взаимодействие в эпоху переселения, эти факторы определили собой дальнейшее течение всей западноевропейской жизни и столь тесно сплотились между собой, что часто нет возможности разграничить их действие и указать, где кончается влияние одного и начинается область другого фактора. Возьмем для примера три явления, занимающие значительное место в политической и культурной истории Запада, а именно королевскую власть, образование нового государства и католицизм, и попытаемся раскрыть те коренные элементы, из которых они развились. Свое древнейшее начало современная королевская власть в западно–европейских государствах берет от привилегий, принадлежавших вождю германских дружин, разрушивших Римскую империю; но у германцев король был только предводителем войска, герцогом или исполнителем решений народного собрания; до эпохи переселения королевская власть даже далеко не у всех германских племен успела сделаться наследственной; у многих из них она носила избирательный характер и основывалась на свободном признании ее со стороны полноправного германца. Но лишь только германские племена перешли на римскую почву, как короли их изменяют своему прежнему положению и под влиянием римских и христианских идей получают совершенно новое значение; считая себя преемниками западно–римского императора и будучи действительно таковыми в отношении к покоренному населению, варварские короли начали стремиться к той неограниченной полноте прав, которая составляла принадлежность римского цезаря. Достигли же они этой полноты власти только при содействии христианской Церкви, которая учила о божественном происхождении королевских прав, окружала личность короля мистическим ореолом и освящала его полновластие особыми церемониями религиозного характера. Те неограниченные монархи, с какими мы встречаемся в дальнейшей истории Европы, суть, таким образом, прямые потомки древних германских конунгов, но потомки, присвоившие себе корону римского Юпитера, переданную им при помощи христианского миропомазания. — Точно так же и история нового государства в Европе есть история взаимодействия этих же трех элементов, лежащих в основе западно–европейского развития. Если, по современным понятиям, государство совпадает с нацией и как бы отождествляется с ней, то этим своим характером оно обязано особенностям германских племен, рано обнаруживших способность к соединению в большие национальные группы. Если, далее, современное государство ставит себя выше частных отношений и господствует над произволом отдельной личности, кем бы она ни была, то эта его черта есть результат античного влияния, следствие усвоения новыми народами римского права и его идей о государстве. Но если при этом новое государство не поглощает собой человеческой личности, а напротив — своей задачей ставит ее материальный и нравственный прогресс, то в этом явно воздействие христианского учения, возвысившего человеческую личность на неизвестную ранее высоту и указавшего в ней высшую цель для самого государства. — Наконец, столь долго распоряжавшаяся судьбами Запада католическая Церковь — это специально истории христианства принадлежащее явление — могла возникнуть со всеми своими особенностями не иначе как в связи с двумя другими началами новой истории Запада: римской традицией и германством. Как известно, образование папской монархии, с одной стороны, объясняется тем значением, какое и после своего падения продолжал сохранять Рим в глазах провинциалов, с другой — тем отношением, в какое стали к папам варварские короли.

Несмотря, однако, на эту тесную внутреннюю связь христианства, германства и романства, наблюдаемую на протяжении всей новоевропейской истории, каждый из этих факторов, будучи взят в отдельности, представляет собой нечто самостоятельное, отличное от другого и даже прямо противоположное ему по своей природе. Различие между германским миром, возникшим в пределах павшей Западной Римской империи, и христианством само собой станет очевидным, если принять во внимание, что большинство германских племен ко времени поселения на новых местах оставалось еще язычниками, дорожившими своей племенной религией и неохотно поддававшимися усилиям христианских миссионеров. Только готы, бургунды и вандалы успели ознакомиться с христианством, но и эти племена приняли новое учение не в чистом его виде, а в искаженной форме арианства, которая была, конечно, более доступна для их неразвитого ума, но которая в то же время служила большим, чем само язычество, препятствием для воздействия на них со стороны господствующей Церкви. Правда, благодаря усердию миссионеров, христианство скоро стало проникать вглубь германских лесов, и обращение обитавших там варваров пошло довольно быстрыми шагами, но не нужно забывать, что принять христианство еще не значит сделаться христианином и что между варварством с его примитивными религиозными понятиями и возвышенным учением христианства и после обращения в христианство всегда должна была оставаться глубокая пропасть, которая могла сгладиться только веками. Древнему германцу, как и всякому политеисту, нетрудно было принять нового Бога, Христа, в число прежних своих богов, а просветители часто старались сделать иго новой религии уж слишком легким для обращенных и довольствовались исполнением с их стороны нескольких обрядов. Еще в VIII в. в Германии существовали священники, крестившие во имя Христа и в то же время приносившие жертву Донару, богу грома, и, быть может, ничто лучше не характеризует быстрых успехов католических миссионеров, как следующее происшествие, случившееся в IX в. В праздник Пасхи ко двору Людовика Благочестивого имели обыкновение являться язычники–германцы для крещения, причем им дарили прекрасные белые одежды, имеющие известное символическое значение. Однажды, когда желающих креститься явилось очень много и приготовленных одежд не хватило, Людовик приказал наскоро выкроить крещальные одежды из простынь. К несчастью, такая одежда досталась германскому вождю, и, увидев ее, он с гневом воскликнул: «Я уж тут десять раз крестился, и всякий раз получал прекраснейшее белое платье, а не этот мешок… и как бы мне не было стыдно идти голым, я бы пустил тебе в голову эту тряпку вместе с твоим Христом!»

Не меньшая противоположность существовала вначале и между варварством и Римом. Римская империя была единой всеобъемлющей монархией, одним тесно сплоченным политическим организмом; оставшиеся от нее в наследство варварам традиции влекли их к восстановлению этого единства, к подчинению всех одной власти, между тем как в природе германцев лежала склонность к особности, к раздроблению общественных и политических отношений. Одна сторона, римская, привносила собой в жизнь идеи о всемогуществе государства, о неограниченности и нераздельности верховной власти, разумное и всеобщее право, утонченное общежитие и внешний лоск многовековой цивилизации; другой же, напротив, свойственны были политическая дробность и местное самоуправление, широкая личная независимость и преобладание сельской жизни над городской, насилие и дикость завоевателей. Привыкшие к свободе и не стесненной условностью юридических форм жизни, германские племена еще не умели подчинять личный произвол общему закону и инстинктивно противились воспроизведению начал цивилизованной жизни, завещанной им Римом. Оттого‑то и первая встреча этих противоположных миров была крайне враждебной и сопровождалась борьбой, длившейся в течение целых веков. — Эта борьба не прекратилась и после того, как внешние столкновения Рима и варваров завершились падением Римской империи и поселением на ее развалинах новых племен. Столь несродные между собой начала, как варварство, христианство и наследие Рима, очевидно, не могли сразу, вследствие одной встречи, войти во внутреннюю связь между собой, мирно ужиться друг с другом; надо было много времени и много усилий, чтобы эти противоположные элементы успели слиться между собой путем взаимных уступок и комбинаций и составить основу для правильного общежития, обеспечивающую его дальнейшее развитие. Поэтому и после эпохи переселения борьба между началами, создавшими западное общество, ничуть не успокаивается; только с поверхности исторической жизни она переходит в глубь общественных отношений и составляет содержание целого периода, простирающегося от VI до XI в. и получившего в истории имя варварской эпохи. Характеристической чертой этого периода является хаотичность, неопределенность политического строя и всех общественных отношений: христианство еще только начинает привлекать к себе новые племена и ведет еще борьбу с язычеством; старое римское население живет рядом с варварскими пришельцами, сохраняет свои особенности и противится слиянию с победителями; древние римские учреждения перемешиваются с первобытными формами варварства, и понизившаяся в эпоху переселения образованность едва успевает спасти себя от натиска невежества; сами правители новых племен колеблются между двумя предстоящими им путями, то пытаясь воссоздать формы римской жизни, то снова возвращаясь к варварским нравам и понятиям: всюду слышится непрекращаемое движение, глухая, но упорная борьба. Этой неустойчивости, этой хаотичности общественного быта много способствует еще недостаточно упрочившаяся оседлость племен; к VI в. бурное движение племен утихло, но не исчезло совсем; оно продолжается еще вплоть до XI в., заканчивающего собой эту эпоху, и совершается то из глубины Германии, то из Скандинавии. Во второй половине VI в. в Италию приходит новое племя лангобардов и подчиняет ее себе; целые толпы варваров время от времени переходят Рейн и врываются в Галлию. Британия подвергается непрерывным нашествиям ютов, англов, саксов и датчан; в X в. целое племя норманнов захватывает северный угол Галлии и в XI в. переплывает в Англию и прочно водворяется здесь; наконец, в том же веке весь Запад поднимается вместе, чтобы идти в поход на неверных, в далекую Палестину, для освобождения Гроба Господня. Это постоянное движение племен, непрерывно обновляющийся наплыв ■ германцев останавливали правильное развитие и всякий раз уничтожали начинавшие с течением времени возникать более или менее прочные формы жизни, приводя все в прежнее состояние — хаоса, колебания и шаткости. Но и среди этого брожения, среди постоянно вновь начинаемого развития рано обозначаются некоторые главные направления в образовании государственных и общественных форм, вырабатываются некоторые общие начала, приведшие к повсеместным одинаковым результатам. В начале варварской эпохи мы напрасно стали бы искать каких‑либо прочных государственных или национальных образований; в то время в Европе не было ни Римской империи, ни новых существующих теперь народов; были только различные германские племена, занявшие земли Римской империи и составившие из себя и покоренного населения ряд варварских государств, не имевших ни прочных основ, ни стройных форм быта. К концу же этой эпохи, т. е. к IX в., после продолжительной борьбы, разнородные элементы, нагроможденные на европейской почве, вступают в постоянные комбинации, часто независимо от воли организаторов или даже прямо вопреки их стремлениям, мало–помалу создаются более или менее твердые формы жизни, и в разнообразии противоположных явлений становится заметным единство начал и гармонии. Пятивековая борьба не проходит даром; плодом ее являются, с одной стороны, новые национальности Западной Европы, выделившиеся из монархии Карла Великого, с другой — та своеобразная система, составившая основу дальнейшего развития Запада, т. е. феодализм, из которой и образовался современный политический, юридический и экономический строй западных народов, и католицизм, наложивший особую печать на их умственную и нравственную жизнь. Поэтому указанный период времени мы можем назвать еще периодом сложения главнейших западно–европейских народностей и смешения тех элементов, которые определили собой их жизнь; после IX в. в Западной Европе мы уже не видим резкого антагонизма между римскими, германскими и христианскими началами; они уже сжились между собой, приспособились одно к другому, и результатом‑то этого приспособления и явились новые народы Европы с католическо–феодальным строем жизни.