Бхагаван Раджниш - Мудрость песков. Беседы о суфизме Страница 24

Иисус был убит, потому что верблюды очень разозлились. Он говорил на ином языке, крайне непонятном для них. Для их ушей это звучало бессмыслицей. Этот человек – безумец! Только подумайте, в мир, полный верблюдов, приходит лев и начинает говорить – ни один верблюд его не поймёт. Когда Иисус был убит, его ученики, двенадцать апостолов, были верблюдами. А он был ребёнок, говорящий на языке льва. Апостолы же были верблюдами, они создали христианство. И когда верблюды создали христианство, оно стало мировой религией.

У ребёнка нет собственного языка, невинность бессловесна. Поэтому ребёнок вынужден говорить на языке льва из необходимости. Это – самый близкий язык, который он может найти для самовыражения.

Это случилось во времена Будды. Будда говорил на языке львов. Страна была в таком состоянии, что там было много львов. Это была высшая точка, это был пик. Это не было тёмной долиной, то был освещённый солнцем пик. В прошлом тысячелетиями Индия исследовала истину, искала, что это такое и как достичь её. Многие понимали Будду– Его ученики не были верблюдами, они были львами. Ученики Иисуса были верблюдами. Иисус был ребёнок, говорящий на языке львов. Когда Будда умер, его последователи были упрямы, они не шли на компромисс с верблюдами. Их подкупали, их убеждали, но на компромисс они не шли. Они продолжали рычать. Буддизм был искоренён в Индии. В конце концов верблюды уничтожили его.

Когда буддистам пришлось уйти из Индии, они, наконец, поняли урок: если ты хочешь существовать как религия, ты должен говорить на языке верблюдов. В Китае они оставили рев Будды. В Японии, Корее, на Цейлоне, в Бирме они начали говорить на языке верблюдов. Махаяна – это «рев льва». Хинаяна – это перевод языка льва на язык верблюдов. Так буддизм распространился по всей Азии. Случилась странная вещь, буддизм родился в Индии, но исчез оттуда, а вся Азия стала буддийской.

Мало кто говорит на языке ребёнка, у такого Учителя никогда не бывает много учеников. Можно собрать большие массы народа вокруг себя, пользуясь языком верблюдов, можно собрать интеллигенцию вокруг себя, говоря на языке львов. Кришнамурти, говоря на языке львов, собирает вокруг себя интеллигенцию. Лао-цзы или Рамана говорят на языке ребёнка. Их никто не понимает, но никто и не убивает, никто не распинает их. Никто не понимает их, никто не следует за ними, никто не беспокоится о них. Их считают хорошими людьми, немного эксцентричными, поэтами, безумцами. Порой люди приходят к ним, потому что быть около таких – приятно, но они не творят никакого беспокойства в мире. Лао-цзы пришёл и ушёл, не оставив следа. Рамана пришёл и исчез, следа не осталось.

Таковы три языка. Я говорю на всех языках. Поэтому вы найдёте вокруг меня все виды людей: верблюдов, львов и детей. Поэтому я кажусь очень противоречивым. Я не могу быть последовательным. Когда я говорю верблюду, я говорю на его языке, когда я говорю со львом, я рычу, когда ко мне приходит ребёнок, я смеюсь, улыбаюсь и сижу с ним молча.

Такой эксперимент раньше не проводился: никто не говорил на трёх языках, потому что это беспокойно. Один язык хорош, потому что есть последовательность. Со мной вы никогда не будете в уверенности, вы всегда будете в замешательстве. Но это замешательство я использую как средство. Если верблюд в замешательстве, он начнёт превращаться во льва, потому что в крайнем замешательстве начинается рост. Если в замешательстве лев, он начинает превращаться в ребёнка, так как вы растёте, когда находитесь в большом замешательстве. Когда вы не понимаете, почему вы находитесь там, где вы есть, вы начинаете расти, вы начинаете искать более высокие пики: может быть оттуда будет виднее? Я привожу вас в замешательство намеренно. Я привожу в замешательство верблюдов, я привожу в замешательство львов, а вот детей нельзя привести в замешательство, они поймут. Они способны понять, что противоречия – вовсе никакие не противоречия, так только кажется оттого, что я говорю на трёх языках.

Поразмыслите над этим.

Здесь, со мной, не думайте о словах. То, что я несу вам, не в словах, а в паузах между ними. Моя весть не в том, что я говорю, а в том, что я есть. Мою весть нельзя свести к теориям и системам. Либо вы переживёте её вместе со мной, либо вы её упустите. Это живое явление. Когда меня не будет, вы начнёте глядеть в книги и станете раздражаться и сердиться на меня, потому что почувствуете, что всё упустили.

Питайтесь от меня, пока я здесь, опьяняйтесь мною, растворяйтесь во мне. Отдайтесь этой тайне, которая открывается вам, и тогда появится возможность не умереть в стадии личинки, стать гусеницей и, наконец, превратиться в бабочку.

Растите крылья! Лелейте великую мечту о взращивании крыльев. В вас есть потенциал, вы – семя. Великое может произойти в вас. И только когда вы расцветёте, вы узнаете, что такое Бог и что такое истина.

5. Оазис существует в вашем сознании

Первый вопрос:

Вы сказали, что путь суфиев – это путь любви. Но почему у них так много разных методов?

Из-за личинок, верблюдов.

Верблюды нуждаются во многих методах. Они умеют доверять только методам. Они верят только в технологию. Они совсем как машины, роботы. У них нет видения запредельного. Их сердца ещё спят. С проснувшимися сердцами они станут львами, а с проснувшейся душой – детьми.

Так обстоят дела. Личинки, или верблюды, нуждаются в разнообразных методах. Львы нуждаются только в одном методе: либо любовь, либо осознание. А ребёнок вовсе не нуждается в методах, он уже дома и ему некуда торопиться, некуда идти.

Суфии – это люди на пути любви. Любовь не имеет техники, любви самой по себе достаточно, но для этого должно действовать сердце. А у верблюда сердца нет. Личинка понятия не имеет, что такое сердце, что такое чувство, что такое любовь. Ей это и не снилось. Личинка никогда не мечтает о том, чтобы стать гусеницей, точно так же гусеница не мечтает о том, чтобы стать бабочкой.

Две гусеницы ползли по травке, когда неожиданно над ними пролетела бабочка. Они взглянули наверх, одна толкнула другую и сказала: «Не хотела бы я там оказаться даже за миллион долларов».

Личинка не может допустить, что нечто возможно. Ничего не возможно. Личинка живёт в закрытом мире, за стенами. Эти стены должны быть разбиты. Чтобы их разрушить, нужны методы.

Личинку приходится почти вытаскивать из этой тюрьмы. Свободу ей приходится почти навязывать. Она боится свободы, она боится крыльев, она боится неба. Она живёт с закрытыми глазами, она остаётся внутри себя, она не верит, что связи возможны. А мир полон личинок и верблюдов.

Из сострадания, из любви суфии говорят о разных методах. Если вы понимаете, никакой метод не нужен. Тогда есть либо осознание, либо любовь. Тот, кто следует осознанию, не нуждается в иных методах, достаточно одного. Тот, кто следует любви, не нуждается в осознании. Осознание очищает ум, очищает процесс мышления, чистит ваш интеллект. И вы у цели. Любовь очищает ваши чувства, ваше сердце. И вы у цели.

Ребёнок вовсе не нуждается ни в каких методах. Он не нуждается ни в любви, ни в осознании. Ребёнок есть любовь и осознание. Поэтому, если суфий говорит с верблюдом, он будет давать методы, если суфий говорит со львом, он пробудит у льва осознание или любовь, если суфий говорит с ребёнком, он не скажет ему ничего о том, что надо делать. Нет нужды делать что-либо. He-деяния достаточно, достаточно просто существования.

Второй вопрос:

«Что может гуру сделать для нас?»

Вопрос задаёт Сигрид, мать Видьи. Она, должно быть, обеспокоена Видьей и тем, что случилось с ней здесь. Глубоко внутри она настроена забрать дочь отсюда домой. Это естественно. В этом нет ничего плохого. Мать есть мать. Мать любит, заботится, а из-за вашей любви и заботы вы ещё и боитесь: что происходит с вашим ребёнком? Отсюда вопрос о том, что может гуру сделать для вас?

Для вас гуру может сделать две вещи: он может вас разрушить и вас переделать. Он может вас уничтожить и дать вам новую жизнь. Гуру это крест и воскресение!

Те, кто приходит сюда и остаётся посторонним, увидят только крест, потому что воскресение – это внутренний опыт. Крест – это вещь внешняя.

Не заметили ли вы в истории Иисуса, что, когда он был распят, свидетелями тому были тысячи людей. Это было просто: чтобы быть свидетелями распятия, не нужно внутреннего постижения. Тысячи людей, обыкновенных людей, никогда Иисуса не видевших, пришли просто из любопытства и стали свидетелями его распятия. Но когда Иисус воскрес, узнать его сразу не смогли даже его ученики. Первой его узнала Мария Магдалина. Это символично. Это означает, что вам нужно женское интуитивное сердце, чтобы узнать воскресшего.

Затем Иисус пошёл, чтобы найти своих учеников. Они же все разбрелись, размышляя о том, что «всё теперь кончено». Они выжидали, прячась в толпе. Они выжидали какое-то время, потому что надеялись, что случится какое-нибудь чудо. Чудо случилось, но, чтобы увидеть его, обыкновенные человеческие глаза непригодны. Эти глаза могут видеть только разрушение. Чтобы видеть воссоздание, нужны другие глаза. Чудо случилось, говорю я вам, но никто не смог увидеть этого, потому что никто не был готов видеть это. Никто не был достаточно зрел для этого.