Η. О. Лосский - Воспоминания Страница 24

В Цюрихе уже не было никого из моих старых добрых знакомых. Мне удалось найти только старого эмигранта Чернышева. Когда‑то он основал общество „Slavia", которое было впсоледствии закрыто с нарушением устава. Чернышев был так обижен этим, что неизменно каждый год после страстной пропаганды устраивал собрание русской колонии, подробно излагал все дело и требовал суда, который восстановил бы справедливость. Но каждый раз притязания его разбивались о равнодушие более молодого поколения, и обида его росла. Когда я пришел к нему и стал напоминать о наших прежних встречах, он даже не узнал меня. Самый город вблизи университета сильно изменился, интерес мой к месту, где я много пережил в юности, упал, и я отправился в Париж. Людмиле Лосской было в это время уже лет 18. Она была музыкальна, обладала сильным голосом, училась пению и готовила себя к выступлению в операх Вагнера. Роста она была высокого; фигура ее была крупная. Можно было ожидать, что она будет со временем соперничать с Фе- лиею Литвин. Не доставало ей только настойчивости в работе и дисциплины характера. Женихом ее был Михаил Александрович Елачич. Он был человек талантливый, но, как и невеста, характера взбалмошного, с бурными страстями. Трудно было ожидать, чтобы жизнь их протекла мирно. И в самом деле, через несколько лет они разошлись; при этом бурно рассорились из‑за того, с кем будет жить дочь их. Михайл Александрович схватил револьвер, выстрелил в свою жену; пуля скользнула по грудной клетке ее, слегка оцарапав, и прострелила руку Евгении Константиновны, стоявшей рядом.

В Страсбурге я записался в семинарий проф. Виндельбан- да и проф. Циглера и работал в них до Рождества. Хозяйка, у которой я жил, сдавала другую комнату студенту Гансу Гаагу, родом из Штутгарта. Мы с ним очень сошлись. Он занимался изучением истории литературы, а также истории искусства вообще. Он играл на скрипке, написал изящную новеллу и прочитал ее мне. Я, в свою очередь, знакомил его со своею диссертациею и с его помощью перевел одну из глав ее на немецкий язык. Она была напечатана в Zeitsdiriff fur Psychologie und Physiologie der Sinnesorgane 1902 ПОД заглавием „Eine Willenstheorie vom voluntaristisdien Standpunkt".

Почти каждое воскресенье мы с Гаагом предпринимали экскурсии в Шварцвальд или в Вогезы. Предметом экскурсии всегда были не только красоты природы, но и какая- лсбо церковь со старинными иконами, монастырь, замок. Эту зиму проводили в Страсбурге также Александр Александрович Чупров, специализировавшийся по статистике, и Андрей Николаевич Римский–Корсаков, занимавшийся фило- софиею. С ними тоже мы устраивали прекрасные прогулки в Шварцвальде и Вогезах. В одно из воскресений я съездил во Фрейбург, чтобы познакомиться с Генрихом Рикертом. Когда я ему сказал о своем намерении позаняться экспериментальною психологиею у Вундта, он не мог удержаться, чтобы не высказать своего пренебрежительного отношения к этому философу.

Целью моих занятий у Виндельбанда и Циглера было не приобретение знаний, а знакомство с техникою ведения практических упражнений по философии. По мере того, как приближалось Рождество, мне стало ясно, что дальнейшее пребывание в Страсбурге будет для меня совершенно бесполезно. Поэтому я решил поехать после Рождества к Вундту, а на Рождественские каникулы отправиться в Петербург, куда меня тянула и семья, и связь с друзьями, которую я поддерживал, между прочим, перепискою с Людмилою Владимировною.

Рождество я провел в Петербурге в повышенном настоении. Я сказал Людмиле Владимировне, что люблю ее, и получил согласие ее и ее матери на брак. Каждый день мы предпринимали прогулки на Острова, катанье на коньках. Решено было, что свадьба состоится летом в Швейцарии на берегу Женевского озера, и что в конце февраля Людмила Владимировна поедет на две недели в Париж с Верою Ивановною Келлер, чтобы заказать там приданое и приобрести все необходимое для будущей семейной жизни.

В Лейпциге я провел только полтора месяца до конца семестра и принял участие в нескольких экспериментальных работах в психологическом институте Вундта. Для отдыха и обдумывания своей диссертации я любил гулять в лесу Розенталь, где любимейший мною философ Лейбниц обдумывал основы своей системы.

Двухнедельный перерыв между семестрами мы провели в Париже с Людмилою Владимировною и Верою Ивановною. Чтобы полюбоваться морем, мы съездили на два дня в Трувиль, но предприятие оказалось не особенно удачным: море было сумрачное, неприветливое, отели не приспособлены для принятия гостей вне сезона.

Из Парижа я поехал в Женеву к профессору Флурнуа, который интересовал меня тем, что пытался сделать предметом научного исследования сложные загадочные явления душевной жизни. Впрочем, главным мотивом поездки в Женеву было желание подготовить свадьбу и спокойно продолжать работу над диссертациею, которая сильно подвинулась вперед.

Флурнуа был человек привлекательный, с живыми духовными интересами. Также и молодой ученый Клапаред был человек доброжелательный. Он был женат на дочери философа Африкана Спира, русского помещика, эмигрировавшего в 1857 г. и оторвавшегося от своей родины настолько, что дочь его даже не говорила по–русски.

Подготовляя свадьбу, я познакомился со священником о. Николаем Апраксиным. Он прежде долгое время был в Праге, потом в Женеве. На меня, тринадцать лет находившегося вне церкви, о. Апраксин произвел большое впечатление своею добротою и глубокою религиозностью. Его красивое лицо светилось благостностью и было особенно привлекательно во время богослужения. Политические взгляды его были чрезвычайно наивны; всякий либерал, противник абсолютной монархии, принадлежал для него к той же категории людей, что и крайние революционеры. Как водится, он считал евреев зачинщиками всяких движений, разрушительных для государства. Однако, организуя помощь нуждающимся русским, он оказывал ее и евреям, несмотря на свой антисемитизм.

Согласно церковным правилам, за несколько дней до венчания необходимо было исповедоваться и причаститься. Я сказал отцу Николаю о своем неверии, он исповедал меня и разрешил мне не подходить к причастию.

В начале июня приехала моя невеста с матерью, с Адель Ивановною, с М-11е Софи, с двумя Жуковскими и еще одною из учениц гимназии Марусею Галуновою, которую родители отпустили в эту поездку для упражнения во французском языке. Поселились мы в пансионе в Шальи над Клараном, так как решено было, что венчание состоится в маленькой православной церкви в Веве.

Согласно швейцарскому закону, раньше церковного обряда мы должны были заключить гражданский брак в мэрии города Женевы.[15] Венчание происходило в Духов День 16 июня (3 июня по старому стилю) в Веве. Шаферами были старый друг наш С. И. Метальников и новый приятель мой Гааг, приехавший для этой цели на несколько дней из Штутгарта. День был солнечный, маленькая красивая церковь вся в розах, которые цвели в это время, была чрезвычайно привлекательна. Служба отца Апраксина произвела на всех сильное впечатление. Каждую деталь обряда венчания, надевание кольца, хождение вокруг налоя и т. п. он выполнял с силою и внушительностью. Своею службою он пробуждал ясно есознание того, что венчание есть таинство, завершающее и оформляющее духовно–телесную связь, создающее в органическом целом Церкви новое единство, поддерживаемое сверхчеловеческою силою.

Общество, находившееся в церкви, было довольно многочисленное. Кроме упомянутых выше лиц, с нами была старая знакомая Козловых писательница Варвара Васильевна Тимофеева (писавшая под псевдонимом Боловино–Починков- ская), и еще А. Г. Слободзинская с маленьким сыном, который нес икону при вступлении нашем в церковь. После свадьбы все мы отправились в гостиницу в Веве, где в саду был сервирован обед; потом всею компаниею поднялись на фуникулере на Mont Pelerin, там пили чай, любуясь на озеро. Вся компания наша была настроена очень весело; мое приподнятое состояние выразилось в том, что, подписываясь под общим письмом, посланным нами в Россию, я написал свою фамилию с тремя с. Через несколько часов мы, молодожены, отправились в свадебное путешествие по Италии. В тот же вечер мы доехали от Веве до Бэ (Вех), где переночевали в гостинице, а на следующее утро были уже на станции Бриг (Brig) у подножия Симплона. В то время Симплонский туннель еще только строился. Поэтому мы наняли в Бриге лошадей, которые должны были довезти нас до железной дороги в Домодоссола в Италии.

Поездка эта доставила нам громадное удовольствие резкими контрастами, пережитыми в течение одного дня. На перевале Симплона мы находились среди природы полярных стран; там было холодно, пустынно и неприветливо; а к вечеру мы очутились в мягком климате Италии, среди богатой растительности, в воздухе, напоенном ароматами цветов. Особенно поражали красивые статные фигуры итальянцев и итальянок.

Пожив на Лаго–ди–Комо и Лаго–Маджиоре, мы отправились в Венецию, Флоренцию, Рим и Неаполь, увлекаясь му- заями, церквами и сочетаниями красот природы с творениями искусства. В храме св. Петра мы были на богослужении в праздник Апостолов Петра и Павла. Приятно было видеть среди паломников крестьянина, на плаще которого были нашиты раковины. Из Неаполя мы совершили поездку в Помпею, на Везувий и на Капри. Восхождение на Везувий мы сделали из Помпеи верхом на лошадях. Добравшись до крутых склонов вблизи кратера, усыпанных вулканическою пылью, пришлось сойти с лошадей и идти пешком. Ноги вязли в пыли, Людмила Владимировна с проводником шла медленно, а я, сгорая нетерпением увидеть отверстие кратера, побежал вперед. В ту минуту, когда я дошел до края кратера и заглянул вниз, вулкан вздохнул, — издал звук вроде тяжелого вздоха. Проводник сказал, что это не часто случается слышать.