Георгий Чистяков - Размышления о Евангелии от Иоанна Страница 24

Вторая половина 6-й главы Евангелия от Иоанна распадается на четыре части. Начиная с 26-го стиха следует довольно большой текст, который современные издатели разбивают на фрагменты, напоминающие стихотворные строфы, – текст, сильно ритмизованный, звучащий почти как стихи. Это прямая речь Иисуса, которая не перебивается никакими сведениями о происходящих в тот момент событиях. Для Евангелия от Иоанна это типичная ситуация, когда повествовательная часть кончается и начинается длинное слово.

Итак, первая часть этого слова – стихи с 26-го по 31-й, где Иисус говорит о хлебе жизни и практически не употребляет местоимения «Я». Он говорит о хлебе жизни, который дает Отец, но еще как бы и не о Себе. Во второй части – стихи с 32-го по 46-й, – наоборот, Иисус говорит: «Я есмь хлеб жизни». Здесь Он Сам оказывается в сердцевине этого текста и в центре нашего внимания. В третьей части – стихи с 47-го по 52-й – Иисус говорит уже не просто о Себе, но о Своей смерти как об источнике жизни для мира. И наконец, в последней части – стихи с 53-го по 59-й – речь уже прямо, открыто идет о Евхаристии.

«Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие».

За всем этим текстом стоят слова: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое…» и «Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Нова-го Завета…». Значит, здесь уже прямо говорится о Евхаристии, и именно в этой части текста, когда Иисус произносит слово «есть», употреблен глагол «жевать», «грызть», подчеркивающий физический, даже грубо физический, а не символический смысл вкушения хлеба.

Евхаристическое общение есть нечто абсолютно реальное. Но с другой стороны, евхаристическое общение с Иисусом и друг с другом – не магическое средство, как думают некоторые. И об это прямо говорится далее, в 63-м стихе, где Он восклицает: «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (т. е. плоть не приносит никакой пользы). Итак, «Дух животворит», то есть жизнь дает Дух, а не плоть. Здесь употреблено то самое слово, которое многократно звучало выше, – «Плоть, которую Я вам даю», плоть, которая есть средство приобщиться к жизни вечной. Вкушение этой плоти, этого хлеба, если в тебе не дышит Дух животворящий, ничего не дает, в отличие от магического, колдовского средства в первобытных религиях, которое действует вне зависимости от того, хочет этого человек или нет.

Нередко бывает, что люди воспринимают Святые Тайны как нечто магическое, такое, что должно действовать независимо от нашего желания. Иногда можно слышать: «Мне сказали, что нужно причаститься, вот я и пришел». Что это такое – причастие Святых Тайн, – человек знать не хочет, но люди сказали, что нужно причащаться, – и этого ему достаточно. Против такого восприятия сущности Святых Тайн в главе 6-й предостерегает Сам Христос. Поэтому нельзя уподобляться тем людям, которые вносят в христианскую жизнь язычество, пытаясь найти в таинстве Святого причащения магическое начало.

Причащение Святых Тайн – удивительный момент, и каждый человек переживает его по-своему. По-разному приступают к ним и маленькие дети: одни – с сияющими лицами, другие плачут, капризничают. Увы, иногда приходится причащать плачущих детей, потому что матери требуют этого с какой-то непонятной настойчивостью. В то же время и отказать им – больно. Видимо, здесь нужна разумная осторожность. Духовная практика у каждого человека складывается постепенно, и вряд ли по отношению к детям уместны насильственные действия. Не случайно текст, который мы сегодня комментировали, завершается фразой: «Дух животворит; плоть же не пользует нимало». И дальше: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». Значит, литургия, таинство Евхаристии, невозможны без чтения Евангелия – слова, которое говорит нам Сам Иисус. Иными словами, принятие в себя слов евангельских во время литургии столь же значимо, как и причащение Святых Тайн. Одно без другого теряет всякий смысл. Наверное, слова евангельские, если они не закрепляются участием в литургии, уходят, как вода в песок. И наоборот, причащение Святых Тайн, если не услышаны слова Евангелия, становится чем-то лишённым смысла, той сердцевины, o которой говорит нам Христос.

Глава 9 ИИСУС И ГРЕШНИЦА. СВЕТ МИРУ

Восьмая глава Евангелия от Иоанна (К) начинается с рассказа о грешнице – женщине, схваченной во время ее свидания с любовником. На этот сюжет В. Д. Поленов написал свое знаменитое полотно «Христос и грешница», хранящееся в Русском музее в Петербурге. В современных изданиях Нового Завета эта часть восьмой главы – стихи с 1 – го по 11-й – обычно берется в скобки, как и последний, 53-й стих предыдущей, седьмой главы. Дело в том, что названные двенадцать стихов имеются далеко не во всех рукописях Нового Завета. Они отсутствуют в византийских источниках IV – VI вв., их нет ни в одной из греческих рукописей до X в. Никто из Отцов Восточной Церкви: ни Василий Великий, ни Григорий Богослов, ни Григорий Нисский, ни Иоанн Златоуст, ни Ефрем Сирин, ни другие, вплоть до X в., – этот эпизод не упоминает.

Следовательно, если бы мы опирались только на свидетельства христианского Востока, то были бы абсолютно правы, беря эти стихи в скобки или даже вообще исключая их из Священного Писания, как это иногда и делали издатели. Тем не менее, хотя вопрос о происхождении этого текста довольно сложен, в современных изданиях Священного Писания он печатается.

В Вульгате – латинском переводе Библии, выполненном в конце IV в. св. Иеронимом, – он присутствует. Есть он и в других западных латинских рукописях IV – V вв. Если св. Иероним ввел его в Вульгату, у него были на это веские основания. По свидетельству Евсевия, Папий, ученик Иоанна Богослова, об этом тексте тоже знал, пересказывал его, но, к сожалению, тексты Папия дошли до нас только в цитатах. Таким образом, можно утверждать, что рассказ о прощенной грешнице попал в восточные греческие рукописи Евангелия от Иоанна не ранее X в., что в латинских рукописях он присутствует с IV в., что восточные Отцы Церкви его не знали, а западные христианские писатели цитировали.

Но есть еще одно очень существенное мнение о судьбе этого текста. В Евангелии от Иоанна говорится:

«И разошлись все по домам. Иисус же пошёл на гору Елеонскую. А утром опять пришел в храм, и весь народ шел к Нему. Он сел и учил их» (Ин., 7:53-8:1-2).

Если же мы откроем 21-ю главу Евангелия от Луки, стихи 37-й и 38-й, то обнаружим следующее:

«Днем Он учил в храме, а ночи, выходя, проводил на горе, называемой Елеонскою. И весь народ с утра приходил к Нему в храм слушать Его».

Как видим, это практически один и тот же стих. Поэтому разумно предположить, что первоначально рассказ о женщине, схваченной во время свидания с любовником, находился здесь, в Евангелии от Луки, после слов «И весь народ с утра приходил к Нему в храм слушать Его». Именно тут начинался текст «Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину…» и т. д.

Если мы свяжем вопрос о происхождении этого текста с Евангелием от Луки, то некоторые недоумения могут рассеяться сами собой. Во-первых, по языку этот текст не очень похож на Евангелие от Иоанна и больше напоминает Евангелие от Луки. Во-вторых, с точки зрения содержания он блестяще вписывается в третье Евангелие. В центре этого эпизода – женщина, а Евангелие от Луки насыщено женскими образами: Марфа и Мария, пророчица Анна – дочь Фануилова… Женщина, которую привели к Иисусу, – не еще ли одна из этого ряда? И наконец, эта женщина – грешница. Она приближается к Иисусу и получает исцеление от своего греха. Это опять-таки сквозная тема Евангелия от Луки: грешник исцеляется при встрече с Иисусом, при одном только прикосновении к Нему. Вспомним Закхея и благоразумного разбойника, вспомним женщину с алавастровым сосудом из 7-й главы, о которой евангелист говорит, что она была грешницей, но, приблизившись к Иисусу, получила прошение и, главное, исцеление от своего греха, духовное выздоровление. Это типичное для Евангелия от Луки понимание греха как болезни, от которой нужно излечиться.

Таким образом, оказывается, что, хотя во всех без исключения рукописях Евангелия от Луки и в древних рукописях Евангелия от Иоанна этого текста нет, он глубоко укоренен в Новом Завете и не может быть из него изъят. В некоторых поздних рукописях Евангелия от Иоанна этот текст помещен в самом конце, как бы в качестве примечания к основному тексту, – была и такая методика сохранения его в рукописях Нового Завета. Думается, переписчики имели право на это, хотя и знали, что в древних манускриптах его не было.