Романо Гуардини - Господь Страница 25

Но как бы то ни было, нам нужно учесть еще нечто основополагающее. О чем бы ни шла речь – о высоте требования или о слабости человека; о том, все ли могут его выполнять, или только немногие, или, в сущности, никто, о его безусловности или о соотнесении с человеческими возможностями, о строгости или о снисхождении Божием или о чем угодно другом, – все нужно решать в отношении к Богу. А Бог, о Котором говорит сама Нагорная проповедь, – Отец. Именно в связи с этими тревожащими требованиями Иисус так настойчиво говорит о Нем. И притом Он говорит здесь не: «Ваш Отец» а, что случается весьма редко, «Отец твой» (Мф 6.4), Отец того, к кому обращен призыв. Значит Бог здесь – не Всевышний Законодатель, налагающий на людей тяжелое бремя и затем творящий суд над исполнителями Его Закона, но повелевающий в любви и помогающий исполнять. Он Сам приходит к людям со Своей Заповедью и вместе с ними заботится о ее исполнении. Он призывает дитя к согласию с Ним в заботе о Его заповеди. Отец, видящий втайне, знающий каждую нужду раньше, чем она высказана, потому что Его очи предвидящие будущее, направлены на нас. Вот Бог, в соотношении с Которым все должно быть обдумано. Только тогда наши вопросы обретают свой истинный смысл и обетование ответа, который есть сама любовь.

Углубляясь в Нагорную проповедь – чистейшее выражение Христова благовестия, провозглашенного в то время, когда открытая враждебность еще не противостояла Ему, – мы невольно задаем себе вопрос, к кому было обращено это благовествование? Говоря по-человечески, какие существовали возможности для того, чтобы оно было понято?

Мы не намерены здесь составлять историческое повествование, но хотим понять личность и жизнь Господа. Поэтому, хотя и не оставляя без внимания хронологической связи, мы то и дело прерываем ее, забегая вперед или возвращаясь назад, в зависимости от того, что нужно для понимания. Мы и теперь должны предвосхитить кое-что, относящееся, собственно, к более позднему времени.

К кому обращено благовествование Иисуса согласно Его основному намерению? Мы, теперешние, склонны ответить: прежде всего к отдельному человеку, а затем к человечеству вообще. И то, и другое верно, поскольку только со времени Христа существуют и тот отдельный человек, к которому обращается Бог, и призываемое к спасению общечеловеческое целое, независимо от всех различий между народами. Тем не менее, этот ответ нового времени «индивидуалистичен» и одновременно «интернационален» и, чтобы быть действительно истинным, нуждается в очищении и уточнении. Иисус же мыслит исторически, соответственно истории спасения. Он знает, что прежде всего Он «послан к погибшим овцам дома Израилева» (Мф 15.24). Его благовестие обращается в первую очередь к тем, кого Синайский завет связал с Богом, к кому говорили пророки и кого они вели к Мессии: к избранному народу, возглавленному его правителями и сановниками. Это и есть тот народ, который Христос зовет к вере «официально», в полном смысле этого слова: по должности и по посланничеству. Его «Да» принесло бы исполнение пророчеств Исайи: преображающее событие пришествия Царства. Тот факт, что этого не случилось, вернее, отказ народа принять Христа – вот что выходило далеко за пределы вопроса о спасении или гибели отдельных лиц и даже исторических наций. Это было в то же время решением избранного народа – решением человечества. Происходившее затем означало не только то, что благовествование перешло к другим людям, но и то, что с точки зрения истории спасения положение в корне изменилось. Народ не принял Господа, и это было вторым грехопадением, все значение которого, в сущности, может быть понято только на основании первого.

У тех, кто тогда слушал Христа, была за спиной полуторатысячелетняя история, – а это и помогало, и мешало. История Израиля была определена его верой в Бога. Благодаря этому маленький народ устоял перед окружавшими его мировыми державами вавилонян, ассирийцев, египтян, греков. Верой в единого Бога он победил их духовно-религиозные силы, но и застыл в этой вере. Когда затем пришло божественное благовествование Иисуса, и Он открыл глубинный образ Бога совершенно иначе, чем они это себе представляли, они соблазнились. Ради храма и богослужения они претерпели больше, чем может вынести человек, но при этом храм, суббота, обряд стали для них кумирами. Все это обременяло тех, кто слушал Иисуса.

Как отнеслись к Его благовествованию вожди народа? Отрицательно, и притом с первого мгновения. Уже с самого начала мы замечаем испытующие, недоверчивые взгляды «фарисеев и книжников». Повод к критике чаще всего связан с обрядом: в субботу Иисус исцеляет, его ученики срывают колосья, не моют рук перед едой и так далее. Но истинная причина – глубже. Противники Христа чувствуют, что здесь налицо иная, чем у них, воля. Они хотят увековечить Ветхий Союз. Господство Бога должно быть установлено в мире, и притом, через избранный народ, конечно, воздействием Духа, Свыше, но как победа Ветхого Союза, утверждающая его навеки. Когда же они замечают, что этот Равви не говорит ни о храме, ни о Царстве Израильском, что Он ставит под вопрос мир и ценности земного существования и возвещает абсолютно свободные деяния Божий, они чувствуют, что Его дух – не их дух, и не успокаиваются, пока не убирают Его со своего пути. Так поступают фарисеи, строго верующие, националистически настроенные консерваторы. Их противники, ненавидимые ими саддукеи, либерально настроенные, стремящиеся к прогрессу и находящиеся под влиянием греческого образования, сначала вообще не обращают внимания на этого мечтателя. Но когда движение начинает их тревожить, они на короткое время объединяются со своими презираемыми противниками и содействуют устранению опасного лица.

А народ? Несостоятельность предводителей должна была бы побудить его подняться и сделать то, о чем дает некоторое представление вход Господень в Иерусалим: воспринять уроки Духа, обетованного пророком Иоилем для мессианских времен (3.1-5 см. также Деян 2.16-21); народ должен был признать Посланца, «Благословенного Господа» и проявить свою верность Ему, но этого не происходит. Правда, у народа есть влечение к Иисусу. Он приходит к Нему, ищет помощи в своих бедах, прислушивается к Его словам, восторгается Его чудесами. В определенных ситуациях он ощущает мессианскую тайну и хочет провозгласить Его царем. Однако, поведение народа непоследовательно. Уже в самом начале, в родном городе Иисуса, Назарете, прорывается такая зависть к Нему, что Его пытаются убить. (Лк 4.16-30). Когда Он позже, в стране Гадаринской исцеляет одержимого и при этом гибнет свиное стадо, Его начинают считать опасным и просят удалиться (Лк 8.27-37). В Самарии на пути в Галилею, Его принимают дружелюбно (Ин 4.1-2), но когда Его путь ведет в обратном направлении, в ненавистный им Иерусалим, они не впускают Его в свой город. (Лк 9.51-56). Народ несомненно чувствует нечто глубокое и важное, но чувствует это смутно. Его чувства не выливаются в ответственные действия. Ему нужен был бы учитель, способный объединить эти неопределенные, невыявленные чувства, но такого нет. Казалось бы, кто-нибудь из учеников или друзей Иисуса мог бы перебросить мост от Него к народу, объединить сердца и побудить их к решению, но они боятся и ничего не предпринимают. Таким образом, народ беззащитен и фарисеям легко переманить его от восторгов при встрече Иисуса у ворот Иерусалима к отпадению в Страстную Пятницу.

Политические же власти проявляют безразличие. Действительная власть в руках римлян. Пилат вообще узнает об Иисусе только из доноса. Сначала он видит в пленнике одну из многих беспокойных голов того времени. Потом он начинает замечать в этом пленнике нечто особое – ведь в ту эпоху мысль, что на земле могли бы появиться сыны богов или высшие существа, не была невероятной. Тогда ему становится страшно и он пытается освободить Иисуса, но, в конце концов, уступает давлению обвинителей.

Кроме того, существуют зависящие от Рима местные властители, среди них – четвертовластник Гали-леи Ирод, непосредственным подданным которого был Иисус. Облик его становится ясным при чтении Евангелия. Это мелкий восточный деспот, один из вассалов Римской империи, каких тогда было много. Он испорчен и слаб, но все же не без глубоких душевных движений; ведь он любил беседовать с Иоанном, которого заключил в тюрьму, и задумывался над его словами. Но это – не та глубина, которая опирается на силу характера: из-за легкомысленно данного честного слова он приказывает казнить Иоанна. Когда до него доходит слух о деятельности Иисуса, им овладевает суеверный страх, что Иоанн появился опять (Лк 9.7-9). Однажды Иисус говорит о нем, когда фарисеи Ему заявляют, что Он должен уйти, потому что Ирод хочет Его убить: «Пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу» (Лк 13.32). В ходе суда Пилат отсылает Пленника к властителю Его страны. Он хочет проявить вежливость по отношению к этому последнему и вместе с тем надеется избавиться от беспокоящего его дела. Когда потом Иисус отвечает молчанием на навязчивые вопросы Ирода, тот начинает издеваться над Ним и отсылает Его назад в шутовском наряде. Оба же носителя власти, раньше враждовавшие, становятся теперь друзьями (Лк 23.12).